"Константин Арбенин. Дон Гуан, как зеркало мировой революции " - читать интересную книгу автора

что вся наша личная жизнь - сплошное блядство. И если бы только личная!
Блядство - во всем. Блядство на всех уровнях и в любых сферах, блядство как
таковое - без нравственных оценок и морализаторских выводов. Блядство как
контрреволюция.
109. Лучший отдых - перемена партнера.
110. У меня есть подруга. У тебя есть друг. У твоего друга тоже есть
подруга. У моей подруги тоже есть друг. У этого друга есть подруга. У этой
подруги есть друг. У того друга тоже есть подруга. У той подруги тоже есть
друг... И так до изнеможения. Все немножечко спят. Так, дремлют. И все
гадают: замкнется - не замкнется?
111. Спящие люди - либо нужно через них перешагнуть, либо прилечь сбоку
и уснуть за компанию. Тормошить, будить их - увы, бесполезно и бессмысленно.
Лицо спящего человека - это гримаса искренности.
112. От женщин, которые не хотят за меня замуж, я ухожу. От женщин,
которые жаждут этого, - убегаю.
113. Вот там, господа заседатели, моя революционная щепетильность. - Я
готов простить женщине, если она изменила мне, но никогда не прощу измены
моим принципам!
114. Такова природа моего магнетизма - в конце концов я отталкиваю то,
что сам притянул слишком близко.
115. Что наши чувства? Всё, в сущности, боль. Не более.
116. Я говорю, а жизнь сдерживает мое слово. Когда-то я сказал или даже
поклялся, что полюблю только одну женщину, которая будет достойна моих
комплиментов. И вот - встретил тебя. В очередной раз сработал Закон
Бумеранга.
117. Замкнулось! У друга есть подруга. У подруги есть я. У меня есть
ты. Чтобы оказаться вместе, понадобился длинный витиеватый путь живого
кровосмешения... Но у тебя тоже есть друг, а у меня тоже есть подруга... Все
это, как судьба однажды сворованной вещи, - её будут воровать вновь и вновь.
118. Он прокрался за нею в прихожую. Хотелось успокоить ее, но гораздо
сильнее было желание просто побыть с нею еще хотя бы несколько секунд
наедине. Он что-то прошептал, она ответила: "Спасибо", - и сделала то
движение, тот жест, который так его изумил и измучил. Изумляющим - и
прекрасным - было то, что спустя каких-то три минуты, когда он, уже
распрощавшись, прокручивал в мыслях всю сцену, то никак не мог вспомнить,
как именно это жест выглядел, в чем заключалось это движение? В памяти
осталось только приятная суть происшедшего. И он понял, что произошло чудо-
форма бесследно растворилась в содержании.
119. Мои друзья, которые холодно отзывались о тебе, перестали быть
моими друзьями. Твои друзья, косо смотревшие на меня, сделались моими
врагами. Твой брат оказался моим недругом. Твой лучший друг стал моим
злейшим врагом.
120. Могильщик Пьер советовал мне: "О врагах - либо хорошо, либо
ничего."
121. Командор был типичный homo moratus - человек порядочный.
Аккуратный, непьющий, с синицами в руках, румяной лысиной, занятиями
спортом, здоровыми запросами, карманной сметой, букетами из трех гвоздик,
планами на два поколения вперед, погибшим первым браком и вызывающей
безликостью... Меня унижала сама мысль, что ты можешь стать пунктиком этого
перечня. Я должен был разрушить вашу крейцерову пастораль, хотя бы уже из