"Аким Арутюнов. Досье Ленина без ретуши (Документы, Факты, Свидетельства) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Арутюнов Аким)

Глава 10 Секретные документы обличают

Начавшиеся 3 декабря 1917 года в Брест-Литовске переговоры о перемирии между двумя основными воюющими странами – Россией и Германией закончились, как уже известно, заключением 3 марта 1918 года сепаратного мира. С момента перемирия Россия становится проходным двором для немецкой агентуры и сотрудников «Nachrichten Buro» (Разведывательное бюро) германского Генерального штаба.

Прикрывшись мантией дипломатов и торговых представителей, сотрудники немецких разведорганов стали активно вступать в контакт с лидерами партии и членами большевистского правительства, сотрудниками ВЧК, чиновниками различных ведомств и организаций, вести работу по расширению агентурной сети в России. Вся их деятельность после октября 1917 года была направлена на то, чтобы максимально ослабить военно-экономический потенциал России и тем самым создать благоприятную политическую и психологическую обстановку в правительстве, партийных кругах, да и в целом в стране, ускоряющую процесс подписания мирного договора с Германией и ее союзниками.

Пользуясь откровенным попустительством большевистского правительства, Русское отделение германского Генерального штаба засылало в Россию все новые агентурные силы, которые вербовали платных агентов и осведомителей из большевистской среды для выполнения различных заданий. Образовавшееся в Петрограде «орлиное гнездо» фактически брало под свой контроль всю деятельность российского правительства и его структуры в центре и на местах, всеми средствами стремилось подчинить их работу интересам Германии. И, надо сказать, с поставленной перед ними задачей опытные германские разведчики и дипломаты успешно справлялись.

В предыдущей главе шла речь о германских субсидиях большевистским лидерам для проведения ими подрывной деятельности, направленной на организацию контрреволюционного переворота в России и ее изоляцию от военно-политической борьбы в Европе. Причем при анализе вопроса автором были использованы материалы в основном отечественного происхождения. Однако, на мой взгляд, целесообразно дать читателю возможность ознакомиться с документами, которые были ранее недоступны даже исследователям. Это редчайшие материалы, проливающие дополнительный свет на темные (сознательно запутанные) страницы большевистской истории. Я имею в виду сборник «Немецко-Большевистская Конспирация», изданный Правительственным Комитетом общественного осведомления Соединенных Штатов Америки в Вашингтоне еще в октябре 1918 года.

Сборник содержит серию документов и материалов (около 70 единиц) с комментариями о письменных сношениях между германским и большевистским правительствами, спецслужбами двух стран, а также доклад Эдгара Сиссона, являющегося специальным представителем указанного Комитета в России зимой 1917—1918 годов.

К сборнику приложено заключение специального комитета, тщательно исследовавшего документы на предмет их достоверности. Оно было сделано специалистами во главе с видными американскими учеными – основателем архивного дела в США, редактором «Американской исторической ассоциации» Франклином Джеймсоном и профессором Чикагского университета, крупным специалистом по России и большим знатоком русского языка Самуэлом Харпером, которые подтвердили, что документы, подвергнутые экспертизе, являются подлинными.

Сборник опубликован на английском и русском языках. Он снабжен интересным предисловием, отрывок из которого приведен ниже:[95]

Должен сразу сказать, что, глубоко изучив документы, приведенные в сборнике, я в целом согласен с авторами предисловия. Думается, что это сможет сделать и читатель. Однако, как мне представляется, было бы неправильно рассматривать деятельность большевистских вождей исключительно в интересах Германии, как об этом говорят авторы сборника. На протяжении почти двух десятков лет вожди большевиков вынашивали план захвата власти в России. Другое дело, что без разносторонней, в первую очередь материальной, помощи немецких властей они никогда не смогли бы осуществить государственный переворот. В свою очередь, немцам нужна была сила, которая изнутри разрушала бы военно-экономическую мощь России, разлагала русскую армию и тем самым облегчала ведение войны Германией на Восточном фронте с перспективой заключения с большевиками сепаратного мира после их прихода к власти. Иными словами, немцы использовали большевиков в качестве пятой колонны.

Сегодня вряд ли может появиться сомнение в том, что большевиков субсидировали немецкие банки. Тем более что найдены свидетельства самого Ленина о том, что им были получены через Козловского деньги от Парвуса и Ганецкого, от которых он открещивался в июле 1917 года. Наконец, факт получения денег большевиками от немецких властей был доказан документами РЦХИДНИ и политического архива МИД Германии, приведенными в 9-й главе. И тем не менее в то далекое жаркое лето Троцкий, защищая Ленина (и себя, конечно) от обвинения в шпионаже, на заседании ЦИК 17 июля 1917 года говорил: «Ленин боролся за революцию тридцать лет. Я борюсь против угнетения народных масс двадцать лет. И мы не можем не питать ненависть к германскому милитаризму. Это (о шпионаже Ленина. – А.А.) может сказать только тот, кто не знает, кто такой революционер»{678}.

Октябрьский переворот положил конец всем разговорам о «немецких деньгах». Тем более что декретом от 27 октября (9 ноября) 1917 года почти все органы демократической прессы закрывались{679}. Но, как выясняется, секретные связи большевиков с германскими властями и их разведорганами не прекратились и после октября. Напротив, судя по содержанию документов и материалов, попавших по различным каналам в руки агентов иностранных спецслужб, они стали носить все более широкий и разносторонний характер. Следует заметить, что один из документов, подтверждающих контакты немцев с большевиками, был опубликован в Парижской газете «Le Petit Parisien» еще зимой 1917 года. Позже, в сентябре 1918-го, первую серию документов (7 единиц) опубликовали в Нью-йоркской газете «Evening Post». Однако тогда советские официальные органы особо не возмутились, если не считать публикацию в «Правде», в которой говорилось о подложности этих документов. В последующие годы информационный голод стал более усиливаться в связи с возведением большевистским правительством «железного занавеса» и жестким контролем над издательской деятельностью. И вообще, в условиях коммунистического режима вряд ли нашелся бы в стране хоть один храбрец, осмелившийся провести экспертизу «документов Сиссона» на предмет их достоверности.

Должен отметить, что реакция на публикацию «документов Сиссона» среди общественно-политических кругов Запада (и прежде всего в США) была неоднозначна. Одни считали, что большевистский переворот в России – это действительно результат преднамеренного тайного сговора Ленина и его сообщников с германскими властями, и эта позиция, со ссылкой на документы, широко распространялась в периодической печати, находя все большее число сторонников. Иные скептически относились к этому бесспорному факту, но ничем не объясняли свое недоверие к опубликованным документам. Но так или иначе, вердикт, вынесенный американскими специалистами Джеймсоном и Харпером, почти 38 лет не подвергался ревизии. И одной из причин «отсутствия» у ученых интереса к «документам Сиссона», на мой взгляд, было то, что они не имели возможности прикоснуться к оригиналам. Это обстоятельство требует некоторого разъяснения.

Дело в том, что после окончания работы по экспертизе документов Комитет общественного осведомления передал оригиналы президенту США Вудро Вильсону. Казалось, они были надежно спрятаны. Однако позднее, в 1921 году, сотрудники нового хозяина Белого дома, У. Гардинга, не смогли обнаружить в архивах резиденции президента оригиналы документов о большевистско-немецких тайных связях. Более 34 лет оригиналы числились в списке пропавших. Но в декабре 1952 года, когда президент Гарри Трумэн собирался покинуть Белый дом, неожиданно в одном из тайных сейфов его резиденции были найдены «пропавшие» оригиналы.

Этим, очевидно, воспользовался известный американский историк, лингвист и дипломат Джордж Кеннан. Хорошо владея русским и немецким языками, Кеннан с большим энтузиазмом приступил к их научной экспертизе. Предмет исследования настолько захватил Кеннана, что он не упустил случая, чтобы встретиться с экс-премьером России А. Ф. Керенским, чтобы узнать его отношение к «документам Сиссона». Итоги своей работы с оригиналами Кеннан в 1956 году изложил в июньском номере «The Journal of Modern History», издаваемом в Чикаго.

Внимательно изучив труд Кеннана, к сожалению, должен констатировать, что он меня разочаровал. Удивило меня прежде всего то, что он, бесспорно авторитетный ученый, из 70 документов подверг экспертизе относительно полно лишь 12 (№№ 5, 7, 9, 15, 17, 19, 22, 23, 27, 37А, 43, 53){680}. При выполнении столь серьезной и сложной задачи Кеннан почему-то пренебрег многими приемами и методами источниковедческого анализа письменных документов, выработанными исторической наукой. Фактически при экспертизе Кеннан основное внимание уделил графологическому аспекту. Причем экспертизе подверг не резолюции, подписи и прочие пометки, сделанные на документах руководителями советского правительства и чиновниками различных ведомств, как следовало бы поступить, а письмо некоего А. Оссендовского от 13 ноября 1917 года, адресованное своему приятелю «Евгению Петровичу»{681}.

