"Аким Арутюнов. Досье Ленина без ретуши (Документы, Факты, Свидетельства) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Арутюнов Аким)Глава 12 Политический авантюристКак политический деятель Ленин не был оригинален. Ни принципиальностью, ни последовательностью в своих действиях он не отличался. В зависимости от обстоятельств, политической конъюнктуры и в интересах личной выгоды постоянно менял свои убеждения и политическую линию. До октябрьского переворота он выдвигает ряд идей политического, демократического и национального характера. Между тем, захватив власть, начисто от них отказывается. Так, на протяжении трех десятков лет он ратовал за свободу слова, печати, собраний, митингов и демонстраций. На деле же, умело воспользовавшись тем, что в основной своей массе народ малограмотен, он лишил его всех демократических свобод, завоеванных Февральской революцией. Что же касается демонстраций и уличных шествий, то достаточно вспомнить расстрел манифестантов, выступивших в поддержку Учредительного собрания 5 января 1918 года. В многочисленных работах дооктябрьского периода Ленин неоднократно выдвигал тезис о праве наций на самоопределение вплоть до политического отделения и создания самостоятельного суверенного государства. Между тем в 1917—1921 годы он вооруженным путем подавил все попытки национальных меньшинств жить и развиваться самостоятельно, вне советского государства. Особо детального разбора требует его подход к идее созыва Учредительного собрания, деятельность которого могла бы в корне изменить политическую судьбу всех народов России. Идея созыва Учредительного собрания имела глубокие исторические и национальные корни. Прообразом его были сохранившиеся в народной памяти Земские соборы, функционировавшие в России с середины XVI века. С начала XX столетия вопрос о возрождении Учредительного собрания все чаще обсуждался в общественно-политической среде. Особое значение этому органу народной власти придавал и Ленин. На протяжении пятнадцати лет он выступал за созыв Учредительного собрания, которое, по его мнению, должно было стать в революционной России высшим законодательным органом, обладающим силой и властью. В общей сложности проблема Учредительного собрания была затронута Лениным в более чем 30 статьях и публичных выступлениях. Еще в «Проекте программы Российской с.-д. рабочей партии», написанном пятью членами редакции газеты «Искра» в 1902 году, Ленин подчеркнул, что осуществление политических и социальных преобразований в России «достижимо лишь путем низвержения самодержавия и созыва Учредительного собрания, свободно избранного всем народом»{925}. Развивая эту мысль в статье «Самодержавие колеблется…», опубликованной в № 35 «Искры» (март, 1903 г.), он пишет: «…мы требуем созыва всенародного Учредительного собрания, которое должно быть выбрано всеми гражданами без изъятий и которое должно установить в России выборочную форму правления»{926}. В работе «Демократические задачи революционного пролетариата» Ленин выступает за такое Учредительное собрание, которое В целом идея о необходимости созыва Учредительного собрания нашла отражение аж в 25 томах его сочинений. Особо примечателен один документ. В письме «Международному социалистическому бюро» (1905) Ленин, касаясь революционных событий, дает разъяснение, что «в России происходят не бунты черни, а революция, борьба за свободу, что борьба эта имеет целью созыв учредительного собрания, которого требуют все прогрессивные партии, Заметим, что созыва Учредительного собрания народные массы требовали еще в годы первой русской революции. Этим можно объяснить тот факт, что уже 13 марта 1917 года Временным правительством было образовано Особое совещание по подготовке проекта закона о выборах в Учредительное собрание. А 15 марта оно заявило о его созыве. В постановлении Временного правительства от 19 марта 1917 года подчеркивалось: «Заветная мечта многих поколений всего земледельческого населения страны – земельная реформа – составляет основное требование программ всех демократических партий. Она, несомненно, станет на очередь в предстоящем Учредительном собрании»{930}. Кстати, заслуга Временного правительства заключается и в том, что оно специальным постановлением закрепило за евреями все права, которыми обладали граждане России. Но у Ленина не хватает терпения. Уже 29 марта он публикует свое заявление в газете «Волкшехт», в котором говорит: «Выборы в учредительное собрание являются пока лишь пустым обещанием»{931}. После Февральской буржуазно-демократической революции, вплоть до октября 1917 года, в многочисленных работах и в публичных выступлениях («За деревьями не видят леса», «О конституционных иллюзиях», «Уроки революции», «Как обеспечить успех Учредительного собрания» и др.) Ленин критикует Временное правительство за якобы сознательную оттяжку выборов, которые были назначены постановлением на 17 (30) сентября, а в августе перенесены на 12 (25) ноября. Большую работу в массах в этот