"Мария Арбатова. Мне 40 лет " - читать интересную книгу автора

будто отъезд из столицы по месту назначения отца не был ее собственным
выбором.
Если память потереть пальчиком как переводную картинку, то Муром, это
квартира в доме "сталинского барокко" и политическая карта мира игрушечных
цветов, к которой отец подносит меня на руках. Это китайская скатерть с
шелковыми вермишелями по краям, которые можно заплетать в косички и получать
за это по пальцам, апельсиновый абажур, обнимающий чайное пространство
стола... Муром - это плетеная соломенная кровать на лоджии, где меня кладут
спать днем, высокие плетеные соломенные сани, на которых няня Фрося катает,
а точнее, роняет меня с горы. Это запах пекущихся плюшек с корицей и шинель
наклонившегося ко мне отца, отдающая табаком и горьковатым одеколоном.
- Я потеряла все, но в Муроме у меня были настоящие друзья, - говорит
мама. Настоящие друзья - это офицерские жены в витиеватых шляпках. Это тетя
Маша Демина, литсотрудник местной газеты и поэтесса, жена первого секретаря
райкома, в честь которой я названа. Она приходит купать меня в серой
жестяной ванночке, напротив угольной печки, пылающей в ванной комнате:
Маша - старшая подруга и наставница мамы, первый раз за двадцать девять
лет оторвавшейся от родителей. Через семнадцать лет старший сын Маши станет
помощником генерального прокурора СССР, и, попав в милицию как "вылитая
хиппи, дать как следует в рожу, вся дурь то и выйдет", я буду пользоваться
его именем для сбережения физиономии, чести и достоинства.
Он станет генералом юстиции, пишущим талантливые стихи и читающим Гете
по-немецки километрами. Пока он студент. А мой отец в подполковничьих
погонах преподает курсантам марксизм в церкви, переделанной под учебную
аудиторию, в связи с чем мой брат все детство считает его попом.
Непонятно, как сложилась бы моя биография, родись я в Москве, где детей
прививали от полиомиелита. Но, вероятно, отцу по судьбе было необходимо
оказаться в другом городе, подальше от могилы сына от первого брака и
разбитой жизни первой жены.
Плохо представляю, как выглядят сорокалетний военный преподаватель
марксизма и двадцативосьмилетняя девушка из хорошей еврейской семьи, попав в
Муром. Я пытаюсь поселить их силуэты внутрь утопающего в зелени и церквях
городка, в провинциальные застолья с домашними эклерами и бурным исполнением
"По диким степям Забайкалья", в трепетное чтение толстых литературных
журналов, еженедельные походы в кино. Добавить нянек, домработниц, денщиков,
друзей, соседей, кота...
Но я почти не верю в счастливые браки между людьми, выросшими в разных
слоях. Все пространство партнерства они постепенно отдают под борьбу за
истину, пока не устанут, не деградируют и не перейдут в пространство
усталости, которое еще в меньшей степени окажется пространством партнерства.

Представление о времени всегда основано на представлении о
пространстве. Чтобы вспомнить город на ощупь, я приехала в Муром через
тридцать пять лет. Мы с мужем нашли желто-розовый, сказочно-итальянский дом
и присели на скамеечку со старушками. Одна вспомнила: "Жила такая семья.
Сам - военный, жена, сын, а вы были маленькая, вас еще няня в высоких
саночках возила".
Новая хозяйка пустила в квартиру, оказавшуюся значительно меньше
квартиры воспоминаний. И почти ничего не совпадало в этих квартирах, кроме
солнца, играющего на кухонных стенах. А с балкона из-за выросших деревьев