Сравнивая почерк Оссендовского с подписью «Bauer», сделанной на документах начальником Русского Отделения германского Генштаба латинскими буквами, Кеннан находит в буквах «В», «а» и «u» сходство{682}. Это, по-видимому, случайное сходство послужило для него зацепкой для пространного расплывчатого размышления и «основанием» для выводов, отличных от устоявшихся. Но Кеннан дальше общих размышлений и суждений не пошел, ибо прекрасно понимал, что малейшая попытка идентифицировать почерки, содержащиеся в совершенно разных источниках, вольно или невольно приведет к абсурдному выводу о том, что Бауэр и Оссендовский одно и то же лицо. И хотя доводы Кеннана касательно противоречивости «документов Сиссона» носят абстрактный характер, неубедительны и требуют серьезных научных аргументации, тем не менее он все же делает претенциозное заключение: «фактически существует сильная очевидность противоположного» (мнения. – А.А.){683}, то есть мнения, противоположного Джеймсону и Харперу.

Заключение Кеннана, естественно, пришлось по душе кремлевским идеологам[96]. Однако на эту работу они никак не отреагировали, полагая, что лучше будет, если о «документах Сиссона» научная, да и вообще широкая общественность страны «победившего социализма» вообще не будет знать. Лишь после распада коммунистической империи на страницах периодических изданий стали появляться многочисленные статьи, в которых на документальной основе осуждалась преступная деятельность большевиков во главе с Лениным и их последователей.

Но о «документах Сиссона» ничего не публиковалось. Убедившись, что новая власть не расправляется с инакомыслящими, как это делали большевики после захвата власти и на протяжении всей 70-летней истории, постепенно заговорили адепты коммунистической идеологии. Уже в 1991 году было опубликовано несколько сборников статей{684}, в которых делалась отчаянная, но безуспешная попытка реанимировать Ленина и марксистско-ленинскую идеологию, находящуюся уже на свалке истории, вернуть наше общество в тоталитарное прошлое.

Поскольку все эти статьи и отдельные работы ни прямо, ни косвенно не касались «документов Сиссона», то ограничусь оценкой и анализом лишь тех публикаций, авторы которых в одних случаях прямо, а в других косвенно поддерживают выводы Кеннана{685}. Прямо скажу: амбициозные и бестактные статьи, опубликованные в «Правде», не заслуживают того, чтобы уделить им хоть какое-либо внимание. Поэтому подробно остановлюсь на статье, опубликованной в журнале «Новая и новейшая история», которая по ряду причин требует серьезного разбора.

В статье «Большевики и «германское золото». Находки в архивах США» ее автор, некий В. А. Мальков, то ли по наивности, то ли по какой-либо другой, неведомой науке причине, как мне показалось, полагает, что путем подлога, фальсификации и извращения фактов и событий можно достичь научного признания. Впрочем, не будем голословными, а приступим к разбору статьи. Уже на первой странице своего наукообразного труда наш исследователь ставит странный вопрос: «Почему, например, выдающиеся российские политики прошлого, дипломаты и государственные деятели, живые участники и свидетели драматических событий 1917 года так вяло и недружно отреагировали на сообщения о том, что Ленин вернулся весной 1917 года в Россию с заданием германского Генштаба подорвать военную мощь страны изнутри, добиться сепаратного мира?»{686} (Выделено мной. – А.А.). Удивляет нас, как можно браться за столь серьезную проблему, совершенно не зная литературу вопроса и не соприкасаясь с источниками?! Если бы наш незадачливый автор перелистал хотя бы 31-й том сочинений Ленина, бегло просмотрел такие издания, как «Рабочая газета», «Дело народа», «Единство», «Живое слово», «Речь», «Голос солдата», «Петроградская газета», «Маленькая газета», «Известия» и другие, то, думается, что такой вопрос у него не возник бы.

О содержании этих газет достаточно подробно было сказано в 5-й главе. Здесь же еще раз остановлюсь на признании Ленина, что в апрельских демонстрациях «из лозунгов часто попадается надпись на знаменах «долой Ленина»{687}. «Русская воля» во весь голос говорит «Ленин – предатель!»{688}. «Маленькая газета» решительно требовала «расследования обстоятельств приезда Ленина и других большевиков через территорию Германии»{689}…

Не разобрался автор статьи и с обращением князя Г. Е. Львова вечером 4 июля 1917 года к редакторам столичных газет с просьбой снять материалы, обвиняющие Ленина и его сообщников в государственной измене якобы из-за их «поверхностности и необоснованности». Ох, как далек автор от истины. А она заключалась в том, что многие члены коалиционного правительства, «выдающиеся российские политики», и лидеры партии эсеров не меньше, чем большевики, боялись расследования дела о «немецких деньгах» и возвращении политических эмигрантов в Россию через территорию Германии. А причин для боязни было больше, чем можно предположить. Лидеры партии эсеров так же, как и вожди большевиков, имели тайные связи с германскими властями и их спецслужбами. Они так же получали от немцев денежную помощь, обещая вести пацифистскую пропаганду в России. Наконец, многие эмигранты из партии эсеров во главе с Виктором Черновым возвратились в Россию весной 1917 года тем же путем, что и большевики. Достаточно ознакомиться с двумя совершенно секретными документами, чтобы в этом убедиться.

Так, из секретного донесения посла Германии в Швейцарии Ромберга канцлеру Бетману Гольвегу от 27 марта 1917 года узнаем о переговорах «с русским доверенным лицом» Вайсом (Цивиным), партийная принадлежность которого уже упоминалась выше. Ссылаясь на гарантию, данную Вайсом во время беседы, Ромберг сообщает канцлеру, что «революция будет весной этого года…». Вайс сказал также, что «в интересах его партии посоветовал бы начать наступление, как только он увидит, что тенденция к миру не может держать верх». Из письма Ромберга можно понять, что он уверен в активизации работы Вайса-Цивина. Поэтому он самым настоятельным образом рекомендовал «предоставить в распоряжение Вайса на апрель месяц снова 30 000 франков, которые он в первую очередь хочет использовать, чтобы сделать возможным поездку в Россию важным товарищам по партии». В заключение донесения Ромберг пишет: «Я могу ли к 1 апреля просить указания о выдаче Вайсу 30 000 франков, и могу ли я обещать ему дальнейших субсидий, я увижу его 2 апреля»[97].

Получив положительный ответ из Берлина, 2 апреля Ромберг направил из Берна рейх-канцлеру телеграмму:

«В ответ на телеграмму № 376[98] от 1-го этого месяца имею честь сообщить, что снял со счета 30 000 франков в Швейцарском национальном банке для Вайса. Ромберг».

Судя по содержанию письма Ромберга от 27 марта 1917 года, русские политические эмигранты уже много лет находились на содержании немецких властей и отрабатывали за полученные деньги предательской деятельностью против России. Основанием для такого вывода служит, в частности, секретный документ из Политического архива МИД Германии. Это послание Ромберга рейх-канцлеру Бетману Гольвегу от 23 января 1916 года. В нем посланник ставит вопрос о предоставлении в распоряжение социал-революционера Цивина-Вайса 25 000 франков. (См. копию документа ниже.) Имеются и более ранние документы, подтверждающие связь эсеров с немцами.

Думается, этих сведений было бы предостаточно, чтобы на суде над Лениным и его сообщниками лидерам партии эсеров сесть рядом с большевиками на скамью подсудимых. Именно этим можно объяснить тот факт, что входившие в правительство эсеры (Керенский, Чернов и другие) повернули ход расследования преступной деятельности большевиков в обратную сторону, сняв тем самым петлю с собственной шеи. Этим можно объяснить и то, что в своих мемуарах Керенский уходит от подробного разбора германо-большевистских тайных связей и от вопроса о «немецких деньгах», ссылаясь на то, что архивы военного министерства и разведорганов Генштаба Германии якобы сгорели при пожаре{690}. Нет, они, к счастью, не сгорели, а, как видим, бережно хранятся в Политическом архиве МИДа Германии.

Не выдерживает научной критики и высказывание автора указанной статьи, где он говорит, что «ни англичане, ни французы не пошли на публикацию чего-либо похожего на «документы Сиссона»{691}. А ведь выше уже приводились издания, в которых раньше всех были опубликованы документы, иллюстрирующие немецко-большевистские контакты. Серьезный исследователь должен был бы знать об этом, а не заниматься пустословием.

И последнее. В своей статье автор дважды (!) повторяет: «документы Сиссона» – подделка»{692}, подчеркивая при этом, что к такому «однозначному выводу» пришел Д. Кеннан. Но при этом он ни разу не делает ссылку на источник. Думается, что этим грубым нарушением элементарных правил оформления научно-справочного аппарата и неумением анализировать источники он собственноручно расписался в дилетантстве и тенденциозности, пытаясь написать научную статью.

Однако вернемся к основным вопросам главы.