период проводила партия эсеров. Их аграрная политика приобрела широкую популярность в стране, особенно среди крестьянства. Ленин пристально следил за развитием событий и делал все от него зависящее, чтобы привлечь на сторону большевиков как можно больше революционных сил. Если в пропаганде своих идей среди рабочих большевики имели известный успех, то среди крестьянства их пропаганда не находила должного понимания. Характерен в этом отношении I Всероссийский съезд крестьянских депутатов, который стал ареной борьбы большевиков с эсерами за крестьянские массы. Однако съезд большинством голосов отклонил написанный Лениным и внесенный от имени большевистской фракции проект резолюции и принял резолюцию эсеров. Съезд избрал эсеровский Исполнительный комитет Совета крестьянских депутатов. Принятые им решения выражали интересы абсолютного большинства крестьян. Ленин не мог не видеть, что авторитет партии эсеров среди крестьян чрезвычайно высок. В «Открытом письме к делегатам Всероссийского съезда крестьянских депутатов» (7 мая 1917 г.) он, пытаясь поднять авторитет большевиков, советует «крестьянам на местах тотчас брать всю землю», не платя помещикам никакой арендной платы и не дожидаясь Учредительного собрания. При этом он подчеркивает: «Права Учредительного собрания окончательно установить всенародную собственность на землю и условия распоряжения ею мы нисколько не отрицаем»{932}. Эту же мысль Ленин подчеркнул в проекте резолюции по аграрному вопросу, представленному им на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов{933}. В своей речи на этом съезде он подчеркнул, что Учредительное собрание является «центральной государственной властью»{934}. В статье «Украина и поражение правящих партий России» Ленин, критикуя эсеров и меньшевиков за то, что они не потребовали от Временного правительства издания особого акта, признающего «права украинского народа на автономию», подчеркивает, что «гарантию правильности»… всем народам России дадут будущие сеймы, даст будущее Учредительное собрание не по одному украинскому, а по Указывая на крайнюю пассивность (?) Временного правительства в вопросе созыва Учредительного собрания и настраивая массы на новую революцию, Ленин отмечает, что «созыв Учредительного собрания невероятен (без новой революции)»{936}. Государственный переворот был осуществлен большевиками за 17 дней до открытия Учредительного собрания, на котором должны были решаться вопросы, волновавшие общество: основы государственного устройства России и землепользования, национальный вопрос и заключение справедливого мира. И конечно же, после решения этих вопросов в пользу трудящихся последние вряд ли пошли бы на новую революцию – она отпадала бы сама собой. Но Ленин понимал это, и в письме рабочим Питера от 24 октября призывал их немедленно обратиться в Центральный Комитет, РВК и настоятельно требовать смещения правительства Керенского до 25-го. Аргументируя свою позицию, он писал: «История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все… Промедление в выступлении смерти подобно»{937}. Вот как он торопился, чтобы прийти к власти! И утверждение, будто непременным условием созыва Учредительного собрания является переход всей полноты власти к партии большевиков – лишь попытка теоретически обосновать необходимость государственного переворота. Выступая с докладом о мире на Втором Всероссийском съезде Советов, Ленин, в частности, сказал, что рассмотренные на съезде вопросы о мире «мы внесем… на обсуждение Учредительного собрания, которое уже будет властно решить, что можно и чего нельзя уступить»{938}. Он также заявил, что «если они[126] даже этой партии (социалистов-революционеров. – Однако, допуская, что Ленин действительно руководил восстанием в период работы съезда, следует отметить, что он не появился на съезде и после того, когда к двум часам ночи «сопротивление» защитников Зимнего было сломлено, а министры Временного правительства арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость. Между тем съезд продолжал свою работу и после взятия Зимнего и закончил первое свое заседание в шестом часу утра. Относительно фактических руководителей захвата последней опоры Временного правительства – Зимнего следует сказать, что ими были В. А. Антонов-Овсеенко, Н. И. Подвойский, Г. И. Чудновский. Что же касается Ленина, то он вместе с Троцким отдыхал, «лежа рядом… в одной из комнат Смольного…»{941}. А работа съезда тем временем продолжалась. В этот период у Ленина, как он сам признавал, кружилась голова, поскольку, по его же словам, был «слишком резкий переход от подполья и переверзевщены – к власти…»{942}. Однако Ленин понимал, что юридическая власть, которой он овладел, является временной и ее дальнейшая судьба будет зависеть от Учредительного собрания. Поэтому он круто изменил свое отношение к последнему, не без оснований опасаясь, что оно, как высший законодательный орган, может лишить его власти. И эта борьба, как явствует из документов, проходила