"Ирина Арбенина. Чертова баба [D]" - читать интересную книгу автора

улицам и собирала подаяние. Потом усложнила задачу: стала заходить в храмы
и просить у батюшек пожертвовать на монастырь, а потом ей пришло в голову,
что можно озадачить такими просьбами и мирских. Так начались ее поездки.
По сути дела, все эти "командировки" Ефимии, ее поистине ювелирные
операции по добыванию денег на прокорм обители, были вдохновенными
импровизациями, правда, подкрепленными уже некоторым опытом и расчетами.
Так, она уже знала, что не следует заранее договариваться с потенциальным
спонсором по телефону, предупреждать о своем визите и раскрывать суть
дела: следует явиться как снег на голову. Все случаи, когда она
предупреждала о своем визите, обычно заканчивались неудачей: ей либо
отказывали, либо пожертвования были ничтожны. Всякие "неверующие"
секретари, референты и прочие советчики сеяли зерно сомнения в душе своего
начальника, которого Ефимия желала обратить на путь истинный, и
отговаривали от доброго дела.
Главное для Ефимии было - встретиться и поговорить с самым главным, с
тем, кто решает, потому что сами начальники обычно Ефимии никогда не
отказывали. Ну а уж потом... Дела обычно у жертвователей шли после
посещения Ефимии так хорошо, что они становились постоянными добровольными
спонсорами обители.
Вот и нынче Ефимия плыла из волжского города, где очень удачно
провела переговоры с директором крупного автомобильного завода... В
результате этой встречи завод пожертвовал монастырю "Газель". Очень
удобный и экономичный автомобиль - именно то, что нужно монахиням для
хозяйственных разъездов.
Недаром умные люди наставляли Ефимию перед отъездом, объясняли:
"КамАЗ" вам, сестры, не нужен. Просите "Газель".
На душе у Ефимии было тепло и радостно. Дела шли неплохо: путь,
который они с дочерью избрали шесть лет назад, был правильным и их
прозрение чудесным.
Когда дочка Валентины Петровны, так прежде в миру звали послушницу
Ефимию, провинциальная девочка-отличница в четвертый раз не поступила на
истфак МГУ, Валентина Петровна поняла, что своими силами ей не справиться.
По-видимому, у девочки началась тяжелейшая депрессия, которая могла
закончиться неизвестно чем... Жанна перестала почти разговаривать,
замкнулась в себе. И кто ведает, какой мрак и отчаяние были у нее тогда в
душе. Не она первая: такие неудачи на пороге юности, когда человеку так
нужен успех, ломали многих наивных провинциальных отличниц, наставляемых
своими не менее наивными учителями: "Ну, если не такой умнице, как ты,
Жанночка, учиться в университете, то кому?!"
Но, видно, озарило тогда Валентину Петровну - она зачастила вдруг в
церковь. Батюшка попался очень добрый и отзывчивый, он внимательно слушал
ее горькие рассказы о дочери и, наконец, сказал: видно, таков путь твоей
Жанны - ей двадцать четыре года, она не крещена, не искушена миром...
Приведи.
Валентина Петровна хорошенько помолилась перед разговором с дочерью -
и - о, чудо! - Жанна согласилась пойти в церковь сразу.
"Какая умная у вас дочка - говорить с ней одно удовольствие", -
хвалил Жанну батюшка, и сердце Валентины Петровны преисполнялось
гордостью. После четырех лет унижений и неудач, этих ужасных приговоров,
которые, по сути, выносили ее дочери университетские экзаменаторы, похвалы