Отношение к материалам, содержащим переписку немецких разведорганов с большевистскими государственными ведомствами, среди сотрудников спецслужб и дипломатов западных стран было неоднозначным. Например, профессиональный английский военный разведчик Сидней Рейли (Розенблюм) в одном из своих писем В. Л. Бурцеву писал: «В 1918 году, когда я был в России, у меня в руках были значительно более веские доказательства о сообществе большевиков с немцами. Все эти доказательства тогда были переданы в английское и французское министерства иностранных дел»{693}. А вот его коллега Роберт Брюс Локкарт, являющийся генеральным консулом Великобритании в России в 1915—1917 годах, а с января 1918 года и до 1 сентября 1918-го (то есть до его ареста сотрудниками ВЧК) – главой британской миссии при правительстве Советской республики, совершенно противоположного мнения. В своих воспоминаниях «Мои встречи с Лениным, Троцким и другими» Локкарт, в частности, приводит разговор с Троцким, состоявшийся у него 24 февраля 1918 года:

«Вы получили какое-нибудь сообщение из Лондона?» – спросил он все еще злым голосом. Я сказал, что ответа на мои телеграммы пока нет, и выразил уверенность, что большевикам не будет отказано в британской поддержке, если они предпримут настоящие усилия, дабы в руках немцев не оказалось пол-России! «Значит, у вас нет новостей для меня! – воскликнул Троцкий. – А у меня для вас есть! Пока вы тут стараетесь пускать мне пыль в глаза, ваши соотечественники и французы ведут против нас интриги с украинцами, которые уже продались немцам. Ваше правительство занято подготовкой японской интервенции в Сибири. А все ваши миссии устраивают здесь против нас заговоры, объединившись со всякими буржуазными подонками. Вот полюбуйтесь!» Схватив со стола пачку бумаг, он сунул их мне в руки. Это были подделанные оригиналы документов, копии с которых я уже видел. На них стояла печать германского Генерального штаба, имелись подписи немецких офицеров. Адресованы они были Троцкому и содержали различные инструкции, которые он как «немецкий шпион» должен был выполнять. В одной бумаге даже давался приказ «способствовать перевозке двух немецких подводных лодок по железной дороге из Берлина во Владивосток!».

Я видел эти «документы» прежде: их какое-то время назад распространяли в союзнических миссиях в Санкт-Петербурге, причем один комплект «оригиналов» был куплен американским агентом, а потом обнаружилось, что эти «инструкции», полученные из столь удаленных друг от друга мест, как Спа (Бельгия), Берлин и Стокгольм, напечатаны на одной и той же пишущей машинке»{694}.

Локкарт не поверил документам. И главная причина в том, что он клюнул на тщательно разработанный немецкой разведкой (возможно, совместно с ВЧК) план секретной переписки. Видимо, он заключался в том, чтобы содействовать сознательной утечке и распространению «секретной» информации, причем все это делалось с такой откровенностью и «оплошностью», чтобы вызвать у противников явное недоверие к документам. Думается, то, что все документы, действительно поступавшие из разных мест, были отпечатаны на одной и той же машинке (если действительно были), – этот блестящий прием был направлен исключительно на дезинформацию разведорганов стран Антанты. Локкарт не сумел разгадать этот хитроумный план, а Троцкий, надо отдать ему должное, великолепно обвел его вокруг пальца, дав ознакомиться с содержанием некоторых документов, являющихся действительно подложными. И цель, которую ставили перед собой разработчики конспиративной переписки, в значительной степени была достигнута.

Хотелось бы остановиться на ошибках, которые допустил Локкарт из-за невнимательности.

Документ, о котором он пишет, был адресован не Троцкому, а «В Совет Народных Комиссаров»{695}. В нем говорилось об обращении германского Верховного морского командования к Российскому правительству с предложением «принять меры к доставке в Тихий океан трех подводных лодок в разобранном виде по железным дорогам»{696} (выделено мной. – А.А.). Непростительно опытному разведчику слово «трех» перепутать со словом «двух». И последнее. Локкарт пишет, что на документах, с которыми он ознакомился в кабинете Троцкого, «имелись подписи немецких офицеров». Между тем почти на всех документах, которые будут рассмотрены ниже, есть еще и резолюции, а также разного рода пометки, сделанные правительственными должностными лицами и чиновниками аппарата комиссариатов Советской России. Но Локкарт их почему-то не заметил, во всяком случае он о них ничего не говорит. А не заметил их он по простой причине: этих подписей на просмотренных им документах не было и не могло быть, поскольку Троцкий подсунул ему действительно подложные «оригиналы», а не подлинники, на которых имелись резолюции (в том числе и самого Троцкого). Что же касается американского агента, купившего, как пишет Локкарт, «комплект „оригиналов“, то им был, судя по всему, Эдгар Сиссон, и рассматриваемые ниже материалы представляют собой копии документов, сделанные с „американского комплекта“.

Изучение документов показало, что в ряде случаев они не свободны от грамматических ошибок, неточностей и других погрешностей, допущенных при переводе текста с английского и немецкого на русский, а также при прочтении рукописных резолюций, пометок и замечаний, сделанных различными должностными лицами. Например, запись Н. Скрипника на документе № 2 (подробно он будет рассмотрен ниже) приведена в такой редакции: «Передано комиссии для борьбы с контрреволюцией. Затребовать документы. М. Скрипник». Между тем эту запись следует читать так: «В комиссию по борьбе с к.-р. Затребовать документы Н. Скрипник». Запись, сделанную ниже, пока еще не удалось прочесть, но уже установлено, что подпись «НГ» принадлежит секретарю Ленина Н. П. Горбунову. Еще один пример. Вторая подпись слева на документе № 3 расшифрована как Меканошин, в то время как настоящая фамилия уполномоченного Совета Народных Комиссаров, подписавшего этот документ, – Мехоношин. Неверно указаны фамилия и имя еще одного большевистского комиссара. Так, в примечании к документу № 11 Сиссон пишет: «Комиссар М. Меншинский», в то время как правильно следовало бы указать В. Менжинский. Неправильно прочтена и резолюция Л. Троцкого на документе № 14. В примечании Э. Сиссона к этому документу говорится, что «он (Троцкий. – А.А.) собственноручно написал на полях: «Прошу обсудить Л.Т». Однако эту резолюцию, адресованную «Д.Д.», следует читать так: «Д. Д. Прошу переговорить. Л.Т.»…

Таких неточностей и погрешностей в сборнике довольно много. В ходе изучения и анализа содержащихся в нем материалов было выявлено и наличие сомнительных документов. Например, документ № 23 о подводных лодках, который в числе других был представлен Троцким Локкарту. Известно, что прием смешивания подлинных документов с подложными с целью дезинформации противника применялся еще до нашей эры. И удивительно, что именно на этом попался английский разведчик Локкарт.

Интересен документ № 7, в котором, по поручению местного Отдела германского Генерального штаба, Разведывательное Отделение «конфиденциально» сообщает Троцкому «имена и характеристики главнейших кандидатов в переизбираемый (на III Всероссийском съезде Советов. – А.А.) Центральный Исполнительный Комитет». Однако вряд ли педантичные немцы с таким промедлением (на третий день работы съезда) стали бы направлять столь категоричное письмо народному комиссару по иностранным делам, к тому же в обход главы правительства. Вызывает сомнение и тот факт, что в этот список включен непримиримый противник большевиков Ю. О. Мартов. (Полностью этот документ с комментариями Сиссона будет приведен ниже.)

Однако источниковедческий анализ документов, критика их содержания, а также сравнительный анализ сведений, содержащихся в этих источниках, с другими документами и материалами (в том числе из бывшего архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) не дают оснований усомниться в подлинности и достоверности большинства документов.

В сборнике, состоявшем из 6-ти глав, документы сгруппированы по тематическому принципу. Такой метод подачи документов возможно оправдан и объясним, но при этом нарушается принцип историзма. Поэтому их разбор следует начать с документа № 5, так как он является первым известным (пока) по времени о немецко-большевистских секретных сношениях.

(И ниже в том же письме.)

С позиции источниковедения, достоверность и подлинность этого документа оказалась бы равной нулю, если бы не имелись другие материалы, устанавливающие их внутреннюю взаимосвязь, идеологическую и политическую общность с изучаемым источником. В ходе исследования удалось выявить несколько существенных документов, позволивших убедиться в подлинности документа № 5. Это прежде всего факты, содержащиеся в документах № 3 (протокол и два циркуляра), факсимиле которых приведены ниже. Их значение трудно переоценить.

Анализируя, в частности, протокол, отметим, что под ним поставили свои подписи уполномоченные Совета Народных Комиссаров И. А. Залкинд{701}, Е. Д. Поливанов{702}, К. А. Мехоношин{703}, А. А. Иоффе{704} и адъютант «Нахрихтен Бюро» в Петрограде лейтенант Генрих{705}, что неоспоримо говорит об их причастности к немецко-большевистским секретным связям. А Генрих, как явствует из документа № 5, в числе других офицеров был командирован в Петроград «для учреждения Разведочного Отделения Штаба» и, с одобрения Иоффе, приступил к своим обязанностям.

Вряд ли у кого-либо могут вызвать сомнения результаты графологической экспертизы, произведенной американскими учеными, установившей принадлежность имеющихся на протоколе подписей. И все же самым пикантным и сенсационным фактом, содержавшимся в протоколе, является то, что на нем оставил свой автограф – «ВУ» (Владимир Ульянов) – сам Ленин! Эта небольшая пометка является безупречным свидетельством причастности Ленина к тайным связям с немецкими властями. (Пометку Ленина смотри в левом верхнем углу протокола.)

В примечании к документу № 5 Сиссон пишет, что «Кронштадт был летом главной квартирой Ленина». Возразить против такого утверждения затруднительно, поскольку из 9-й главы (документы № 11 и № 12) известно, что именно в это время со счета «Дисконто-Гезельшафт» через Стокгольм и Гельсингфорс переводились Ленину в Кронштадт крупные суммы денег. Из 5-й главы читателю также известно, что летом 1917 года Ленин скрывался от Временного правительства в Кронштадте. И этот факт подтверждают лидеры «Военки» при ЦК большевистской партии. Наконец, из той же главы известно, что большевистское правительство открыто вербовало в Красную Армию немецких и особенно австро-венгерских солдат и офицеров. Поэтому документ № 5 – первый после октябрьского переворота шаг в секретных сношениях германских разведывательных служб с большевистским правительством – не вызывает сомнения.