в сплошных интригах и авантюрах, вплоть до ультимативных требований, угроз и террора. Еще с утра 28 ноября начались аресты «врагов народа», шла подготовка к разгону Учредительного собрания. Это была настолько откровенная метаморфоза в отношении к народному органу власти, что трудно было ее не заметить. Так, в заметках «К лозунгам демонстраций», написанных Лениным 28 ноября в качестве добавления к воззванию Петроградского Совета «К рабочим и солдатам Петрограда», уже делается попытка оказать жесткое давление на Учредительное собрание, превратить его в послушный орган. «Трудящийся народ, – говорится в одной из заметок, – требует, чтобы Учредительное собрание признало Советскую власть и Советское правительство»{943}. Но Ленин говорил неправду: народ этого не требовал. К такому приему он прибег не случайно: несмотря на декрет ВЦИК от 23 ноября (6 декабря) 1917 года об отзыве из Учредительного собрания депутатов, ход выборов показывал, что большинство крестьян, ремесленников, многие рабочие и интеллигенция отдают свои голоса эсерам, поскольку эсеровский декрет о земле да и вся их партийная программа отвечала надеждам широких слоев населения страны. Должен отметить, что в рассматриваемый период все большую популярность приобретает лозунг «Вся власть Учредительному собранию!». Поэтому в речи на Втором Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов 2(15) декабря Ленин заявил, что «Советы выше всяких парламентов, всяких учредительных собраний», на что депутаты с места ответили криками: «Ложь!»{944}. Далее он объявил, что «партия большевиков всегда говорила, что высший орган – Советы»{945}. Но и это заявление, мягко выражаясь, не соответствует истине. Иначе вряд ли Ленин стал бы выносить «все предложения мира» «на заключение Учредительного собрания», равно как и принятый Вторым Всероссийским съездом Советов Декрет о земле объявлять «временным законом… впредь до Учредительного собрания»{946}. В период предвыборной кампании члены Всероссийской комиссии по выборам зачастую подвергались арестам и террору, их объявляли «врагами народа». Проводилась работа по дискредитации депутатов от партии эсеров. К 23 ноября (6 декабря) часть членов комиссии уже была арестована. В этот же день Совнарком волевым решением назначает М. С. Урицкого комиссаром Всероссийской комиссии по делам о выборах в Учредительное собрание. В этот период пострадали даже некоторые члены РСДРП(б). Так, в речи на заседании ЦК РСДРП(б) 11 (24) декабря 1917 года Ленин предлагает «сместить бюро фракции», которое, как подчеркивалось в написанном им «Проекте резолюции о. временном бюро фракции большевиков в Учредительном собрании», якобы «проявило бездеятельность по отношению к своей главной задаче, выработке принципиальной резолюции об отношении… партии к Учредительному собранию»{947}. Иными словами, члены бюро фракции большевиков были наказаны в партийном порядке за пассивность в борьбе против Учредительного собрания, нежелание учинять против него террор. Еще не был известен день открытия Учредительного собрания, а уже велась работа по его роспуску. 26 ноября СНК принял постановление, согласно которому Учредительное собрание могло быть открыто лишь при наличии более 400 депутатов. Несмотря на аресты и препоны, к середине декабря кворум все же был собран. Народ избрал 715 депутатов. Около 58% их составили эсеры. Большевики же получили всего 183 мандата (чуть больше 25%). Это весьма озадачило Ленина. Он пытается исправить положение. В «Тезисах об Учредительном собрании» Ленин говорит о несоответствии «между составом выборных в Учредительное собрание и действительной волей народа»{948}. Он считает, что «единственным шансом на безболезненное разрешение кризиса, создавшегося в силу несоответствия выборов в Учредительное собрание и воли народа, а равно интересов трудящихся и эксплуатируемых классов, является возможно более широкое и быстрое осуществление народом права перевыбора членов Учредительного собрания, присоединение самого Учредительного собрания к закону ЦИК об этих перевыборах и безоговорочное заявление Учредительного собрания о признании Советской власти, советской революции, ее политики в вопросе о мире, о земле и о рабочем контроле…»{949} Нереальные задачи, прямо скажем, диктаторского порядка Ленин ставит в ультимативной форме за 9 дней до открытия Учредительного собрания. В его «Тезисах» содержится «предписание» признать Советскую власть, советское правительство и его директивы. Заканчиваются они прямыми угрозами: «Вне этих условий, кризис в связи с Учредительным собранием может быть разрешен только революционным путем, путем наиболее энергичных, быстрых, твердых и решительных мер со стороны Советской власти…»{950} То есть путем неприкрытого террора. 