"Игра без правил" - читать интересную книгу автора (Эдвардс Робин)

12

Уже после трех недель репетиций Коди начал замечать ощутимую перемену в отношении Джун Рорк к труппе. Хотя она по-прежнему была все также требовательна, насмешливо-язвительный и уничижительный тон исчез. Все с облегчением отмечали благие изменения, даже несмотря на постоянное стремление Джун к совершенству. Как и предрекала Джун, ее никто не любил за исключением Коди. Он видел ее насквозь, и чем больше наблюдал за ее работой, тем выше ценил ее одержимость и преданность делу. Его страхи за успех спектакля постепенно рассеивались. Но было в Джун что-то еще, что настойчиво притягивало к ней Флинна.

– Ладно, давай попробуем сначала.

Джун закурила новую сигарету и поспешно спрятала зажигалку в карман, надеясь, что никто не заметил ее дрожащих рук. Она перевела взгляд с Коди на Лилиан Палмер, сидевшую на диване в бутафорской гостиной на сцене. Художники и рабочие сцены все еще устанавливали декорации, задники, всевозможные подъемники и платформы, которые будут готовы не раньше чем через месяц. А пока актерам приходилось использовать обветшалую мебель, подобранную в магазинах утиля и в Армии спасения и в беспорядке расставленную по сцене.

– Сначала, Эван. – Она взглянула на Коди. – Перед сценой признания покажи, как тебя раздирают противоречия. Помни, ты любишь эту девушку, но мысль о ее матери мешает тебе в этом признаться. По крайней мере сейчас.

– Понял.

– Занавес, – приказала Джун и резко махнула рукой.

Коди глубоко вздохнул и положил руку на плечо Лилиан.

– Кэсси, ты ошибаешься на мой счет. На самом деле все не так, как кажется. Разве ты об этом не догадываешься?

Кэсси – Лилиан резко повернулась, стряхивая его руки.

– Брось, Эван. Я видела, как ты обманул мою мать. Не надейся, что я легко дамся тебе в руки.

Коди обошел диван и остановился напротив Лилиан.

– Поверь мне, это не так. В том нет моей вины – это твоя мать меня околдовала. – Затем он в отчаянии отвернулся от нее. – Да, я ухаживал за ней, это правда. Но у меня не было выхода!

– Не делай из меня дурочку! – воскликнула Кэсси. – Это ты отнял у меня отца, ты заставил его заниматься всеми этими дурацкими махинациями! Я не вижу большой разницы между тобой и тем подлецом, что нажал курок пистолета, убившего его. Вы оба украли его у меня.

– Нет! – с жаром возразил Эван. – Теперь ты передергиваешь факты. Да, Дэниэл Фрэнкс был моим деловым партнером, но тебе известно так же, как и мне, что он любил свою компанию, как женщину.

– А ты тем временем занимался любовью с моей матерью? – гневно бросила она.

Коди выдержал паузу и замер вполоборота. Следуя инструкциям Джун Рорк, он должен был показать, как в нем бушуют страсти. И уже тише продолжал:

– Только до того, как я по-настоящему узнал тебя. Я не люблю ее. И не знаю, любил ли вообще. Иногда мне кажется, что, возможно, единственной причиной, по которой она встречалась со мной, было желание вернуть любовь твоего отца, дать ему понять, что он пренебрегал ею. И тобой.

Кэсси вызывающе посмотрела ему в лицо.

– Неправда!

– Не надо так меня ненавидеть, – умолял Эван. – Не о ней все мои мысли. – Он приблизился к Кэсси на шаг. – Когда ночью я лежу в кровати, бессонно уставившись в потолок, не ее лицо является мне в темноте.

– Скажи лучше – во тьме твоего воображения, – возразила она.

– Возможно, – признал он, – но это не имеет значения. – Приблизившись еще на один шаг, он остановился. – Я вижу твое лицо.

– Что? – нахмурилась она. – Да ты сумасшедший!