Из «фактиков» выделяется следующий: в рекомендательном письме Рауша, в приписке Иоффе в последней фразе, говорится, что «консультанты явятся по назначению». Так вот, упомянутый в письме фон Шенеман{706} действительно был направлен на работу в НКИД в качестве консультанта, что подтверждается нерасшифрованной его биографией в указателе имен в 53-м томе ПСС Ленина, а также письмом последнего Чичерину от 25 июля 1921 года{707}.

И здесь Сиссон оказался прав. Приведенные выше циркуляры в свое время были перехвачены российской контрразведкой. Они под № 6 и № 7 включены в «Сводку Российской контрразведки»{711}. Содержание циркуляров раскрывает преступные планы реакционных кругов кайзеровской Германии. Между тем большевистское правительство во главе с Лениным, выполняя поручение германского Генерального штаба, делало все, чтобы скрыть от мировой общественности преступления германских агрессоров, и свои также.

Документ, обозначенный в сборнике под № 1, по праву следует отнести к разряду особо важных, и в этом легко можно убедиться.

Как видим, документ весьма серьезный и требует глубокого анализа. Поэтому для установления его достоверности потребуется использовать дополнительные факты, содержащиеся в различных источниках, кроме документа № 2, на который справедливо ссылается Э. Сиссон.

Еще задолго до октябрьского переворота В. Л. Бурцев называл Ленина и ленинцев «немецкими агентами». А после июльского путча большевиков он направил в редакцию «Русской воли» два письма (7 и 16 июля), в которых осуждал предательскую деятельность Ленина, Коллонтай, Луначарского и других лидеров большевиков. Однако в качестве доказательства никаких фактов не приводил. В этой связи наибольший интерес вызывают воспоминания уже знакомого нам Б. В. Никитина. Он пишет, что некий Степин, занимающийся продажей швейных машин компании «Зингер», «как выяснило наше расследование, начиная с апреля месяца 1917 г…нанимал людей для участия в большевистских демонстрациях… Степин был агентом Ленина»{713}.

Далее он говорит, что 3 июля, около 6 часов вечера, Степин попадается на удочку агента контрразведки Савицкого и сообщает ему, что «он первый человек» у Ленина, что последний ему во всем доверяет и сам дает деньги. Савицкий видел в шкафу у Степина много денег в мелких купюрах по 5-10-25 рублей»{714} для раздачи рабочим, солдатам и матросам. Никитин сообщает также, что у некоторых солдат, особенно у матросов, арестованных после июльского восстания, «мы находили… десятирублевки немецкого происхождения с двумя подчеркнутыми цифрами»{715} (речь шла о фальшивых деньгах, которые печатались в Германии и через Финляндию переправлялись в Россию).

Особый контроль, который был установлен контрразведкой на участке Петроград – Выборг – Торнео, вскоре дал свои плоды. Никитин пишет, что «в первых числах июня Переверзев сообщил мне, что ему удалось получить сведения при посредстве одного из членов центрального комитета большевиков, что Ленин сносится с Парвусом письмами, отправляемыми с особыми нарочными»{716}. По словам Никитина, на станциях Выборг и Торнео и по всей линии было усилено наблюдение; стали обыскивать всех приезжавших и переходивших границу. «Не прошло и недели такого наблюдения, – пишет Никитин, – как в Торнео при обыске было обнаружено письмо, адресованное Парвусу. До конца июня таких писем было доставлено еще два. Все они, написанные одним и тем же почерком, очень короткие… Подпись была настолько неразборчива, что даже нельзя было прочесть приблизительно. Содержание писем весьма лаконично, без всякого вхождения в какие-либо детали. В них просто приводились общие фразы, вроде: «работа продвигается очень успешно»; «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы»; «будьте осторожны в письмах и телеграммах»; «материалы, посланные в Выборг, получил, необходимо еще»; «присылайте побольше материалов» и «будьте архиосторожиы в сношениях» и т. п.{717} (выделено мной. – А.А.). «Имея так много указаний, – продолжает Никитин, – установить автора писем было совсем недолго. Не надо было быть графологом, чтобы положить рядом с письмами рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора»{718}.

Бесспорно, сведения, приводимые в воспоминаниях бывшего начальника петроградской контрразведки, весьма интересны. Однако, являясь своеобразным источником познания исторического процесса, мемуары особенно нуждаются в критическом анализе с тем, чтобы выяснить, насколько следует им доверять и в какой степени можно использовать. Задача довольно сложная и ответственная. В ряде случаев так и не удалось уточнить некоторые факты. Например, не имея протоколов допроса Степина и письменных докладов агентов контрразведки, трудно установить, действительно ли Степин 3 июля, около 4 часов дня, был в доме Кшесинской, как об этом пишет Никитин. Однако анализ воспоминаний в целом показал, что они написаны на основе документальных материалов, причем добросовестно, без тенденциозности. Например, Никитин пишет, что поскольку прапорщик Ермоленко «кроме голословных заявлений, не дал ничего, то все обвинение (в измене большевиков. – А.А.), построенное на его показаниях, по справедливости осталось неубедительным»{719}. Никитин также признает ошибку капитана Снегиревского, который при аресте 9 июля Овшия Моисеевича Нахамкеса{720} забывает поставить на ордере число и тем самым дает последнему основание не подчиниться представителю правоохранительных органов. Наконец, приведенные Никитиным сюжеты наблюдения за А. М. Коллонтай на линии Петроград – Выборг – Торнео, полностью подтверждаются рассказами самой Коллонтай{721}. Эти и многие другие факты дают основание считать книгу Б. Никитина достоверным источником.

И все же воспользуемся плодами многолетних поисков и предоставим читателю возможность ознакомиться с секретным документом, перехваченным российской контрразведкой, который, очевидно, давал правоохранительным органам Временного правительства право на арест Нахамкеса (Стеклова), подозреваемого в антигосударственной деятельности:

Приведенный документ прямо доказывает связь Стеклова с агентом германских разведорганов – Парвусом.

Теперь рассмотрим три письма, которые были изъяты при обыске граждан в Торнео, обратив особое внимание на выделенную мной фразу. Никитин, цитируя отрывки из этих писем, назвал их автора. Но он прекрасно понимал, что для установления истины нужен следственный эксперимент. Иными словами, необходимо было сравнить эти письма с другими письменными источниками, принадлежащими подозреваемому лицу. А такой возможности в тот момент у Никитина может быть не было, поскольку подозреваемый, Ленин, находился в бегах. Сегодня автора тех писем можно назвать безошибочно.

Известно, что Ленин к многим словам весьма часто прибавлял приставку «архи». Например, «архискверный Достоевский»{723}. С учетом данной привычки Ленина начался долгий и утомительный поиск. В одном лишь 49-м томе его трудов обнаружилось множество слов с этой приставкой (более 50-ти): «архиоппортунист», «архимерзость», «архисущественный», «архиосторожным», «архитрудно», «архиважно», «архиполезно», «архинадежными», «архидружественными», «архидоверчиво», «архискудный», «архиинтернациональное», «архисложное», «архиинтересное», «архикороткое», «советую быть архиосторожным», «надо быть архиосторожным»… и наконец:

А теперь сравним эту последнюю фразу, взятую из письма Ленина Ганецкому и Радеку от 12 апреля 1917 года, с фразой из письма, адресованного Парвусу. Думается, нужды в комментариях здесь нет.

Вот только непонятно, для чего Ленину понадобилось после июльских событий устраивать комедию и писать опровержения, в которых он начисто открещивался от Парвуса, называя его «ренегатом»?

Еще в статье «У последней черты», опубликованной в ноябре 1915 года, он писал: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции… защищает немецких оппортунистов с невероятно наглым и самодовольным видом… он лижет сапоги Гинденбургу… «Колокол» г-на Парвуса – орган ренегатства и грязного лакейства в Германии»{725}.

Это на словах. На деле же Ленин с протянутой рукой просит «ренегата», «шовиниста», «агента германского империализма» и «спекулянта» Парвуса: «присылайте побольше материалов», то есть денег для оплаты государственного переворота в России, и при этом советует быть архиаккуратным и осторожным в сношениях.

Как известно, Ленин открещивался и от Суменсон, которая также числилась в списке немецких агентов и была арестована 5 июля. Любопытную информацию сообщает Никитин в этой связи: «Доказательства измены остались в банковских книгах. Упомянутая в газетах Суменсон подтвердила наши предположения больше, чем мы ожидали»{726}. Вот эти банковские книги, о которых идет речь в документе № 1, и были изъяты из банка в Стокгольме и переданы «тов. Мюллеру… из Берлина».

Теперь, когда многие вопросы прояснились, необходимо вновь вернуться к документу № 1. Как видим, большевистские комиссары делали все возможное, чтобы упрятать факты, разоблачающие их вождей в измене Родине. Но против них выступает весьма серьезный документ № 2 от 12 февраля 1918 года. Значение этого документа трудно переоценить. Дело в том, что на нем имеются пометки и подписи Скрипника{727} и Горбунова{728}. Эти две подписи работников аппарата СНК являются неопровержимым доказательством тайных связей большевиков во главе с Лениным с германскими властями и их агентурно-разведочными службами и подтверждают достоверность документа № 1.