23 декабря 1917 года в «Известиях ЦИК», без подписи, была опубликована статья Ленина «Плеханов о терроре». Днем раньше ее напечатала «Правда». В ней Ленин, как бы предупреждая Учредительное собрание, цитирует Плеханова, который еще в 1903 году на II съезде партии, в частности, поддерживая выступление Посадовского (Мандельберга), говорил: «Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент… то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то Итак, прикрываясь авторитетом Плеханова, Ленин готовил разгон Учредительного собрания. Но, во-первых, он сам говорил еще в 1901 году о необходимости применения террора. Во-вторых, и это главное, Ленин фальсифицировал материалы II съезда РСДРП, ни слова не сказав об отношении съезда к поправке Посадовского. Это отношение выразилось так: «Всеобщее, равное и прямое избирательное право при выборах как в законодательное собрание, так и во все местные органы самоуправления для всех граждан и гражданок…» Посадовский же считал, что «все демократические принципы должны быть подчинены исключительно выгодам нашей партии», включая «и неприкосновенность личности»{952}. Более того, Ленин грубо исказил факты, сказав, что «так рассуждало тогда вместе с Плехановым громадное большинство нынешних меньшевиков»{953}. Между тем высказывания Плеханова были подвергнуты критике делегатами съезда. Так, Гольдблант (Медем), в частности, отмечал, что находит «слова т. Плеханова подражанием буржуазной тактике. Если быть логичным, то, исходя из слов Плеханова, требование всеобщего избирательного права надо вычеркнуть из нашей программы»{954}. И последнее в этой связи. Предложение Посадовского, поддержанное Плехановым, было отвергнуто Накануне и в день открытия Учредительного собрания проходили массовые демонстрации рабочих, которые несли транспаранты с надписями: «Да здравствует Учредительное собрание и демократическая Республика!», «Вся власть Учредительному собранию!», «Привет лучшим гражданам земли Русской». Между прочим, эти исторические события запечатлены на кинопленку, которая хранится в Центральном Государственном архиве кино-фотодокументов РФ. 5 (18) января 1918 года старейший депутат – эсер С. П. Швецов открыл в Таврическом дворце Учредительное собрание. Председателем был избран В. М. Чернов. От имени ВЦИК Свердлов огласил «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и предложил обсудить ее. Большинством голосов собрание отвергло это предложение, что вполне объяснимо. Будучи ознакомленными с содержанием «Декларации», поскольку она была напечатана 4 (17) января 1918 года в газетах «Правда» и «Известия ЦИК», депутаты поняли, что ее содержание не соответствует названию; фантастичны, нереальны и безответственны поставленные в ней задачи (например, «установление… социализма во всех странах»); и наконец, главное: «Декларация» фактически являлась приговором Учредительному собранию. Иными словами, ему предлагалось признать советское правительство, новые декреты и вынести постановление о прекращении своей деятельности. Разумеется, на это депутаты не пошли. Тогда на заседании была оглашена написанная Лениным во время перерыва декларация фракции большевиков, и последние покинули зал. (Примечательно, что декларация заканчивалась словами: «Да здравствует Учредительное собрание!») После их ухода по приказу народного комиссара по морским делам П. Е. Дыбенко, матросы, во главе с анархистом А. Г. Железняковым, охранявшие Таврический дворец, в ночь с 5 на 6 января (в 4 часа 40 мин.), выдворив всех депутатов из зала заседания, закрыли Учредительное собрание. В помещениях был учинен настоящий погром, уничтожена документация. Сам факт роспуска Учредительного собрания, выражающего волю абсолютного большинства населения страны, говорит об открытом терроре, учиненном против него Временным советским правительством во главе с Лениным. Даже на заседании ВЦИК. (в ночь с 6 на 7 января 1918 года), созванного для принятия (задним числом) декрета о роспуске Учредительного собрания, семь его членов не поддержали и не одобрили эту антинародную акцию. В речи на заседании ВЦИК 6 (19) января Ленин сказал: «Народ хотел созвать Учредительное собрание – и мы созвали его»{955}. Здесь он абсолютно прав. Однако, когда, выступая от имени народа, Ленин говорит, что «он сейчас же почувствовал, что из себя представляет это пресловутое Учредительное собрание»{956}, то сознательно лгал. Народ не мог требовать роспуска Учредительного собрания, не видя его конкретных действий. Суть как раз в том, что Учредительное собрание разогнали раньше, чем оно смогло вынести какое-либо решение. А вот о своем отношении к Учредительному собранию до принятия решения о его роспуске Ленин почему-то умалчивает. Между тем известно, что он не позднее 12 октября подписал сразу два заявления, в которых давал «согласие баллотироваться в Учредительное собрание»{957}. Еще одно письменное согласие на выставление своей кандидатуры от г. Москвы «он дал между 12 и 15 октября»{958}. В общей сложности Ленин был внесен в списки кандидатов (от ЦК РСДРП и других организаций) по пяти округам и на выборах 12 (25) ноября был избран членом Учредительного собрания. Согласно положению о выборах, кандидат, избранный