– Пусть так, – Эван сжал ее руки выше локтя. – Я долго не решался признаться в этом ни тебе, ни себе, ни кому-либо еще. Но я не могу больше ни спать, ни есть. Все, о чем я могу думать, – это только о тебе. Я не надеюсь, что ты сейчас сможешь понять меня, Кэсси. Но перед тем, как уйти, я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. Мне нужно вырвать из груди эту занозу или умереть. Только о тебе я думаю. Только ты мне нужна. Ты единственная из женщин, которая имела безрассудную смелость быть со мной честной, а не заигрывала с моим состоянием и положением в обществе. Ты – настоящая женщина. И я хочу тебя. – Он помолчал, в то время как на лице Кэсси отразилась вся степень потрясения от столь неожиданного признания, а затем добавил: – Я люблю тебя, Кэсси.

Она замерла, не в силах произнести ни слова.

Эван наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Она смущенно отвернулась, прикрывая лицо рукой.

– Уходи, Эван. Оставь меня в покое. Я… хочу остаться одна.

– Не могу, – признался он, положив голову ей на плечо. – Я не могу оставить тебя одну. И незачем притворяться. Ты чувствуешь то же самое. Разве ты не позволила мне тебя поцеловать? Скажи.

– Пожалуйста, оставь меня, – мягко попросила она.

Он нежно поцеловал ее в затылок, вежливо кивнул и двинулся прочь. Коди остановился у края занавеса и, быстро обернувшись, отыскал глазами Джун. Та в оцепенении не отрывала глаз от Лилиан. Коди улыбнулся: неужели ей все-таки понравилось?

– Ну как? – громко спросил он.

Сердце Джун Рорк бешено колотилось. Она не знала, что было тому причиной – валиум, принятый ею накануне, или же только что услышанные ею слова. Они прозвучали совершенно по-новому, будто в первый раз. Коди говорил о любви, и именно этих слов Джун ждала всю свою жизнь. Никто и никогда не оказался из-за нее перед выбором между любовью и смертью. Никто и никогда не терял из-за нее сон и аппетит. Случится с ней что-либо подобное? Наступит ли день, когда какой-нибудь мужчина посмотрит ей в глаза и произнесет эти самые слова? Нервная дрожь сотрясала ее тело.

– Джун? – еще громче окликнул ее Коди.

Она рассеянно взглянула на него и, быстро спохватившись, сказала:

– О, прошу прощения… я просто задумалась. В-вы оба сыграли отлично.

Лилиан с любопытством на нее посмотрела.

– Нам повторить?

Джун нервно затянулась сигаретой и поспешно отвернулась.

– Нет, все было отлично. Передайте Джулии и Мэтью, чтобы были на месте через пять минут. Лилиан, на сегодня ты свободна. Коди, ты остаешься.

Лилиан с улыбкой посмотрела на Коди:

– Ну, слава Богу, кажется, получилось.

Звук стукнувшей двери позади сцены привлек внимание Челси, внимательно наблюдавшей за Коди. На пороге со спортивной сумкой на плече появилась Ронни де Марко. На ней была тонкая кожаная куртка, плотно облегавшая ее великолепную фигуру. Ронни поздно вернулась с ленча, но выглядела скорее недовольной, нежели смущенной из-за опоздания. Ронни очень повезло, что ее еще не вызвали, решила Челси, а то ей бы досталось от Джун.

Коди обернулся и увидел Челси.

– Эй, ты и этот светловолосый парень – вы следующие. После пятиминутного перерыва.

– Отлично, – откликнулась Челси, все еще разглядывая Ронни.

Лилиан Палмер кивнула Челси и направилась в артистическую привести себя в порядок. От Челси не укрылось, каким холодным, ненавидящим взглядом проводила ее Ронни де Марко. Едва Лилиан скрылась в узком коридоре, как та поспешно подбежала к телефону-автомату, висевшему на стене, опустила монету и набрала номер. Челси с любопытством наблюдала, как Ронни что-то быстро и возбужденно тараторила в телефонную трубку. Когда Ронни повесила трубку, Челси недоуменно пожала плечами и направилась на сцену, где ее уже ожидал Брайан.

В маленькой тесной артистической Лилиан в последний раз взглянула на себя в огромное настенное зеркало, освещенное мягким светом, затем быстро накинула куртку и взяла сумочку. Она повторила выражение лица, которое ей так удалось во время репетиции сцены объяснения.

