"Александр Арефьев. Были и былички " - читать интересную книгу автора

ненароком углядел сумму в счете, поданном моему американскому партнеру за
съеденную картинную галерею, понял, каких жертв требует наслаждение
подлинным искусством.
С японской кухней я познакомился в других странах, так, к величайшему
моему сожалению, и не побывав в этой стране грез (я-то и в Институт стран
Азии и Дальнего Востока в свое время поступал в надежде изучать японский).
Но главное отличие японских кулинаров от
Бога (прошу прощения за ляп - от Будды), как я понял от китайцев, в
том, что те могут вам приготовить конфетку из гуано местной птицы и вы ни в
жисть не догадаетесь о происхождении сырьевого продукта.
Японцы же, напротив, так подчеркнут суть смака продукта, что то же
самое гуано покажется вам слаще меда.
Чтобы понять размер японского кулинарного фанатизма, стоит лишь
напомнить об одном блюде - рыбе-собаке, больше известной под названием фугу.
В ее мол*о*ках, икре, коже, а особенно в печени содержится
нервно-паралитический яд, в 1200 раз сильнее цианистого калия. Смертельная
доза человека - 1 г, противоядия не существует.
Съевшие фугу и оставшиеся при этом живыми японцы со слезами умиления на
глазах пытаются передать ощущение внутреннего комфорта и чуть ли не
равнозначного сексуальному возбуждение. Не хочу навязывать вам свою точку
зрения, но при всем моем кулинарном любопытстве я все же предпочел бы
альтернативный вариант безопасного секса.
Отменными кулинарами считаются на Востоке и вьетнамцы. Особенно хороши
у них лягушки. Ох, уж эти лягушки-квакушки, мечта любого гурмана. Некоторые
их виды, например, лягушка буйволиная, достигают размера средней курочки и
весят до килограмма. Надо сказать, что, в отличие от китайских кулинаров,
вьетнамцы более гуманны в приготовлении лягушачьих блюд. Те считают
необходимым предварительно содрать с лягушки шкурку и дать ей поплавать, еще
живой, в кастрюле с водой. Вьетнамцы же, видимо, из жалости шкурку ей
сохраняют. В
Ханое в мое время лягушка считалась пробным камнем для новоприбывших.
Их угощали лягушачьим блюдом, называя полевой курочкой, а в конце застолья
ошарашивали правдой-маткой. Кончалось либо смехом до слез, либо отпаиванием
водкой, а то и валерьянкой.
Хорош у них и кофе местных сортов, но крепости столь необычайной, что
лучше идет со сливками. А совершенно божественный вкус у кофе, сваренного из
зерен, предварительно скормленных хорьку (ну т. е. им, хорьком, выкаканных).
Такой не каждому предложат, да и стоит он ого-го. Есть у вьетнамцев и свои
вина, но не виноградные, а фруктовые, вкусней всего из слив. Причем
настаивают их от десяти до двадцати лет. И на чем, вы думаете? Не поверите,
наверно, но на скорпионах, морском коньке и жучках-тараканчиках.
От Камбоджи навсегда остался в памяти непревзойденный вкус лягушачьего
супа с цитроном. Готовят его в своеобразном агрегате, называемом "кон дао"
(остров) и похожем на наш самовар. На трубу с поддоном с тлеющими угольями
надевается плоская кастрюля, в которой суп варится, и все это подается на
стол. Варево насыщенного изумрудно-зеленого цвета, густое как илистая вода в
застоялом болотце, и лягушачьи лапки, всплывающие промеж пузырей как
последний привет утопающего. Вкус нашего рассольника, но поядреней и
подушистее.
Едят его, как и все остальное, палочками, но предварительно налив себе