по нескольким округам, должен был подать заявление во Всероссийскую комиссию по выборам в Учредительное собрание, с указанием, по какому округу он принимает избрание. Такое заявление Ленин написал 28 ноября 1917 года. В нем он просил считать его выбранным от Балтийского флота. А вот текст самого заявления Ленина: « Ниже читатель убедится, как Ленин лукавил, подписывая этот документ. Пытаясь хоть как-то оправдать свои действия, 13 января 1918 года на Чрезвычайном Всероссийском железнодорожном съезде он, в частности, сказал: «Не можем мы считать Учредительное собрание выразителем воли народа потому, что оно выбиралось по старым спискам»{960}, то есть по спискам, составленным до 24 октября 1917 года. Но почему-то эти мысли не приходили ему в голову тогда, до революции, когда он выставлял свою кандидатуру. Они появились у него лишь после того, как он получил информацию о том, что большинство членов Учредительного собрания народ выбирает от партии эсеров. Если всерьез принять это заявление Ленина, то выходит, что Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, на котором было образовано Временное рабочее и крестьянское правительство во главе с ним и были приняты декреты, тоже не являлся выразителем воли народов России, поскольку делегаты съезда также были выбраны (если действительно были выбраны) до октября 1917 года. Анализ документов показывает, что всякие ссылки на старые списки в вопросе роспуска Учредительного собрания несостоятельны и не выдерживают критики. В пользу наших выводов свидетельствует, в частности, и та часть ответов самого Ленина на записки делегатов Чрезвычайного Всероссийского железнодорожного съезда, где он прямо говорит, что «ни референдумом, ни новым Учредительным собранием помочь делу нельзя»{961}. Из сказанного следует, что выборы по старым спискам – всего лишь повод для разгона Учредительного собрания, поскольку, как мог заметить читатель, Ленин был против созыва Учредительного собрания и по новым спискам, он был категорически против всенародного референдума. 18 января Ленин пишет «Проект декрета об устранении в Советском законодательстве ссылок на Учредительное собрание». Сей документ со всей ясностью говорит о законодательном характере этого народного органа власти{962}. Невольно вспоминается обращение Петроградского Военно-революционного комитета к населению с призывом организовать все силы для отпора контрреволюции от 24 октября 1917 года. В нем подчеркивалось, что «поход контрреволюционных заговорщиков направлен против Всероссийского съезда Советов накануне его открытия, против Учредительного собрания, против народа»{963} (выделено мной. – Несколько позже, в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности», Ленин признает спланированный разгон Учредительного собрания: «Соглашательство части большевиков в октябре – ноябре 1917 года либо боялось взятия власти пролетариатом, либо хотело делить власть поровну не только с «ненадежными попутчиками» вроде левых эсеров, но и с врагами, черновцами, меньшевиками, которые неизбежно мешали бы нам в основном: в разгоне Учредилки…»{964} (Выделено мной. – Полагаю, в этой связи не лишним будет предоставить читателю возможность ознакомиться с открытым письмом В. И. Ульянову-Ленину видного политического и общественного деятеля России, одного из основателей партии эсеров, председателя Учредительного собрания В. М. Чернова. Копия этого письма хранится в бывшем Центральном государственном архиве Октябрьской революции[127]. Оно яркое свидетельство той жестокой борьбы за власть, которую вели большевики, преступавшие через все моральные и нравственные нормы. «Милостивый государь Владимир Ильич. Для Вас давно не тайна, что громадное большинство Ваших сотрудников и помощников пользуется незавидной репутацией среди населения; их нравственный облик не внушает доверия; их поведение некрасиво; их нравы, их жизненная практика стоят в режущем противоречии с теми красивыми словами, которые они должны говорить, с теми высокими принципами, которые они должны провозглашать, и Вы сами не раз с гадливостью говорили о таких помощниках как о «перекрасившихся» и «примазавшихся», внутренне чуждых тому делу, которому они вызвались служить. Вы правы. Великого дела нельзя делать грязными руками. Их прикосновение не проходит даром. Оно все искажает, все уродует, все обращает в свою наглядную противоположность. В грязных руках твердая власть становится произволом и деспотизмом, закон – удавной петлей, строгая справедливость – бесчеловечной жестокостью, обязанность труда на общую пользу – каторжной работой, правда – ложью. Но самое Ваше нескрываемое отвращение к недостойным элементам, самые Ваши угрозы разделываться с ними, хотя бы путем расстрелов, ставили Вас высоко над ними. Те или другие Ваши крылатые изречения, вроде того, что «когда Вас повесят как фанатика, их будут вешать как простых воров», облетели всю Россию. И к Вашей личности сложилось известное уважение. Кругом неподкупного, добродетельного