"Луи Арагон. Страстная неделя (роман) [И]" - читать интересную книгу автора

саблю... Ничем он не отличался от, скажем, Клермон-Тоннера или, например,
Крийона, а манерами мог затмить любого графа Удето, бывшего пажа, с виду
обыкновенного мужлана, или даже герцога Беррийского, бесшеего коротышку...
да и кто бы подумал, что такой молодец, пяти футов шести дюймов росту, как
и полагается мушкетеру, - обыкновенный разночинец? А галуны на обшлагах и
отворотах!
Внезапно Теодор заметил перед собой чуть-чуть правее, на фоне
грязно-серого неба, над гребнями крыш, арку радуги, которая одним своим
концом уходила вниз и скрывалась между домами, касаясь земли где-то
неподалеку от Сены, возможно на площади Карусель, в том странном и
причудливом квартале, где были дворец и сад Тюильри... "Что за
безвкусица!" - вдруг подумал Теодор. И хохотнул. Впрочем, давным-давно
известно, но слишком яркие тона не по душе живописцам... Вот уже много
месяцев, как он не посещал выставок, не заглядывал даже в мастерские
художников. Не бывал в галерее Лувра, над которым сейчас нависла радуга.
Хотя он каждый день отправлялся в Гюильри, но место его было в том дворе,
куда уходила другим своим концом радуга, где были кони и пустоголовые юнцы
в алой, богато расшитой форме. Ах да, ведь как раз нынче закрывается Салон
1814 года, там, позади Cen-Жсрмен-л'Оксеруа... Нынче вечером или завтра
начнут снимать со стен полотна.
От резкого порыва ветра защелкали, застучали ставни. Всё вдруг снова
стало мрачным. Трик, пройдя по набережной, вступал на мост Людовика XVI.
Площадь по ту сторону реки, катившей желто-серые воды, была, несмотря на
непогоду, забита людьми.
Со стороны Елисейских полей расположились войска, составив ружья в
козлы, и на них глазели зеваки, вышедшие погулять в воскресный день. Со
стороны дворца выстроились зеленые и красные егеря. И угрюмо-тревожная
толпа вливалась в сады Тюильри... Всадник на мгновенье попридержал на
мосту Трика и, полюбовавшись каменными конями работы Кусту, перевел взгляд
на коней Куазевокса. Но, услышав предостерегающие крики кучера проезжавшей
мимо почтовой кареты, поспешно посторонился.
Что за славный малый наш Теодор, высокий, плечи чуть покатые, овал лица
удлиненный, но голова небольшая, негустая оородка, переходящая в
бакенбарды, усы значительно светлее волос, скорее рыжеватого оттенка,
огромные глаза под неестественно прямыми надбровными дугами и
ресницы-совсем девичьи, что так не вяжется с его внешним обликом, -
длинныедлинные ресницы, когда он их опускает, - словом, удивительная смесь
буйства и нежности. И конечно, англоман, как считали себя англоманами все
его сверстники из неприязни к Империи. Англоманы буквально во
всем-завзятые любители английских трубок, английских тканей, английского
бокса с грузчиками и конюхами.
Хотя мать и не передала ему английскую кровь, он, как и Орас, товарищ
его первых прогулок верхом, сын старого жокея, научившего Теодора понимать
красоту коня, он, как и Орас, был истинным денди, и один бог знает, какие
мечты унаследовал он от своей матери, часами грезившей у окна их руанского
дома на Аваласской улице и так и не принявшей сердцем Парижа, где она
скончалась в первых числах нового века, когда семья перебралась на
жительство в столицу. Истинный денди, и сейчас весь его дендизм был
направлен на верховую езду. Быть может, даже больше, чем от отца Ораса,
юркого южанина, жокея, старавшегося казаться хоть на дюйм выше, Теодор