"Елена Арсеньева. Маленькая балерина (Антонина Нестеровская, княгиня Романовская-Сьрельницкая) " - читать интересную книгу автора

не строгих правил, и уверял, что никогда, ни до, ни после, Грузия не
доходила до такого расцвета во всех областях своей жизни: поэзии, музыке,
строительстве и государственном управлении. Он отмечал заботу царицы о
церквах, которые она снабжала книгами, утварью, ризами...
Прочитав эту брошюру, Татьяна полюбила святую и блаженную царицу
Тамару, помолилась ей, любившей и защищавшей Грузию, за ее прямого потомка -
князя Багратиона. И вскоре государь разрешил Константину вернуться и
увидеться с Татьяной в Крыму.
1 мая 1911 года в Ореандской церкви, построенной моим дедом, братом
императора Александра III, был отслужен молебен по случаю помолвки Татьяны и
Багратиона. Этот день был днем празднования святой царицы Тамары, о чем
знала одна Татьяна.
К несчастью, Константин погиб. Татьяна осталась одна, и, когда ей
удалось покинуть Россию, она приняла постриг. Митрополит Анастасий
неожиданно дал ей имя Тамара. Теперь она неразрывно связана со своей
небесной покровительницей.
Мадам Мьель так громко дышала, что Гавриил Константинович понял: она с
трудом удерживает умиленные рыдания. Вот еще только слезы клиенткам он не
вытер! И князь поторопился сменить тему, заговорив о других фото:
- Это я в Швейцарии - ездил туда на лечение. У меня, знаете ли, всегда
были слабые легкие... А здесь Ливадия, Крым, я лечился и там. Вот
Нижегородский кремль... А это Третьяковская галерея в Москве... Здесь мне
девятнадцать лет. Я стал офицером и получил - к своему удивлению - целый
набор орденов, кроме тех, что выдавались членам нашей династии за
многолетнюю государственную службу или за доблесть в бою. Мы с братом
Иоанном приняли участие в церемонии, когда все офицерские школы Петербурга
сдавали экзамен на офицерское звание, а потом государь произнес речь, в
которой среди прочего призвал новоиспеченных офицеров быть суровыми и
справедливыми с подчиненными. О, вот интересное фото, взгляните. Я был в
Севастополе и познакомился там с полковником Генерального штаба Одинцовым,
начальником авиационной школы. После осмотра школы мне предложили полетать
на аэроплане. Я с радостью принял это заманчивое предложение. Пришлось снять
саблю, а вместо фуражки надеть шлем. Аэроплан был совсем открытый, и меня
привязали к сиденью. Пилотом был известный летчик Ефимов. Было немножко
страшно, но очень приятно. Мы поднялись на шестьсот метров и пролетели над
кладбищем, по направлению к которому двигалась похоронная процессия. Я хотел
перекреститься, однако было страшно отнять руку от жердочки, за которую я
держался, но я все-таки перекрестился. Когда Ефимов стал спускаться, у меня
захватило дух, как на качелях. Я был в восторге, что мне удалось полетать!
Гавриил Константинович хотел показать мадам Мьель еще кое-какие снимки:
он на параде в честь столетия Отечественной войны 1812 года, в Мраморном
дворце, где жила семья великого князя Константина Константиновича, на
трехсотлетии дома Романовых в русском костюме - на том балу все были только
в русском национальном платье необыкновенной красоты! А вот он получает
диплом Александровского лицея о высшем образовании, затем несколько
фронтовых фотографий... Однако мадам Мьель решительно прошла к другой стене
и с лукавой улыбкой уставилась на фотографию миниатюрной девушки в коротком
платьице, украшенном цветами. У нее была точеная фигурка, пышные волосы,
веселая улыбка и прелестные ножки, которые были высоко обтянуты завязками
балетных туфель.