Репетиции проходили как нельзя лучше. После многолетней работы в мюзиклах Лилиан была рада настоящей драматической роли. Это давало шанс блеснуть именно ей, а не композитору. А она всегда любила блистать. «Точный удар» была лучшей пьесой из тех, что она читала за многие годы, и Лилиан не сомневалась – эта роль принесет ей третьего «Тони». Ее актерский талант расцветал день ото дня. Сегодня ей хотелось поскорее попасть домой, принять горячую расслабляющую ванну и затем не спеша подготовиться к приходу Коди. Он обещал повести ее на танцы. Боже, сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз танцевала! Какое это, должно быть, прекрасное ощущение!

Оказавшись на улице, Лилиан остановилась и всей грудью вдохнула вечерний воздух. Он был наполнен сырым, привычным запахом кирпича и металла, выхлопных газов и канализационных люков, заводским дымом и ароматами тысяч ресторанов вперемешку с дыханием миллионной толпы, приправленным духом уличных ларьков с хот-догами и сухими крендельками. То был запах Нью-Йорка. Может, для кого-то он и был лишь отвратительным зловонием невывезенного мусора или гигантского города-монстра, медленно разлагающегося изнутри, но Лилиан Палмер любила его. Для нее на земле не было места лучше, чем Нью-Йорк.

Легко ступая по аллее, ведущей от служебного входа театра к шумной центральной улице, Лилиан внезапно остановилась, заметив двух типов, неожиданно появившихся из-за мусорных контейнеров. Ее сердце учащенно забилось при виде этих двух пар глаз, враждебно устремленных на нее. Оба незнакомца были в джинсах; на том, что повыше, была усыпанная серебристыми заклепками кожаная куртка, на другом – истрепанная джинсовая безрукавка и красная бандана, повязанная вокруг головы. Изрезанное шрамами лицо высокого скрывала густая черная борода.

Почувствовав неладное, Лилиан ринулась обратно к служебному входу. Эти парни явно не походили на поклонников, поджидавших своего кумира в надежде на автограф. Театральная дверь была всего лишь в каких-то двадцати ярдах. Но грохот кованых ботинок стремительно нарастал за ее спиной. В ужасе Лилиан что есть сил закричала. Когда же до двери оставалось совсем немного, грубые руки схватили ее, отрезая путь к спасению. Огромная лапища зажала рот, и Лилиан могла лишь глухо стонать, в панике моля глазами о пощаде. Жестоко выкрученная за спину рука причиняла нестерпимую боль, наполнявшую глаза слезами.

Зажатая стальной хваткой типа с красной повязкой, она с тревогой наблюдала за бородатым, в любое мгновение ожидая нападения. Ужас и отвращение почти парализовали Лилиан. Она надеялась, что эти двое были наркоманами, которые хотят отобрать у нее кошелек, а не насиловать ее прямо здесь, на холодном асфальте аллеи. Она чувствовала зловонное дыхание державшего ее человека, судя по всему, не отличавшегося особой чистоплотностью. Лилиан была на грани обморока. У нее мелькнула мысль, что хорошо бы сейчас же отключиться и очнуться уже потом, где-нибудь в больнице, когда весь этот кошмар будет позади. Но избавления не наступило. Холодный страх удерживал ее в полном сознании.

Она попыталась бороться, но державший ее бандит только усилил хватку. Обжигающая боль в плече заставила ее затихнуть. С трудом пытаясь унять дрожь в теле, Лилиан безмолвно наблюдала, как бородач обшарил ее карманы и принялся копаться в сумочке. Слабая надежда на то, что весь этот ужас – не более чем простое ограбление, придала ей сил. Она устремила полный отчаяния взгляд на бандита, умоляя его взять, что ему нужно, и поскорее отпустить ее. Парень порылся в сумочке, вытряхнул все содержимое на землю. Отшвырнув пустую сумку в сторону, он взял только бумажник и чековую книжку и запихнул все это к себе в карман. Лилиан молила Бога, чтобы этим все кончилось.

Но бородач запустил руку под куртку и извлек складной охотничий нож. От ужаса Лилиан чуть не лишилась чувств. Она снова попыталась закричать, но издала лишь слабый стон. У Лилиан подогнулись колени, и она начала медленно сползать на землю, но обжигающая боль в плече заставила ее из последних сил удержаться на ногах. Бородатый приблизился к ней еще на шаг: раздался щелчок, и в свете фонаря угрожающе блеснуло длинное лезвие. Каждый нерв в ней напрягся от ужаса, а в мозгу пульсировала лишь одна мысль: только бы этот кошмар быстрее закончился.