Робеспьера могли кишеть взяточники, плуты, себялюбцы; тем выше по закону контраста поднимался он над ними в представлении толпы. Вы приобрели такую славу «безупречного Робеспьера». Вы не стяжатель и не чревоугодник. Вы не упиваетесь благами жизни и не набиваете себе тугих кошельков на черный день, не предаетесь сластолюбию и не покупаете себе под шумок за границей домов и вилл, как иные из Ваших доверенных; Вы ведете сравнительно скромный плебейский образ жизни, говорят, что в атмосфере соблазнов, развративших до мозга костей многих близких Вам людей, Вы заковали себя броней суровой честности. Я, будучи Вашим идейным противником, не раз отдавал должное Вашим личным качествам. Не раз в те тяжкие для Вас времена, когда своим путешествием через гогенцоллернскую Германию навлекли на себя худшие из подозрений, я считал долгом чести защищать Вас перед петроградскими рабочими от обвинения в политической продажности, в отдаче своих сил на службу немецкому правительству. По отношению к Вам, оклеветанному и несправедливо заподозренному, хотя бы и отчасти по Вашей собственной вине, я считал себя обязанным быть сдержанным. Теперь – другое время. Теперь Вы на вершинах власти, почти самодержавной; теперь Вы в апогее Вашей славы, когда Ваши восторженные приверженцы провозгласили Вас вождем всемирной Революции, а Ваши враги входят с Вами в переговоры, как равные с равным, когда с представителями международного капитала и буржуазными правительствами Европы Вы заключаете всевозможные политические и коммерческие сделки. И теперь я морально свободен от этой сдержанности… И я бросаю Вам права на имя честного человека. О да, Вы не вор в прямом и вульгарном смысле этого слова. Вы не украдете чужого кошелька. Но если понадобится украсть чужое доверие, Вы пойдете на все хитрости, на все обманы, на все повороты, которые только для этого потребуются. Вы не подделаете чужого векселя. Но нет такого политического подлога, перед которым Вы отступили бы, если только окажется нужным для успеха Вашим планов. Говорят, в своей личной частной жизни Вы любите детей, котят, кроликов, все живое. Но Вы одним росчерком пера, одним мановением руки прольете сколько угодно крови и чьей угодно крови с черствостью и деревянностью, которой позавидовал бы любой выродок из уголовного мира. Вы, конечно, глубоко презираете вульгарных предателей и провокаторов. Вы – человек аморальный до последних глубин своего существа. Вы себе «по совести» разрешили преступать через все преграды, которые знает человеческая совесть. О, здесь Вы – чисто русский тип. История русской церковности, официальной и раскольническо-сектантской, знает хорошо людей этого морального склада, властных основателей старых и новых раскольнических «церквей», «кораблей» и «согласий», соединяющих в себе изуверско-апостольский фанатизм пустосвята с хитрецой расторопного, всегда «себе на уме» и всегда посмеивающегося себе в кулак мужичка-ярославца. Какой-нибудь изможденный и страстный архимандрит Фотий, этот «полуфанатик-полуплут», по незабываемому выражению Пушкина, есть истинно родной брат по духу «святого праотца Распутина». История революции тоже знает такое же жизненно-психологическое противоречие, такую же смесь плутоватости и фанатизма в нечаевщине. Нечаев, с его революционным иезуитством учивший, что революционер не должен бояться не только крови, но грязи, и должен уметь обращать на пользу революции ложь и клевету, подлоги и шантаж, убийство и насилие, – двоюродный брат Фотию и Распутину. Вы им духовная родня через Нечаева. И никогда, ни в чем не сказались с такой яркостью эти Ваши социально-психологические черты, как в двух делах, которые Вам пришлось совершить, чтобы расчистить себе путь к власти. Эти два темных и грязных дела – расстрел 5 января 1918 года мирной уличной манифестации петроградских рабочих и разгон Учредительного Собрания. О, я знаю, что одно из этих двух дел – разгон Учредительного Собрания Вы, наоборот, поставите себе в историческую заслугу. И я вовсе не хочу поднимать здесь вопроса о том, можно ли оправдать это Ваше деяние исторически и политически. Я говорю не о том, что Вы сделали, а как Вы сделали. Предположим даже на минуту, что надо было в интересах страны разогнать Учредительное Собрание. Это можно сделать двояко. Можно было выступить против него открыто и мужественно, так, как умеет делать честный враг. И можно было действовать так, как делал Иуда, «целованием предавший Сына Человеческого», положив в основу всего предприятия ложь и фальшь. Вам, Владимир Ильич, Вам, душе и вдохновителю Центрального Исполнительного комитета большевистской партии, я напоминаю о воззвании этого Комитета от 30 сентября 1917 года. Там, меньше чем за месяц до октябрьского переворота, Вы обвинили правительство Керенского в том, что при нем создается «законосовещательный «булыгинский» предпарламент, призванный по плану кадетов заменить собой Учредительное Собрание». Вы хорошо знали, однако, что тогда заменить