"Луи Арагон. Молодые люди" - читать интересную книгу автора

семьей тетки, приютившей его вдобавок к своим восьми соплякам. Его идеи...
такое же чудо, как и его громадный угловатый костяк, который, помилуй бог,
никак не мог сформироваться из пищи, что перепадала ему в том голодном
возрасте, когда его двоюродные братья барабанили по разбитому ночному
горшку, а самый младший, с печальной мордочкой и скрутившимися в бечевочки
вихрами, серьезно расхаживал, держа большую ветку без листьев, словно
скипетр с растопыренными пальцами... Работа спасла от рахита и сделала
крупным и костистым этого тощего от природа мальчишку, она же вложила ему в
башку мысли, и они копошились в ней, как крысы. С малых лет работа бросила
его в гущу мужчин. Марсель сам нарастил себе мускулы, скрепившие его длинные
кости. Он сам выработал свои идеи, и они должны были свести воедино грубые
факты окружающего его мира. Идеи жестокие, как и сама жизнь. Но в его жизни
властвовал ужас перед войной - о ней все еще говорили, на нее ссылались,
чтобы объяснить все, даже необъяснимое: несправедливость, труд в поте лица,
зимы без огня; говорили о войне, бросившей позади себя людей, подобно
собаке, бросающей обглоданные кости, об этой войне, которая была бы
последней, если бы с умом взяться за дело, чтобы у будущих Марселей было
совсем иное детство, книги для чтения, отец, как у всех, и мать, мирно
живущая до старости... И тогда настанет день, когда человек не будет убивать
человека.
А Элизе это ничуть не заботило! Он-то не любил своих близких. Он
презирал их за то, что у них нет состояния, за их показное благоденствие
пенсионеров, за то, что они не сумели обеспечить ему беззаботную жизнь, что
захотели сделать из него только крестьянина. Он ненавидел землю, этот
бесконечный, однообразный труд. Мальчик он был хилый, никто бы не подумал,
что он вырос в деревне. Его мать, женщина весьма ограниченная, напичкала его
множеством суеверий и долгое время держала при себе, вдали от людей. Этот
запоздалый ребенок, родившийся через пятнадцать лет после ее дочери,
служившей теперь на почте, ходил весь закутанный в теплые шали, бледный,
диковатый. Он преследовал животных и бил их без всякой причины, крича: "Эй,
ты! Эй, ты!" - не зная, чем еще заняться. Не стоит спрашивать, откуда
взялись у него идеи. Идей у него не было. Были только мечты. Смутные,
бесконечные мечты. Всегда одни и те же. С ними он и вырос.
Если и было что-нибудь общее у этих трех мальчиков... Но я как
корзинщик, плетущий косички из соломы, когда между двумя крепкими
соломинками ему попадается одна гнилая; какая же утомительная игра -
сплетать три разные судьбы, однако это вовсе не игра: вы ведь не можете, как
я, видеть зажатый в раму край плетения, вы не видите далекого горизонта, где
на мгновение скрестились три взгляда... Вы не видите крови, хотя она одного
цвета у всех.
Словом, если и было что-нибудь общее у этих трех мальчиков, то,
пожалуй, только некоторая склонность к мечтам. Мечты их были так же не
похожи, как и волосы, то было фантастическое отражение одного и того же
мира, но всем трем он представлялся совершенно по-разному. Как Элизе или
Марселя мог привлекать порядок, озаривший ярким светом мечты Ги? Светом,
сделавшим счастливым его детство и бросившим цветные блики на натертую до
блеска мебель в его доме? Понятно, он хотел, чтобы такой порядок, как у его
матери, утвердился повсюду. Добрый порядок, водрузивший Христа над роялем,
зажиточность, смешанную с добротой. Отец Ги был человек справедливый,
насколько может быть справедливым богатый человек. Мать говорила с сыном о