"Василий Иванович Ардаматский. Возмездие (Роман) " - читать интересную книгу автора

говорить о России, которая известна только ему, о ее будущем, которое он,
Савинков, пока еще не очень ясно, но все же видит в тумане грядущих времен,
а тут - деньги. Он несколько раз повторил: - Оставьте... оставьте... - И,
помолчав, продолжал, снова быстро воспламеняясь: - В России зреют совершенно
новые силы антибольшевизма, и я имею об этом совершенно достоверные данные.
- Почему же мы не имеем этих данных от вас?
- Боже мой! - трагически сцепил руки Савинков. - Да вас же подобная
информация никогда не интересовала. Вам подавай количество убитых
коммунистов или заговор русских генералов в городе Пскове, а то, о чем я
говорю, вы назвали бы теоретической чепухой.
- Вы все-таки расскажите, - попросил Гакье. Ему действительно хотелось
узнать, что за данные получил Савинков. Более того, хотелось даже заранее
поверить в особое значение этих данных. Ему самому осточертели парижские
спасатели России, все эти великие князья и дряхлеющие генералы.
Савинков остановился у окна и смотрел на узкий, темный двор. Не
оборачиваясь, он сказал:
- Я могу назвать, к примеру, полученное мной на днях письмо русского
офицера, который теперь служит в Красной Армии. Он пишет своему другу о
душной атмосфере жизни, о мечте дождаться очистительной грозы, которая смоет
с русской земли большевистский мусор. Более того... - Савинков повернулся к
Гакье и, скрестив руки на груди, продолжал, сам уже почти веря в то, что
говорил: - Мы располагаем письмом коммуниста, который пишет брату, тоже
коммунисту, о своем полном разочаровании в политике. Теорию коммунизма он
называет абстракцией, которая выглядит еще более дико на фоне реально
развивающейся новой советской буржуазии, вызванной к жизни самим Лениным.
Мосье Гакье, я разрешаю вам доложить своему начальнику, что мы - Союз Защиты
Родины и Свободы - делаем ставку теперь и на это.
- Хорошо, я доложу все это, - негромко сказал Гакье и вдруг спросил: -
Скажите мне, только откровенно: вы не устали? Морально, конечно.
- Нет, - тихо ответил Савинков. - Я вообще не знаю, что такое
усталость, особенно когда речь идет о политической борьбе...
Они вполне корректно простились. Сначала ушел Савинков, минут десять
спустя - Гакье.
Савинков шагал по улицам с легкой душой, охваченный любимым с детства
ощущением: неприятное дело позади, можно ни о чем плохом не думать. И он был
доволен собой - он хорошо провел этот опасный разговор.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Возвращаясь утром из парикмахерской, Савинков на своей улице столкнулся
лицом к лицу с высоким мужчиной средних лет. Бормоча извинения, он сделал
шаг вправо, но мужчина тоже сделал шаг в ту же сторону. Он смотрел в глаза
Савинкову и как-то странно улыбался, не то он извинялся, не то выказывал
иронию. Савинков никогда не видел этого человека, но по светло-серым глазам,
по широкой кости лица, по бородке лопаточкой, по всей манере держаться, по
этой, черт возьми, улыбке он решил - это русский.
- На два слова, господин Савинков, - тихо по-русски произнес
незнакомец. - Вы, как всегда, домой? Разрешите, я вас провожу?
И они пошли рядом. Савинков хотел было возмутиться, потребовать, чтобы