Учредительное Собрание не отважился и подумать никто, кроме самого Вас. Вы утверждали в том же обращении, что Учредительное Собрание может быть создано только вопреки нынешнему коалиционному правительству, которое делает и сделает все, чтобы сорвать его. Вы давеча предсказывали: «контрреволюционеры пойдут на все, чтобы сорвать Учредительное Собрание». Если понадобится, они откроют для этого фронт немецким войскам. Вы сами знаете, что после этого произошло. Учредительное Собрание сорвали Вы, и фронт немецким войскам открыли также Вы. Вам, Владимир Ильич, конечно, известно, какой незамысловатый, но часто удающийся трюк пускают в ход вульгарные воры, боящиеся быть пойманными. Они бегут, изо всей силы крича: «Держи вора». Сбитые с толку этими криками ищут вора повсюду и во всех, кроме настоящего виновника. Теперь скажите мне, Владимир Ильич, видите ли Вы по совести хоть какую-нибудь разницу между этим воровским криком и тем политическим приемом, который Вы пустили вход с Учредительным Собранием. Ваша фракция, демонстративно удаляясь из предпарламента, свое заявление об уходе заканчивала возгласом: «Да здравствует Учредительное Собрание». Скажите, Владимир Ильич, чем эта здравица Учредительному Собранию отличалась от знаменитого в истории Иудиного поцелуя, этого вечного образца нравственной фальши и лицемерия? Вы хорошо знаете, Владимир Ильич, какая организация произвела в Петрограде переворот в ночь с 24 на 25 октября. Это был Ваш ВоенноРеволюционный Комитет г. Петрограда. И в самый день 24 октября эта организация заявила во всеуслышание, заявила не правительству, нет, а всему народу: вопреки всяким слухам и толкам Военно-Революционный Комитет заявляет, что он существует отнюдь не для того, чтобы подготовлять и осуществлять захват власти. Скажите, Владимир Ильич, эта публичная ложь, этот заведомый обман народа, чем он отличается от иезуитского «и ложь во спасение»? Скажите, Владимир Ильич, у Вас не выступает краска на лице, когда Вы теперь вспоминаете, до чего изолгаться приходилось Вашим органам, говоря об Учредительном Собрании? От имени Областного Петроградского Съезда – Первого Крестьянского Съезда, на котором Вы овладели большинством, – 13 октября 1917 г. Вы опубликовали радио, где утверждаете, будто Съезд Советов сорвет Учредительное Собрание, Вы торжественно называли клеветою. Овладев властью, от имени Петроградского Совета 25 октября 1917 г. Вы обещали «скорейший созыв подлинного демократического Учредительного Собрания». Тогда от имени II Съезда Советов было обещано, что новая власть обеспечит своевременный созыв Учредительного Собрания. И Вы сами, лично, Владимир Ильич, Вы торжественно и всенародно обещали не только собрать Учредительное Собрание, но и признать его той властью, от которой в последней инстанции зависит решение всех основных вопросов. Вы и в своем докладе по «Декрету о мире» заявили дословно следующее: «Мы рассмотрим всякие условия мира, всякие предложения. Рассмотрим, это еще не значит, что примем. Мы внесем их на обсуждение Учредительного Собрания, которое уже будет властно решить, что можно и чего нельзя уступить». Вы и в заключительном слове своем по тому же вопросу повторили: «Мы не связываем себя договорами… Мы все предположения мира внесем на заключение Учредительного Собрания». В своем докладе по «Декрету о земле» вы опять-таки говорили текстуально и дословно следующее: «Как демократическое правительство мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны… И если даже крестьяне пойдут дальше за С. Р-ами и если этой партии дадут в Учредительном Собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так». Вы и в самом «Декрете о земле», говоря о земельных преобразованиях, поставили эти же нынче облегчающие Вас слова: «впредь до окончательного их решения Учредительным Собранием». От Вас не отставали и другие Ваши товарищи, уверявшие весь народ о признании ими высшего авторитета Учредительного Собрания. Так, например, в своем обращении к стране 29 октября 1917 года народный комиссар по просвещению А. Луначарский столь же торжественно, столь же лживо давал народу заверение: «Окончательно порядок государственного руководства просвещением будет, разумеется, установлен Учредительным Собранием». Мне известно, Владимир Ильич, что впоследствии Вы не раз пытались ссылкою на целый ряд Ваших статей и речей показать, насколько разгон Вами Учредительного Собрания был подготовлен Вашей предыдущей литературною пропагандой. О, да, лично я, как и все, внимательно следившие за Вашими писаниями, этому акту удивиться не могли – напротив, вправе были ожидать его. Вот почему в то самое время, как Вы и Ваши товарищи давали перед лицом всей страны торжественные обещания уважать волю Учредительного Собрания как последней и решающей властной инстанции, – мы Вам не верим. Мы были убеждены, что противоречие между Вашими всенародными обещаниями и Вашей собственной предыдущей деятельностью есть лишь доказательство Вашего двуязычия. Николай