"Константин Арбенин. Дом в конце тоннеля" - читать интересную книгу автораюаней, подумаешь, я ежемесячно перечислял на твой счет в четыре раза больше.
А ты обиделся. Теперь я точно это могу сказать: да, ты тогда обиделся. Знаешь, зря: у тебя сбой, у меня сбой - всего-то программный вопрос. А что в результате? В результате именно с этого момента началось наше с тобой недопонимание. Так очень часто бывает с лучшими друзьями: они настолько исчерпывают друг друга, что чувства засыхают в их душах, и первая ничтожная мелочь вдруг высекает искру ненависти. Они начинают дуться друг на друга и раздувают эту искру до настоящего пожара. Дружба выворачивается наизнанку и становиться сначала соперничеством, а потом и враждой. А в нашем случае был еще и катализатор - то самое масло, которое древние добавляли в огонь. Катализатором была она. И мысль привести в дом женщину пришла мне как раз после этой нашей размолвки. Нет, конечно, у меня был ты, но ты - это совсем другое. Ты - друг, помощник, ты никогда не возразишь и не откажешься выполнить мою команду. А человеку этого мало, человеку нужно, чтобы ему возражали. Истину он умеет добывать только в споре, в поединке, в бойне. Человек рождает истину, убивая себе подобных или самого себя. Вероятно, поэтому все наши истины такие сомнительные. Комфорт утомляет человека, душа требует диссонансов. И вот я, человек, привел ее - женщину, королеву диссонансов, царицу размолвок, богиню скандала. И все в тебе встало на свои места, то есть перевернулось с ног на голову. Ты не представляешь, как я волновался, когда решился вас познакомить. Мне очень важно было, чтобы между вами возникла симпатия, чтобы ты принял ее, чтобы она тебя полюбила. Я так тщательно готовил ее к этой встрече, объяснял, как ты мне дорог, рассказывал, что ты для меня значишь. И, видимо, быстро ваши отношения перешли границы дозволенного. Да, поначалу на вас было просто смешно смотреть: ах, как она обустраивала тебя, как украшала всякими штучками, как дарила тебе модные новшества! Ах, как она нежилась в твоих креслах, как подкла-дывала поленца в твой камин! Ах, ах, ах. И это она-то - та, которую воспитали отец с матерью, которая знать не знает, что такое быть пасынком своего дома, которая жилище называет не иначе как "место жительства"! А ты и рад был - все шире разевал свой бесстыдно-алый рот, все больше и больше обдавал ее теплом, уютом, глазел на нее своими жадными зеркалами. Мне бы тогда догадаться, чем все это чревато, а я, дурак, радовался, умилялся ее домовитости и твоему гостеприимству. Впрочем, гостем она никогда не была. В том-то все и дело, что я не разменивался на гостей, - я сразу привел тебе хозяйку. В первую же нашу ночь я посвятил ее во все тонкости домоуправления, раскрыл пароли и коды, и сдал, так сказать, не только дела, но и позиции. С чего началось, ты помнишь? Мне кажется, что с окон. Я люблю, когда за окнами лето, а она предпочитала позднюю осень. Мы начали пререкаться, потом быстро успокоились, решили, что окон много, пусть у меня в кабинете будет лето, у нее в спальне - осень, а в гостиной мы запрограммируем что-нибудь нейтральное или даже включим "объективку". Вроде бы, все разрешилось. Но остался осадок, который очень быстро всплыл: в истории с нашим любимым композитором она уже проявила характер. Она твердо заявила, что не выносит "средневековых германцев", и все мои возражения, что средневековье сильно позднее, а Шнитке - вовсе не германец, результатов не возымели. Она упорствовала, говорила, что это невозможно слушать, что ее укачивает даже от |
|
|