И тем не менее, на мой взгляд, целесообразно вновь обратиться к документам № 11 и № 12 из «Сводки Российской контрразведки», рассмотренным в 8-й главе. В первом документе (№ 11), как известно, говорится, что «со счета «Дисконто-Гезельшафт» списано на счет г. Ленина в Кронштадте 315 000 марок». Датирован сей документ 18 июня 1917 года, то есть за две недели до июльского путча большевиков. Во втором документе (№ 12), датированном 12 сентября того же года, отмечается, что «207 000 марок по ордеру Вашего господина Ленина упомянутым в Вашем письме лицам вручены». Обе секретные телеграммы подписаны немецким представителем в Стокгольмском «Ниа-Банке» Свенсоном. И в действительности, деньги были получены доверенными людьми Ленина. И этот факт подтверждается не только секретными документами, перехваченными русской разведкой и «сиссоновскими документами» № 1 и № 2, но также свидетельствами Козловского, Суменсон, Никитина, Фофановой, наконец, самим Лениным. И не надо быть юристом или банковским чиновником, чтобы понять, что только при наличии счета у Ленина можно было производить такую банковскую операцию, как ту, содержание которой приведено в документе №12.

В ноябре-декабре 1917 года в адрес советского правительства поступило еще 10 писем различного характера. Так, 1 ноября 1917 года Генштаб через германское Разведочное Отделение в Петрограде направил письмо в СНК (документ № 21) с просьбой сообщить «тщательно проверенные сведения о количестве запасов боевого снаряжения в следующих пунктах: Петроград, Архангельск, Владивосток, Казань, Тифлис…», требуя также «указать количество и место хранения доставленных из Америки, Англии и Франции боевых припасов и те войсковые части, которые несут охрану военных складов{729}. Подлинность этого документа несложно доказать: его так же, как и документ № 5, подписали О. Рауш и Ю. Вольф, и идентичность подписей легко может установить графологическая экспертиза. В письме от 19 ноября (документ № 6) германский Генштаб извещает СНК, что в распоряжение советского правительства направляются «в качестве военных консультантов и опытных боевых офицеров» 8 человек, с указанием их фамилий и воинских званий. Указанным лицам предписывалось отобрать из русского плена немецких офицеров, которые так же должны были находиться «в полном распоряжении Русского Правительства, как это было установлено на совещании в Стокгольме при проезде тт. Ленина, Зиновьева и др. в Россию»{730}. Документ подписан О. Раушем и Ю. Вольфом. Но это еще начало доказательства подлинности документа № 6. Среди восьми офицеров, направленных в распоряжение большевистского правительства, значатся майоры Эрих (Егоров) и Андерс (Рубаков), которые с помощью М. В. Фофановой и Эдгара Сиссона уже расшифрованы и опознаны, но они в плену не находились (этот сюжет обстоятельно рассмотрен в 8-й главе). Но этим не завершается анализ документа № 6, а, напротив, начинается. И самым интересным в его исследовании является то, что он получает официальное подтверждение советскими источниками. Судите сами: только в Барнаульском отряде ЧК служило 160 немцев, отобранных из числа бывших военнопленных{731}.

При содействии германского военного командования осуществлялась вербовка немецких солдат и офицеров в Красную Армию. Так, председатель Орловского губисполкома и губкомитета партии Волин по прямому проводу 29 ноября 1918 года сообщал Ленину о полученных им с Украины сведениях: «…Вербуем добровольцев (?) германской армии в Красную Армию… Наши представители гарантированы от опасности, находятся под охраной немцев…» (выделено мной. – А.А.) Выслушав Волина, Ленин посоветовал предложить немецким солдатам «немедленный союз с нами для быстрейшего восстановления Советской власти на Украине и для заарестования не только белогвардейцев, но и радовцев»{732} (сторонников самостоятельного украинского государства. – А.А.).

Можно понять большевистских правителей, пополняющих свою армию военнопленными австро-венгерской, немецкой и турецкой армий, а также китайскими волонтерами. Дело в том, что россияне неохотно шли на братоубийственную войну. Более того, имели место массовые переходы частей Красной Армии на сторону «противника». Причем такие факты отмечены во все периоды гражданской войны, и даже в ее конце. В эти годы из Красной Армии ежемесячно дезертировали до 200 тысяч человек{733}. Так, в телеграмме Сталина Ленину и Склянскому из Петрограда от 30 мая 1919 года говорится, что «третий Петроградский полк перешел на сторону противника»{734}. А в телеграмме с Юго-Западного фронта[103] от 16 июня 1920 года, направленной в Москву, сообщается о переходе галицких войск на сторону противника{735}. В Москве была создана так называемая международная Красная гвардия для охраны правительственных учреждений, в которую входили и немцы, и австро-венгры{736}. В составе Красной Армии на командных постах было множество немецких и австрийских офицеров. Например, начальником штаба Актюбинского фронта был австрийский офицер Шпрайцер. Помощником командующего Забайкальским фронтом – немецкий офицер Зингер. Командующий 11-й армии – Геккер и многие другие. Был взят курс на формирование из военнопленных более крупных войсковых подразделений в составе Красной Армии. Об этом свидетельствует телеграмма Ленина председателю Сибревкома от 13 января 1920 года: «Формирование немецко-венгерской дивизии из стойких и дисциплинированных элементов крайне целесообразно. Если возможно, желательно создание кавалерийской немецко-венгерской части, бригады, – если нельзя дивизии…»{737}

Мне думается, что принимаемые решения и меры советского правительства абсолютно точно объясняет генерал Гоффман: «Большевики боятся, что им не удастся без помощи немцев удержаться против Антанты и преодолеть внутреннее недовольство, в особенности крестьян»{738} (выделено мной. – А.А.).

Военное командование позаботилось, чтобы пехотный строевой устав был в срочном порядке переведен на немецкий и венгерский языки{739}. А «интернационалистов» было откуда брать: в русском плену на 1 сентября 1917 года было 2,1-2,2 млн. солдат и офицеров Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, из которых 186 347 человек составляли немцы и 1 876 038 человек – австро-венгерские пленные{740}. Подобные факты содержатся и в документе № 35, который будет приведен ниже.

Документ № 36 от 28 ноября проливает свет на совместные согласованные действия германского, австро-венгерского и русского командования, указывает конкретных лиц от Советов, участвующих в этом «триумвирате» – Чудновский, Боярский, Пятаков, Губарский{741}.

Интересная информация содержится в письме «Нахрихтен Бюро» от 4 декабря (документ № 49). Немецкие разведорганы дают в Народный комиссариат по Военным делам список лиц российского происхождения, находящихся «на службе Германской Разведочной части». В указанном списке: Сахаров, Тер-Арутюнянц, Жук, Ильинский, Занько, Ярчук, Головин, Чернявский, Постников, Трушин, Шнейерман, Гаврилов. В письме сообщается также, что «все означенные лица находятся на постоянном содержании от Разведывательного отделения Германского Генерального Штаба»{742}.

Если учесть, что большинство из приведенных в документах № 36 и № 49 личностей относились к большевистской организации (Сахаров, Тер-Арутюнян, Чудновский, Постников, Пятаков и другие), и все они, плюс анархист Жук, были активными участниками июльского и октябрьского контрреволюционных мятежей, то нет оснований ставить под сомнение эти документы. Тем более что на них имеются «автографы» известных нам лиц.

Весьма срочное письмо от 9 декабря «Нахрихтен Бюро» адресовано Троцкому. Этот документ настолько серьезен, что следует привести его полностью.

Невозможно не согласиться с комментарием Сиссона. Тем более что агентурная и предательская деятельность большевиков в пользу. Германии на документальной основе была уже аргументированно доказана выше. Что же касается трюков с переодеванием немцев в русскую солдатскую и матросскую форму для осуществления диверсионных операций, то об этом широко известно, и сюжеты подобного рода метаморфоз были описаны в 8-й главе. Кстати, в своей статье, опубликованной в «Известиях» 16 сентября 1922 года, Подвойский, Раскольников и Ягода пишут, что в период нахождения в Кронштадте в июле 1917 года Ленин также носил матросскую форму и в течение двух недель укрывался в кочегарках кораблей Балтийского флота.

С грифом «Весьма секретно» Петроградское Разведывательное Отделение германского Генерального штаба направило письмо в ВЧК. Этот документ со всей наглядностью показывает, как рука об руку работали чекисты Дзержинского и «Нахрихтен Бюро»:

Заметим, с какой оперативностью отреагировали немецкие разведорганы на запрос ВЧК. А то, что немецкие разведорганы и ВЧК работали рука об руку, говорит также документ № 38, под которым стоит личная подпись Залкинда, но почему-то заменена первая буква имени.

Не может не удивить текст да и само обращение ответственного сотрудника СНК РСФСР к представителю Германского Разведочного Отдела. Как видим, они уже стали «товарищами», совместно работающими на Германию.

На этом документе следует несколько остановиться, и вот почему. Дело в том, что «финские товарищи Рахья, Пукко и Энрот» попали в этот документ не случайно. Сепаратистские тенденции среди населения Финляндии наблюдались почти на протяжении всего периода ее вхождения в состав Российской империи. С началом мировой войны они еще больше усилились. Большевики подогревали эти чувства финнов, обещая после прихода к власти признать независимость Финляндии. В этом вопросе позиция немцев и большевиков совпадала, и они всячески пытались использовать патриотические силы Финляндии в своих интересах. Документ[104], который приводится ниже, один из примеров использования финнов в борьбе против Российского государства.

Остается добавить, что Рахья, неоднократно упоминаемый в данной книге, вплоть до октябрьского переворота выполнял обязанности телохранителя и подручного Ленина.