II присягал на верность Финляндской Конституции и нарушил собственную присягу. За это и Вы согласно объявили его изобличенным клятвопреступником. Вы тоже дали, так сказать, свою гражданскую, советскую «присягу», торжественное обещание подчиниться воле Учредительного Собрания. После его разгона Вы стали в положение изобличенного лжеца, обманом и обещаниями укравшего народное доверие и затем кощунственно растоптавшего свое слово, свои обещания. Вы сами лишили себя политической чести. Но этого мало. В тот самый день, когда собиралось Учредительное Собрание – 5 января 1918 года, – Вы дали во все газеты сообщение о том, что Совет Народных Комиссаров признал возможным допустить мирную манифестацию в честь Учредительного Собрания на улицах Петрограда. После такого сообщения расстрел мирных демонстрантов я вправе заклеймить именем изменнического и предательского, а самое сообщение – величайшей политической провокацией. Это предательство, эта провокация неизгладимым пятном легла на Ваше имя. Эта впервые пролитая Вами рабочая кровь должна жечь Ваши руки. Ничем, никогда Вы ее не смоете, потому что убийство, связанное с обманом и предательством, смешивает кровь с грязью, а эта ужасная смесь несмываема. Ваша власть взошла, как на дрожжах, на явно обдуманном и злостном обмане. Я доказал это документально. Отпереться от собственных слов Вы не можете. Написанного пером не вырубишь топором. Но когда власть в самом происхождении своем основывается на глубочайшей лжи, на нравственной фальши, то эта зараза пропитывает ее насквозь и тяготеет на ней до конца. Ваш коммунистический режим есть ложь – он давно выродился в бюрократизм наверху, в новую барщину, в подневольные, каторжные работы внизу. Ваша «советская власть» есть сплошь ложь – плохо прикрытый произвол одной партии, издевающейся над всякими выборами и обращающей их в недостойную комедию. Ваша пресса развращена до мозга костей возможностью лгать и клеветать, потому что всем остальным зажат рот и можно не бояться никаких опровержений. Ваши комиссары развращены до мозга костей своим всевластием и бесконтрольностью. При таких условиях не кричите о «примазывающихся». Сходное притягивается сходным. Моральное вырождение личного состава коммунистической партии – это логическое последствие того метода, которым добывали ей власть и упрочивали ее. А если это вырождение, это развращение доходит до «последней» черты в практике ваших Чрезвычайных Комиссий, дополняющих мучительство и издевательство, воскрешающих азефщину, насаждающих предательство и провокацию, не брезгующих и не боящихся ни крови, ни грязи, – то вспомните, что той же смесью крови и грязи, обмана и предательства, измены и провокаций было запечатлено само пришествие Ваше к власти в роковые дни, увенчанные 5 января 1918 г. 9 января – в траурную годовщину расстрела петроградских рабочих Николаем II – были погребены Ваши первые жертвы из рядов таких же мирных, невооруженных рабочих манифестантов. Они похоронены там же, где похоронены жертвы 9 января 1905 года. Русские рабочие на забудут этого траура. В дни 5 и 9 января (по новому стилю 18 и 22 января) они будут чествовать скорбную память своих собратьев по классу, невинных жертв старого и нового деспотизма. И это печальное чествование будет худшим наказанием виновников. В этот день, Владимир Ильич, яснее, чем когда-либо, будут представлять себе рабочие Вашу внутреннюю сущность, Ваш истинный моральный облик «Торквемады», переплетенного с Нечаевым, этим Распутиным русской революции «полуфанатиков, полуплутов, разрешающих себе» по совести преступать через все грани совести и открывающим этим глубочайшие бездны политического иезуитства, в которые когда-либо падал человек и революционный деятель. Но какими бы софизмами Вы и Ваши ближайшие ни оправдывали Ваших спусков в эти бездны и какими бы лаврами не увенчивали Вас за них Ваши восторженные поклонники, а траурные дни 5 и 9 января, я верю, не оставят непоколебленными Вашего душевного равновесия. В этот день рабочая кровь будет жечь Ваши руки, в этот день воспоминания о многократной публичной лжи перед всем народом будут вызывать на Вашем лице краску стыда. Это будет Вашей моральной казнью. От себя добавлю: краска стыда за содеянное большевистским вождем должна выступать на лице у всех тех, кто продолжают и теперь защищать палача, хотя хорошо знают, что у того руки по локоть и выше в человеческой крови. О каком стыде большевиков можно было говорить, если они собирались уничтожить миллионы граждан России, и это не скрывали. На прошедшем III Всероссийском съезде Советов (10-18 января 1918 г.) известный своей воинственностью матрос Железняков нагло заявил, что «большевики готовы расстрелять не только 10 000, но и миллион народа, чтобы сокрушить всякую оппозицию»{967}. Уголовный преступник не ошибался: красный террор против народов России начинал набирать обороты. Во главе бандитов, рецидивистов и наркоманов, совершающих эту омерзительную акцию, стоял Ленин. |
||
|