"Сергей Артюшенко. Несколько слов о змеях (про животных)" - читать интересную книгу автора

В руках у меня бился молодой чёрный коршун. Рана его была ужасна. Как он
мог жить, да ещё так яростно сопротивляться!
Чтобы облегчить страдания коршуна, я промыл рану и засыпал стрептоцидом, а
после всех процедур поместил птицу на чердаке единственного в нашем лагере
домика.
Вечером я поднялся на чердак, уверенный, что коршун погиб. Но ошибся. В
полумраке, устремлённые на меня, горели сатанинским блеском глаза. Птица,
прихрамывая, побежала, волоча крыло и то и дело наступая на него.
Значит, молодой коршун не собирался умирать!
Накинув на него тряпку, я отнёс коршуна вниз и с помощью друзей-геологов
удалил половину перебитого крыла, смазал и посыпал раны лекарствами.
Затем началась мучительная процедура кормления, так как сам коршун пищу не
брал.
Нужно было ловить мгновение, когда клюв приоткрывался, и, быстро бросив
мясо в пасть, глубоко протолкнуть его в глотку пальцем. Если я промахивался,
то получал жестокий удар острым клювом.
Несколько капель воды, смешанной с моей кровью, довершили этот
насильственный обед.
Ночью я долго не мог уснуть, думая о калеке-коршуне, которого твердо решил
выходить и взять с собой в город...
Было ещё темно, когда я вылез из спальника и быстро оделся.
На чердаке - кромешная темень.
Жив или нет?
Луч фонарика нащупал птицу на том же месте, где её оставили вечером. Моё
приближение было встречено злобным шипением и сверканием глаз. Облегчённо
вздохнув, я тихо опустился рядом. Я сидел не шевелясь до рассвета, а когда
силуэт птицы чётко обрисовался в свете утра, я медленно, плавным движением
приблизил к нему руку и осторожно погладил взъерошенные перья. Коршун лишь
присел и, раскрыв клюв, внимательно следил за рукой... Так же плавно я убрал
руку. На этот раз всё обошлось без крови.
Прошло несколько дней. Коршун перестал драться совсем, сам брал пищу и
постепенно начал осваиваться с жизнью в лагере.
Жил он теперь в моей палатке, пользовался всеобщей любовью и опекой и
получил имя - Однокрылый.
Всё было хорошо, вот только к положению калеки он не мог привыкнуть и
часто пытался взмыть вверх...
Ко мне Однокрылый привязался по-настоящему: безропотно терпел мои
прикосновения, знал мой голос и сидел у меня на плече. Характером он был
незлобив, скорее робок. К кошкам, собакам и разным птицам Однокрылый был
равнодушен.
Днём он свободно бродил по лагерю, выискивая отбросы и мелкую живность, а
ночью, привязанный, сидел на столбе.
Полевой сезон заканчивался. Оставалось сделать последний маршрут, которого
я давно ждал. Точка, куда мы собирались идти, находилась в самых змеиных
местах. Там мне нужно было отловить для друзей-зоологов змей и ящериц.
Однокрылого решили взять с собой.
Рано утром наш караван ушёл в горы. Две вьючные лошади, трое людей и
Однокрылый.
Он всю дорогу сидел либо на вьюках, либо у меня на плече. Если я
спотыкался или наклонялся, забыв о нём, он опрометью слетал на землю и, смешно