В очередном письме от 20 декабря (документ № 18) «Нахрихтен Бюро» просит НКИД ускорить отправку агитаторов в лагеря для русских военнопленных в Германии с целью вербовки из их числа добровольцев отправиться в английские и французские войска для пропаганды мира в пользу Германии{747}.

Должен отметить, что эту политическую акцию немцы развернули задолго до того, как США вступили в войну против австро-германского блока. Дальновидные немецкие политики понимали, что Германия может потерпеть полный крах в борьбе с Антантой. Они ясно видели, что ресурсы подходили к концу. Поэтому немецкая дипломатия, особенно с начала 1917 года, делала все возможное, чтобы приблизить мир для Германии, не жалея на это средства. Она, как мы увидим из приведенного ниже документа, прибегала к помощи русских эмигрантов, независимо от их партийной принадлежности:

Примечание[105]. Письмо это фигурировало дважды: в перехваченной переписке кн. Бюло… Луг…но[106], а затем в делах швейцарских офицеров, обслуживающих германский генеральный штаб»{748}.

Но этим не ограничивалась деятельность германской дипломатии, пытавшейся во что бы то ни стало добиться сепаратного мира России с Германией и тем самым спасти положение, в котором она оказалась. Весной 1917 года германская дипломатия для этой цели использовала вождей так называемой немецкой социал-демократии (Филипп Шейдеман, Эдуард Давид и другие). Последние принялись за работу по созыву в Стокгольме международной конференции, рассчитывая на ней склонить русских социалистов-революционеров к сепаратному миру с Германией. И хотя этот маневр немецкой дипломатии сорвался, тем не менее сохранился перехваченный российской контрразведкой документ, указывающий на то, что большевики и эсеры сотрудничали с немцами в этом вопросе и, более того, их деятельность материально обеспечивалась немецкими банками.

Этот документ, помимо уже сказанного выше, свидетельствует и о сотрудничестве большевиков с эсерами. Как видим из текста, Фюрстенберг и Кац находятся в одной упряжке, управляемой немцами. Те и другие делали все возможное, чтобы подорвать военно-экономическую мощь России и довести ее до поражения в войне. Кстати, этой же тактики придерживались и большевики, и эсеры в период русско-японской войны.

Хищническая политика германских банкиров отражена в документе №11. Немецкие финансовые воротилы ставят большевикам, а точнее, народам России, кабальные условия, которые, по их мнению, должны были быть приняты советскими лидерами после подписания Брестского мира.

Документ № 11 весьма серьезный во всех отношениях. Но по объективным причинам Сиссон не мог дать развернутого комментария. В качестве же замечания должен сказать, что он обязан был заметить дезинформационную запись, сделанную на документе Я. Раскиным. Дело в том, что Менжинский не был Председателем ЦИК. А теперь по существу самого документа.

Уехав на родину в США, Э. Сиссон, естественно, не мог знать о судьбе Резолюции Рейхсбанка № 12 378 от 28 декабря 1917 года. Но этот пробел в работе вдумчивого дипломата уже восполнен. Из 9-й главы читатель знает, что все пункты Резолюции и прочие требования Германии были не только выполнены большевистским правительством, но и перевыполнены. Достаточно вспомнить, что, кроме грабительского Брестского договора, 27 августа 1918 года был подписан к нему дополнительный русско-германский договор, состоящий из территориального и финансового соглашений. По последнему Россия обязывалась уплатить гибнувшей под ударами Антанты Германии 6 млрд. марок, из них около 450 кг (!) золотом на сумму около 2,5 млрд. марок. Это был настоящий грабеж России, который осуществлялся руками Ленина. За Германией сохранялась оккупированная территория площадью более 1 млн. кв. км…

Следует отметить, что Германия в счет репарации расплачивалась с Францией русским золотом. Вот что в этой связи писала берлинская газета русских эмигрантов «Накануне» 11 июня 1922 года:

Беспрецедентный случай: два государства, входящие в Антанту (Англия и Франция), получают от побежденной Германии контрибуцию, а третье государство – Россия, наоборот, обязывается платить контрибуцию Германии.

Думается, нет необходимости вновь приводить факты, изложенные в предыдущей главе. Следует сказать о другом: собранная Сиссоном информация заслуживает доверительного отношения.

Документ, который приведен ниже, имеет чрезвычайно важное значение для изучения политики большевиков в период мирных переговоров с Германией в Брест-Литовске. В советской историографии эти события целиком фальсифицированы. В роли предателя России представлен один Троцкий, который своей формулой «ни мира, ни войны» якобы поставил советскую власть перед угрозой гибели, а «благодетель» Ленин «разоблачал» (?) «авантюристическую и гибельную для советской республики тактику Троцкого». По сути, был разыгран своего рода политический спектакль, в котором каждый большевистский руководитель имел свою роль в соответствии со сценарием, расписанным германскими политиками.

К пространному примечанию Сиссона вряд ли можно что-либо добавить; документ не нуждается в дополнительной экспертизе, поскольку лицо, подписавшее его, Иоффе, является как бы своеобразным «нотариусом», подтверждающим подлинность документа. И всякая попытка доказать обратное окажется пустой тратой времени. Впрочем, это никогда не пытались делать идеологи большевиков.

С начала 1918 года «Нахрихтен Бюро» заметно активизировало свою деятельность. Это, очевидно, было связано с ухудшением положения войск германского блока на Западном фронте да и внутренним положением в Германии. В связи с этим Россия и Германия стали форсировать свои действия, связанные с подготовкой сепаратного договора. Судя по содержанию приводимых ниже документов, в январе – марте 1918 года их совместная деятельность была направлена против стран Антанты. И главными действующими лицами, осуществлявшими стратегические и тактические планы германских властей, были Ленин и Троцкий. Документ № 4 – яркое тому свидетельство.

Источниковедческий анализ приведенного выше документа, равно как и комментария к нему, имеет весьма важное и принципиальное значение в деле развенчания шаткой и искусственно выдвинутой американским историком и дипломатом Джорджем Кеннаном версии о том, что «документы Сиссона» не являются подлинными. Попробуем еще раз опровергнуть этот вывод.

На мой взгляд, главным вопросом в определении достоверности исследуемого источника является выявление фактов, подтверждающих «деловые сношения» между большевиками и лидерами, как выразился Ленин, «таких отвратительных лакеев империалистической буржуазии, как Шейдеманы, Легины, Давиды и К° в Германии»{753}, о которых говорится в «сиссоновском документе». Должен сразу подчеркнуть, что такие факты имеются. И, как видим из комментария Сиссона, он владел такими фактами, когда готовил свой труд. Трудно сказать, по каким каналам поступала к нему информация, подтверждающая достоверность документа № 4, но то, что она действительно правдива, мы можем еще раз убедиться, используя общепринятый прием сравнительного анализа сведений источника с другими материалами, в которых отражены те же сведения.

Так из 9-й главы читатель уже знаком с документом № 16, в котором говорится, что «через Xia-Банк на контору Фюрстенберга переводится 150 000 крон» для Ольберга. Отправлял эти средства из Берлина, как известно, Шейдеман. Известно читателю и о том, что этот документ был перехвачен русской контрразведкой еще 25 августа 1917 года, то есть раньше, чем его приобрел Сиссон. Сравнивая сведения, содержащиеся в двух разных источниках, мы обнаруживаем их полное сходство. Таким образом, мы можем говорить об идентификации информации, содержащихся в разных источниках: в документе № 16 «Сводки Российской контрразведки» и в комплекте «документов Сиссона». Это во-первых.

Из переписки Фюрстенберга, Радека и Воровского с Парвусом, которая приведена выше, также известно, что они действительно пытались замести следы тайных связей большевиков с немецкими властями и их спецслужбами. Эти факты как нельзя лучше доказывают, что комментарии Сиссона верны. Наконец, вспомним и о том, как после захвата власти большевики сожгли архив в г. Рыбинске, перевезенный по распоряжению Временного правительства из Петрограда в сентябре 1917 года, и тем самым уничтожили множество документов, которые могли бы пролить дополнительный свет на их преступную деятельность. Как видим, и тут Сиссон оказался прав, и факты, приведенные им, невозможно опровергнуть.

Факты откровенного содружества между германскими и большевистскими властями и их спецслужбами прослеживаются и в документе № 32. В нем содержится требование германских спецслужб выдать русский паспорт их агенту, который направляется на Северный фронт для наблюдения за деятельностью Начальника штаба фронта генерала Бонч-Бруевича.

В верхней части приведенного выше письма Троцкий дает указание «Запросить т. Иоффе Л. Т.». Ниже на полях читаем: «Согласно условию подлежит исполнению. А. Иоффе». Ниже неизвестный чиновник делает пометку о том, что паспорт на имя Ильина П. А. выдан.

С аналогичным требованием 26 февраля германский Генштаб обратился в СНК (документ № 43). Кроме этого, Верховное командование требовало разоружить и отозвать русскую Красную Гвардию из Финляндии. По сути дела, германские власти диктовали свою волю большевистскому правительству. Заслуживает внимания комментарий Э. Сиссона к этому документу, который полностью приводится вслед за самим документом.