Волосатая рука бородача рванула застежку на ее куртке, и бандит похотливо уставился на тяжело вздымавшуюся грудь Лилиан. Затем не спеша он задрал на ней майку и одним движением распорол ее до самого воротника. Слезы бессилия хлынули из глаз Лилиан, ручьями стекая по грязной ручище, крепко зажимавшей ей рот.

Бандит самодовольно оскалился. Ловким движением он подцепил острием лезвия тонкую перемычку, соединявшую чашечки бюстгальтера, и через мгновение они легко распались, обнажив ее прекрасную грудь. Дьявольский хохот эхом прокатился по пустынной аллее. Она почувствовала, как напарник бородатого с любопытством заглядывает ей через плечо, стараясь получше разглядеть обнаженные груди. Сил для сопротивления больше не осталось, и Лилиан смирилась с тем, что сегодня здесь, в темной аллее позади театра «Юниверсал», в двух шагах от многолюдного Бродвея, так нелепо закончатся ее дни. Невидящим взглядом она уставилась на заросшую густой бородой физиономию, все еще похотливо глазевшую на обнаженную, уязвимую женскую плоть.

Даже когда холодный клинок уперся ей в горло, а рука бандита беспрепятственно тискала груди, Лилиан с покорностью жертвы не сводила глаз с насильника. Сталь лезвия была обжигающе-ледяной. Клинок скользнул по ее шее и описал дугу вокруг обеих грудей. Но он не вонзился в нее, пока не вонзился. Лилиан увидела, как бородатый, вволю позабавившись с ножом, схватил его зубами, ловко, как пират, и накинулся на нее, тиская ее беззащитное, пронизанное болью тело грубыми мозолистыми руками. Ужасающая сцена развеселила его приятеля: наверное, в самых кошмарных снах – если когда-нибудь она снова сможет видеть сны – Лилиан будет преследовать этот зловещий хохот.

Бородатый неожиданно кивнул своему приятелю, и она почувствовала, что летит лицом прямо на грязный асфальт. В эту секунду внутренний голос шепнул ей, что если бандиты до сих пор не отняли у нее жизнь, значит, она выживет. Они могут надругаться над ней, причинить боль, изрезать на куски или покалечить, но если они до сих пор не убили ее, значит, она будет жить. Этот слабый проблеск надежды и поддержал в ней последнюю искру разума, готовую померкнуть в ее изнуренном страданием мозгу.

Парень с красной повязкой тяжело навалился на нее, придавив к холодному острому гравию. Она содрогнулась от боли.

– Поищи себе другую работу, сука, – мрачно произнес бородач у нее над головой.

Раздался хруст гравия под ботинком, и Лилиан провалилась в бездонную пропасть чудовищной боли, пронзившей ее тело. Все поплыло перед глазами, в горле отчаянно запершило, и слезы покатились по щекам прямо в грязь. Лилиан чувствовала, что источник боли находится где-то между левым коленом и лодыжкой. Более сильной боли ей не приходилось еще испытывать. Даже в детстве, когда она сломала руку, упав с велосипеда… Должно быть, бородатый прыгнул на нее сверху. Лилиан стошнило на асфальт, и рвота забрызгала руки державшего ее бандита.

– Черт! – прорычал он, вытирая руки о джинсы.

Лилиан, задыхаясь, хватала ртом воздух – легкие горели, ногу жгло, грудь ныла от синяков и ссадин. От мучительной, сводящей с ума боли Лилиан была на грани обморока. Она попыталась закричать, но лишь извергла новый поток рвоты, перемежающийся с захлебывающимися слабыми стонами.

– Переверни ее, – вонзился в ее сознание голос бородатого.

Его приятель грубо перевернул Лилиан на спину; от невыносимой боли Лилиан пронзительно закричала, но ее голос сорвался, перешел в хрип, кровь ударила ей в лицо, готовая прорвать стенки сосудов.

Сталь сверкнула как молния у нее перед глазами, и в следующее мгновение ее лицо обожгла чудовищная боль – одну щеку, потом другую… Топот тяжелых ботинок удалялся, пока наконец не затих в конце аллеи. Они ушли. Несмотря на невыносимое страдание, Лилиан испытала чувство облегчения. Ее не изнасиловали. Она все еще жива. Только теперь она поверила, что выживет. Она обязательно должна выжить.

