"Нора Борисовна Аргунова. Не бойся, это я! (рассказы) " - читать интересную книгу автора

Когда мне было двенадцать лет, я жила у родных на даче. Каждый день с
утра я уходила в лес. Иногда захватывала ружьё - лёгкое духовое ружьецо,
которое можно заряжать одной дробинкой. Я ничего не знала об охоте, но
воображала себя следопытом, охотником и страстно хотела кого-нибудь убить.
Однажды я сидела в лесу. Это был саженый бор, где сосны стояли рядами,
а земля между ними устлана хвоей.
Вдруг я увидела белку. Рядом со мной на объёмистом пне она лущила
шишку. Я начала медленно нагибаться к ружью, лежащему на земле. Казалось,
белку не испугает моё движение, но она оставила шишку и взбежала на сосну.
Тогда я поднялась, взяла ружьё. Высоко на сосне белка улеглась вдоль
ветки, была еле видна - я скорее угадывала в тёмной полоске живое существо,
которое, вероятно, наблюдало за мной.
Начинался ветер, деревья мерно раскачивались. Поставив ружьё на плечо,
запрокинув голову, я долго целилась, водя мушкой вслед за сосной. Разве
можно попасть дробинкой в едва приметную тень, которая плавает над тобой из
стороны в сторону в сгустившихся сумерках?
Выстрел... И вот она стала падать. Я смотрела, как, тяжело ударившись
о сучок, белка задержалась на секунду, перевалилась, полетела, стукнулась о
ветку.
Она медленно падала, а я смотрела, не подозревая, что всю свою жизнь
буду видеть это грузное мёртвое падение.
Она свалилась к моим ногам. У неё ещё подрагивали веки. Дробь попала
ей точно в сердце.
Я взяла белку поперёк тела, обвисшего, тёплого, и понесла. На опушке,
где посветлее, я села, стала её рассматривать. И тут заметила, что из
одного маленького соска у неё высочилась капля густого молока...
Много лет прошло с тех пор. Прошлой весной я была в командировке в
таёжном краю. Возвращаясь из лесу в посёлок, я присела возле ельника
отдохнуть. Ельник ещё стоял в снегу, в спину мне дуло холодом, лицо овевал
тёплый ветерок. Промытый снеговой водой, песок на тракте был чист и ярок
по-летнему.
Я собиралась встать, но успела сдержаться. Три белых зайца паслись
напротив. Два, пощипывая траву, удалялись, а третий начал пересекать
дорогу. На коротких передних ногах и длинных задних, ныряя то носом, то
кормой, он шёл прямо на меня. Остановился, дожёвывая, у разделявшей нас
сухой проталины. Меня он за живую не принял и спокойно ступил на проталину.
Только когда я шевельнулась, заяц стал смотреть на меня. Сложенные в
трубку уши наклонились, развернулись, и казалось, он смотрел и ушами.
Боязливо вытянувшись, подрагивая на задних напряжённых ногах, заяц
понюхал мои сапоги. Подобрался. Подумал. И томно потянулся, оттопырив
хвост, выгнув спину.
Зажмурясь, он зевнул. Прилёг на живот, встряхнул обеими передними
лапами, упрятал их куда-то в себя, в белую пуховую муфту на груди.
Нахохленный, без шеи, с заложенными на спину ушами, он превратился в
солидного, немолодого. Странно его длинное меховое лицо, азиатские
дремлющие глаза по бокам головы.
Он засыпает, и всё у него начинает подёргиваться: дёргаются веки, уши,
в нервном движении тело. Сон длится мгновение. Вот поднимаются уши,
раздвигаются веки. Зрачок сужен, глаз безумно выкачен, на лице ужас. Зрачок