Рассмотренный выше документ также не нуждается в дополнительной экспертизе, поскольку на нем оставил свой автограф и личный секретарь Ленина – Николай Горбунов. А главное, все документы, содержащиеся в сборнике, были подвергнуты научной экспертизе крупными специалистами – Франклином Джеймсоном и Самуэлом Харпером еще в 1918 году. Должен заметить, что резолюции и подписи на различных документах облегчают экспертизу, связанную с работой по установлению их достоверности. В принципе лица, наложившие резолюцию на документах, берут на себя ответственность за его содержание и заданные ими указания различным чиновникам правительственного аппарата. Более того, своей подписью они удостоверяют подлинность документа.

В сборнике множество документов, к которым приложил руку Троцкий. Между тем, зная о существовании сборника, он в своих мемуарах умалчивает о компрометирующих его материалах. К их числу относится и документ № 26.

Не менее интересным по содержанию является документ № 13, адресованный Ленину. Он еще раз подтверждает позорную сделку большевистских вождей с немцами.

Думается, Э. Сиссон ошибается, принимая хорошо отрепетированную дипломатическую игру Ленина и Троцкого за оппозицию последнего. Скорее всего, Троцкий не знал, что было предпринято по данному вопросу и, думается, что вопросительный знак, поставленный им на документе, адресован в свой адрес.

Секретное письмо «Нахрихтен Бюро», адресованное Председателю Совета Народных Комиссаров (см. документ № 12), – еще одно свидетельство деятельности Ленина в пользу Германии. Нет сомнения, что резолюции двух секретарей СНК – Горбунова и Скрипника были сделаны на письме по его устному указанию. Первый просит «Сообщить Мосолову», являющемуся комиссаром в штабе Северного фронта, а второй уточняет путь движения этого документа к адресату: «Передать в Комис(сию) по Воен(ным) делам». Из двух записей секретарей Ленина следует один вывод: документ, поступивший из немецких разведорганов, был принят к исполнению.

Письмо Русского Отдела германского Генерального штаба (документ № 30), направленное лично Ленину, еще больше укрепляет убежденность в том, что глава советского государства и его единомышленники в рассматриваемый период целиком выполняли волю немецкого правительства.

К какому другому выводу можно прийти, читая резолюцию на письме, сделанную Скрипником: «Срочно: Председатель СНК просит т. Володарского{759} сообщить это агитац(ионному) отделу. Секретарь Н. Скрипник». В нижней левой части письма сделана пометка: «Ц.И.К. № 823 к докладу» и неразборчивая подпись.

Интересный комментарий к этому документу дает Э. Сиссон:

Диву даешься, как могла прийти в голову большевистским вождям идея отмечать 23 февраля как день рождения Красной Армии! Мне представляется, что исполнительной и законодательной властям есть над чем подумать.

Судя по содержанию документа №31, который также адресован Ленину, «Нахрихтен Бюро» выразило свое неудовлетворение медлительным действием большевистского руководства, проявленным в отношении письма от 26 февраля (документ № 30). Более того, оно потребовало также произвести кадровые перестановки в высшем командном составе армии. Поэтому Горбунов от имени Ленина дает распоряжение нижестоящим чиновникам: «Вызвать т.т. Троцкого и Подвойского. Н.Г.».

По требованию Германского Генерального штаба М. А. Бонч-Бруевич{761} был отстранен от военных дел не только на Северном фронте, но и вообще от работы в военном ведомстве. Сам факт немедленного отстранения от занимаемой должности М. А. Бонч-Бруевича убеждает нас в том, что документ № 31 «В. Секретно», адресованный Ленину, является подлинным.

О совместной деятельности ВЧК и «Нахрихтен Бюро» говорит следующий документ.

На письме имеется пометка, сделанная, очевидно, руководителем, курирующим ВЧК. Этот неизвестный чиновник пишет: «Телегр(афировать) Кобозеву. Телегр(афировать) Стреабергу{763}. Но более интересна лаконичная запись, сделанная ниже на полях письма: «Дать список. Дз.». Автор ее – председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский, обычная подпись которого выражалась этими двумя буквами. В указанном списке – фамилии агентов и их адреса:

• Штауфахер, Владивосток, дом Панова.

• Р. Кригер, Пякольск, Уссурийский.

• А. Гизе, Иркутск, аптека Жинжеровой.

• В. Вальдейн, Владивосток, соб.дом.

• Буттенгоф, Хабаровск, Кунст и Альберс.

• Даттан, Томск. Нечаевская ул.

• Бр. Буздерг, Харбин, – Управление Кит. Вост. жел. дор.

• Скрибанович, Благовещенск, дом Кунст и Альберс.

• Панов, Владивосток, соб. дом{764}.

Список агентов, приведенный на письме «Нахрихтен Бюро», очевидно, дан сотрудником ВЧК. Следует заметить, что на диверсионную работу немецкие разведорганы направляли агентов не впервые, поскольку в документе указан «список № 3».

На протяжении всех лет коммунистического режима советская историография утверждала, что советизация страны проходила успешно и что этот процесс в основном был завершен к марту 1918 года. Однако это утверждение в корне не соответствует действительности. Так называемое триумфальное шествие советской власти затянулось на целых пять лет.

Следует сказать, что германские власти, заинтересованные в скорейшем подписании мирного договора с Россией, делали все возможное, чтобы ускорить процесс установления власти большевиков на местах. Они оказывали большевикам не только материальную помощь, но и отправляли в Россию для подавления народного сопротивления большевистской власти опытные военные подразделения германской армии и средства. Об этом свидетельствуют приводимые ниже документы из сиссоновского сборника.

Опровергнуть этот документ невозможно, поскольку на нем сделали пометки большевистские комиссары и прочие чиновники. Нельзя возразить и Сиссону. Хотелось лишь кое-что добавить к сказанному им, основываясь на свидетельствах современника тех лет.

Старый тифлисский рабочий А. Г. Мискин рассказывал, что он лично видел, как комиссары красногвардейских отрядов наживались, составляя фиктивные списки, по которым члены Красной Гвардии получали деньги за свою службу.

На сей раз, как мне представляется, Сиссон не разобрался в хитроумной записи Н. Горбунова. А тут как раз очень просто: ленинский секретарь, желая как-то замаскировать немецко-большевистские тайные связи, пытается представить дело так, будто контрразведчик Архипов якобы в корыстных целях доносит в СНК ложный компромат на Верховного Главнокомандующего

В целом, не возражая Сиссону, вместе с тем хотелось сказать о следующем. Немецкие политики понимали, что, несмотря на тайные договоренности с большевистскими вождями, вопрос подписания мирного договора между Россией и Германией все же будет обсуждаться в ВЦИК, и в этом смысле немцам хотелось бы, чтобы в него вошло как можно большее число германофилов. Однако если учесть, что при обсуждении вопроса о подписании мира с Германией на заседании ВЦИК приняло участие 227 человек, то рекомендованный немцами список лиц для избрания в состав ВЦИК составлял менее 10 процентов от общего числа избранных в него из разных партий.

И еще один немаловажный вопрос. После разгона Учредительного собрания все высшие органы власти фактически автоматически потеряли свой юридический статус, поскольку они были избраны II Всероссийским съездом Советов в октябре 1917 года с оговоркой «впредь до Учредительного собрания». Поэтому Ленин и его единомышленники форсировали созыв III съезда Советов, чтобы не выпустить из рук узурпированную власть.

И последнее замечание. Этот съезд нельзя назвать Всероссийским, поскольку в его работе приняли участие делегаты далеко не со всех губерний России. По сути дела это был мошеннический прием организации съезда, как всегда используемый большевистскими вождями и лично Лениным.

Изучая документы сборника, нельзя не заметить, как день ото дня расширялись и углублялись контакты между сотрудниками спецслужб большевиков и немцев. Более того, тон обращения, категоричность и характер писем, исходящих от немецкой стороны, таковы, что можно подумать, будто немцы находятся у себя дома, а не в чужой стране. Обращает на себя внимание и тот факт, что среди приобретенных Сиссоном документов имеются не только их фотокопии, но и сами оригиналы, о которых он говорит в конце своего примечания.

Такой документ не нуждается в комментарии. Достаточно графологической экспертизой признать, что пометки, сделанные на полях документа, принадлежат Чичерину.

Этот документ подтверждает факт совместного наблюдения большевистских и немецких агентов за посольствами Великобритании, Франции, США, Италии и Румынии, установленного еще в декабре 1917 года (см. выше документ № 25). Он также говорит о двойном подчинении большевистских агентов.

По поводу неправильного прочтения Сиссоном резолюции Троцкого на этом документе я уже указывал в начале главы. Здесь же нужно отметить, что большевики никогда не отказывались от пресловутой идеи мировой революции. Поэтому ждать от них честного выполнения обещаний не приходится. Участие большевистских эмиссаров в Баварском мятеже о многом говорит.

В сборнике содержатся и такие документы, которые проливают свет на организацию большевиками открытого террора против польских патриотов, стремящихся после падения монархии в России возродить польское государство. В них ясно прослеживается реакционная сущность большевизма. Два примера:

Я сознательно отказываюсь комментировать эти два документа. Пусть это сделает читатель, ознакомившись с ними.

Однако, чтобы облегчить работу читателя, необходимо было изучить и проанализировать все документы, а затем отобрать среди всей массы исторических источников те материалы, знакомство с которыми способствовало бы складыванию у читателя своего мнения о внутреннем мире, нравственном облике и психологии большевиков.

В заключение главы рассмотрим еще один весьма важный исторический документ из архива Сиссона – документ № 28, факсимиле которого приводится ниже.