С трудом справившись с онемевшей ногой, Лилиан приподнялась на локте и взглянула на свое тело. Ее грудь являла собой сплошной кровоподтек. Четырехдюймовый порез от камня или осколка стекла шел поперек живота. От такого зрелища тошнота снова подступила к горлу. Левая ступня оказалась вывернута под совершенно невозможным углом – вероятно, она не изменила положения даже после того, как Лилиан перевернули на спину. На брюках расплылось огромное алое пятно.

Что-то липкое струйкой стекало на грудь. Лилиан увидела, что вся перепачкалась в свежей крови. По-видимому, рана была где-то на лице. Осторожно перекатившись на бок, Лилиан поднесла к лицу почти безжизненную руку.

Пальцы нащупали рваные края двух ужасных порезов, тянувшихся по обеим щекам от ушей к носу. Дрожащая рука бессильно упала, и Лилиан увидела, что ее пальцы перепачканы свежей кровью, как перчатки хирурга.

– Помогите! – из последних сил закричала она.

Мысль о том, чтобы умереть от потери крови на грязном асфальте после всего, что она перенесла, повергла Лилиан в отчаяние.

Она продолжала кричать еще несколько минут, прежде чем пришла к выводу: необходимо принять решение, от которого будет зависеть ее жизнь. Если она останется лежать здесь, то может пройти несколько часов, прежде чем ее найдут; а к тому времени она вряд ли будет жива. Если же она попытается доползти до дверей, то наверняка не сможет их открыть, а если будет стучать – то никто не услышит, поскольку сцену отделяет просторный холл, приглушающий все звуки улицы. Так что единственный выход – выбраться через аллею на Бродвей и попросить о помощи у кого-нибудь из прохожих.

Отсюда до Бродвея более чем сто ярдов.

Крик боли вырвался у нее из груди, когда она перевернулась на живот, но через несколько минут неподвижности мучительная боль утихла и нога онемела. С помощью здоровой ноги и рук Лилиан могла медленно ползти по мостовой, как истерзанное животное, глухо стеная от боли, пронзавшей ее тело при каждом движении. Когда ей оставалось преодолеть каких-то десять ярдов, отделявших ее от многолюдной улицы, силы изменили великой Лилиан Палмер. Руки, стертые в кровь, отказывались ей служить, левая нога безжизненно волочилась. Когда-то прекрасное тело Лилиан теперь было нещадно изодрано об асфальт и казалось сплошным кровавым месивом.

Она лежала, устремив беспомощный взгляд на шумевший всего в несколький шагах поток пешеходов. Все, что могло ее спасти, – так это голос, с отчаянием взывающий о помощи. Сильный голос Лилиан всегда был главным орудием ее ремесла, а соединенный с изысканной интонацией и выразительной пластикой покорял сердца миллионов. Но сейчас, когда она лежала в грязи, взывая к равнодушной толпе, он впервые изменил ей. Иногда кто-то из прохожих замечал ее, но тут же брезгливо отворачивался и ускорял шаг; другие были настолько увлечены разговором, что вовсе не обращали внимания на угасающую человеческую жизнь. Один или двое даже остановились, с секунду разглядывали ее и в конце концов решили не ввязываться. Через час голос Лилиан совсем ослаб, но она еще некоторое время с отчаянием всматривалась в равнодушный поток фарисеев и левитов, которому не было до нее никакого дела.

Собрав последние силы, Лилиан отчаянно крикнула и рухнула на холодную грязную мостовую. Она так и не узнала, сколько времени прошло, прежде чем добрый самаритянин наконец протянул ей руку помощи. Но сквозь пелену, застилавшую ей глаза, она все же почувствовала прикосновение сильных рук, услышала повелительный голос, отдававший приказания; расслышала даже слова «скорая помощь». Эти слова ее успокоили. Но лучше этих слов был какой-то запах, очень знакомый запах. Постепенно она различила сладкий аромат хлеба и горчицы. Он исходил от продавца хот-догов, заботливо склонившегося над ней. Какой это был прекрасный запах! И это было последнее, что запомнила Лилиан перед тем, как потерять сознание.