Документ «доверительно» адресован Троцкому. Хочу особо подчеркнуть, что этот документ требует самого пристального изучения, поскольку в нем затронут вопрос, касающийся судьбы первенца российского флота. Заметим, что буквально за неделю до подписания мирного договора между Советской Россией и Германией этот документ ложится на стол Наркома иностранных дел. Судя по тому, что на документе отсутствует резолюция Троцкого, можно сделать вывод, что он дал своему секретарю устное распоряжение. Можно смело утверждать, что о существовании документа был осведомлен глава правительства – Ленин. Это документально будет доказано ниже.

Но, так или иначе, документ получает дальнейшее движение. Проследим за его направлением.

Сразу отметить, что рассматриваемый документ является оригиналом, чудом (!), приобретенным Эдгаром Сиссоном.

На полях письма имеются два указания. Против первого абзаца читаем: «Запросить у Ломова, Маркин»{773}. Против второго: «Раскольникову. Маркин». Несомненно, что оба указания исходили от Троцкого. Если первое касалось попытки Германии использовать Россию против Америки и Японии, то второе отражало преступное решение. По сути дела, судьба Балтийского флота поручалась платному агенту германского Генштаба, заместителю наркома по морским делам Ф. Ф. Раскольникову. Все шло к тому, чтобы сдать Балтийский флот немцам и использовать его против держав Антанты.

Этот предательский план, наносящий удар по мощи и престижу русского флота, был настолько очевиден, что не смог остаться незамеченным моряками, а тем более командным составом Балтийского флота. Возглавляемые бывшим царским контр-адмиралом А. М. Щастным и другими офицерами, военные моряки сделали все возможное и даже, казалось, невозможное, чтобы предотвратить государственное преступление. Как выясняется теперь, А. М. Щастный располагал сведениями, подтверждающими замыслы германского и большевистского правительств. В сложной ледовой обстановке с 12 марта по 22 апреля 1918 года они совершили беспримерный в военно-морской истории переход из Гельсингфорса (Хельсинки), Ревеля (Таллинн) и Аландских островов в Кронштадт и спасли около 250 боевых кораблей и вспомогательных судов, в том числе: 6 новейших линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подводных лодок. О подвиге выдающегося флотоводца Щастного и моряков Балтийского флота писали газеты всего мира.

Щастный был вызван в Москву (якобы для доклада)[114]. Никому в голову не приходило, что приезду Щастного в Москву предшествовало секретное заседание с участием Свердлова, Троцкого, Дыбенко, Раскольникова и Сакса{774}. В принятом решении, в частности, подчеркивалось, что «…гражданин Щастный, обнаруживший недостаток твердости духа и распорядительности… вмешивавшийся в политические вопросы с явно реакционными целями, увольняется от службы и предается суду». Этот злонамеренный документ подписали Троцкий, Раскольников и Сакс.

Обвиненный «в преступлениях по должности, в подготовке контрреволюционного переворота и государственной измене», 29 мая 1918 года Александр Михайлович Щастный был арестован. Производство следствия было возложено на члена ВЦИК В. Кингисеппа. (Кстати, в сентябре 1918 года СНК учредил Особую Следственную комиссию в составе П. Стучки, В. Кингисеппа и Я. Шейнкмана.) 21 июня, выполняя приговор Революционного трибунала при ВЦИК, в Здании бывшего Александровского училища вильгельмовские наймиты расстреляли верного сына Родины. Следует отметить, что для расстрела Щастного была отобрана специальная команда из китайцев.

Известный русский историк С. П. Мельгунов в своей книге «Красный террор в России», опубликованной в 1923 году на Западе, справедливо отметил, что с Щастным расправились только за то, что он «спас остаток русского флота в Балтийском море от сдачи немецкой эскадре»{775}.

С выводами Мельгунова трудно не согласиться. Следует привести также весьма важный факт, который, на мой взгляд, стал роковым в судьбе Щастного. Дело в том, что при аресте боевого командира в его портфеле были обнаружены фотокопии двух уникальнейших документов начальника германской контрразведки, адресованных председателю СНК Ленину и председателю РВС Троцкому. Эти документы были подброшены Щастному английской разведкой. В них содержались конкретные указания главарям большевистского правительства, как следует поступить с кораблями Балтийского флота, сосредоточенными в Гельсингфорсе.

Несмотря на многочисленные документальные материалы, доказывающие предательскую деятельность большевиков, в особенности их лидеров, по сей день появляются в печати статьи, в которых делается попытка все преступные акции, совершенные против России и ее народа, свалить на «врагов народа», репрессированных в годы сталинизма.

«Достоверно известно, – пишет майор юстиции В. Звягинцев, – что до ареста между Троцким и Щастным произошел серьезный конфликт»{776}.

Ничуть не ставя под сомнение этот факт, должен сказать, что юрист Звягинцев глубоко заблуждается, если считает, что причиной гибели 37-летнего командующего Балтийским флотом А. М. Щастного явились только интриги, организованные против него Троцким. Причины расправы с честными и истинными патриотами России лежат намного глубже, и о них достаточно подробно было сказано выше; о них будет сказано и в последующих главах. Здесь же отметим, что Щастный сорвал предательский план большевистских лидеров и за это поплатился жизнью.

В нашей отечественной истории еще не мало белых пятен. Во многом это на совести авторов, которые освещали ее в соответствии с пожеланиями заказчиков из Кремля и со Старой площади. И неудивительно, что даже в таких солидных книгах, как «Боевой путь Военноморского флота» (М.: Воениздат, 1974), «Гражданская война в СССР», выпущенная также Воениздатом в 1980 году, «Великий Октябрь и защита его завоеваний», опубликованная в 1987 году под редакцией академика И. И. Минца, не нашлось места, чтобы упомянуть имя славного моряка российского флота – А. М. Щастного.

Стоит ли удивляться такому факту, если в Большой Советской Энциклопедии не упомянуто имя прославленного моряка, героя русско-турецкой (1828—1829) и Крымской (1853—1856) войн и основателя города Новороссийска адмирала Л. М. Серебрякова.

Завершая рассмотрение фактов, изложенных в документе № 28, хотелось бы сказать, что сегодня имеются все основания утверждать, что план сдачи немцам кораблей Балтийского флота и затопление на Новороссийском рейде основной части судов Черноморского флота, которое было осуществлено 18 июня 1918 года по прямому приказу Ленина, – звенья одной и той же преступной цепи. Свидетельством тому – принятое решение о необходимости затопления кораблей Черноморского флота (см. документ ниже) и секретная директива, которую Ленин 28 мая направил командующему Черноморским флотом и главному комиссару флота. В ней строгое требование: «Ввиду явных намерений Германии захватить суда Черноморского флота, находящиеся в Новороссийске, и невозможности обеспечить Новороссийск с сухого пути или перевода в другой порт, Совет Народных Комиссаров, по представлению Высшего военного Совета, приказывает вам с получением сего уничтожить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске. Ленuн»{777}.

Преступность очевидна. Судите сами. В мае 1829 года русский бриг Черноморского флота «Меркурий» в открытом море встретился с двумя турецкими линейными кораблями и не дрогнул. Более того, в неравном бою, длившемся около четырех часов, русские моряки вышли из него с честью. А вот вождь большевиков запрещает морякам Черноморского флота сражаться с врагами Отечества, в угоду Германии приказывает им затопить два линкора, шесть эскадронных миноносцев, девять эсминцев и коммерческие пароходы.

Резолюция В. И. Ленина о необходимости затопления кораблей Черноморского флота в Новороссийске в 1918 году: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно. Председатель СНК В. Ульянов (Ленин)»

На этом можно было бы подвести черту. Но я себе не простил бы, утаив от читателя еще один чрезвычайно важный документ от 21 августа 1918 года. Он лишний раз доказывает тесную связь Ленина с властями Германии и ее Генштабом:

Бесспорно, Ленин был главным действующим лицом в тайных связях большевиков с немцами. Но должен сказать, что преступная сеть большевиков была весьма широкая. В пользу Германии работали не только вожди большевиков и красные комиссары. В эту деятельность путем подкупа, обмана и угроз было втянуто множество людей: чиновники различных комиссариатов и ведомств; бывшие сотрудники царской охранки и их агенты; моряки и солдаты; хорошо оплачиваемые красногвардейцы, некоторые генералы и офицеры царской армии. Особую нагрузку несли, конечно, сотрудники ВЧК во главе с Дзержинским. Судя по документам сборника Э. Сиссона, они работали в тесном контакте с германскими разведорганами. Нельзя не заметить, что если ВЧК пристально следила за сотрудниками миссий бывших союзных с Россией государств, то на немецкую агентуру не обращала никакого внимания. Страна была буквально наводнена германскими агентами и диверсантами. С согласия правительства России, под крышей СНК, ЦИК, комиссариатов и ведомств, под видом консультантов и советников, а во многих случаях открыто (В Красной Армии и ЧК) орудовали сотни офицеров из Русского Отделения германского Генштаба.

В данной главе и в целом в исследуемой работе приведено, как заметил читатель, большое количество документальных материалов, воспоминаний и свидетельств современников тяжелых и мрачных годин, убедительно показывающих масштабы и характер преступлений, совершенных большевиками во главе с Лениным против Российского государства и его народа.

Несомненно, из всего изложенного выше каждый читатель вправе сделать свое резюме. Мне же хотелось лишь поставить вопрос: Кем после всего, что стало нам известно, считать большевиков и их вождя, определившего свою партию как «ум, честь и совесть нашей эпохи»?{780}