"Чужие паруса" - читать интересную книгу автора (Бадигин Константин)

Глава девятнадцатая МОНАСТЫРСКИЙ ТАЙНИК

Когда наступила ночь, Степан, Петр и двое мужиков спустились к реке. Нашарив в кустарнике лодку, они осторожно спустили ее на воду. Бесшумно работая веслами, словно на тюленьем промысле, Степан направил лодку к обрывистому берегу, туда, где белели стены и башни монастыря. Ночь была темная. Несколько звездочек серебрились в просветах меж низко плывущих облаков.

— Дух в лесу какой, — шепотом заметил Степан. — Днем и не заметишь, а в ночи, словно крепкий мед, пьянит.

Степан замолчал. Неожиданно громко на реке всплеснулась рыба. Из-за леса донесся чуть слышный шепот от легкого ветерка. Затрещали сухие ветки в кустах… Отчаянно пискнув, забила крыльями какая-то птица в когтях ночного хищника. Дико заохала, зарыдала сова… Ночь придавала звукам необычный, таинственный смысл.

Но вот страшный звериный рев раздался в тишине. Злобный пронзительный визг и рычание помимо воли заставили друзей взяться за оружие.

— Бродяжие волки меж собой грызутся, — прошептал Петр, — видать, насмерть сошлись.

Волчий поединок продолжался недолго. Вой неожиданно смолк, и снова наступила тишина.

Далеко над лесом зажглось зарево. Казалось, полыхает лесной пожар. В ярко-красном небе отчетливо вырисовывались темные вершины дальнего леса. Вскоре над лесом поднялся огромный огненный шар полной луны. Он медленно вставал все выше и выше, бледнел, уменьшался в размерах, словно растворяясь в ночной темноте.

Над берегом у самой воды неожиданно зажегся огонек.

— К берегу, — зашептал Малыгин, — к берегу гребись!

Прошло немного времени, огонек погас, и друзья услышали всплески весел и постукивание уключин. В темноте возник карбас, быстро идущий по течению. — Игумен за помощью к воеводе монахов погнал, — догадались мужики, — на шести веслах чешут.

— В рубахе ты родился, Степан, — обрадовался Петр. — Теперя мы куда хошь пройдем. Монахов захватим…

— Ну-к что ж, захватим, а дале…

— Тише, выводи лодку.

Вот карбас поравнялся с лодкой. Мужики стремительно бросились на монахов. Через мгновение святые отцы лежали связанные с заткнутыми тряпками ртами. Перетащив на берег мычащих от страха пленников, мужики раздели их до исподнего и сами облачились в монашеское одеяние.

— Ну-к что ж, недаром говорится: не всяк монах, на ком клобук, — пошутил Степан, весело оглядывая товарищей.

— Садись в лодку, братцы, пора за дело, — дрожа от нетерпения, упрашивал Петр. — Теперя мы пролезем в борть, и пчелки не зажалят.

Лодка шла под самым берегом. Малыгин пристально вглядывался в прибрежные кусты. Вот он поднял руку. Степан сильным рывком весел вогнал в берег лодку.

— Здеся, — прошептал Малыгин, — здеся тайник. Давайте огня, ребята. — Он осторожно раздвинул ветви густого кустарника. Перед глазами друзей открылся темный лаз, словно в медвежью берлогу.

Кто-то зажег еловую ветку. Затрещали, задымились смольем иглы, в темноту посыпались золотые искорки.

Подземелье круто поднималось вверх. Шли по крутым каменным ступеням, разрушенным от времени.

Петр снова поднял руку, призывая к осторожности.

— Ступени кончились, други, теперь недолго, — шептал он. — В кладовую тайник выходит.

Петр остановился, подняв горящую ветку над головой. Мужики увидели тяжелую дубовую крышку, скрепленную железными полосами.

Малыгин повернул запор и уперся головой в сырые, покрытые плесенью доски. Бросив огонь на землю, он притоптал его ногами. Стало темно, словно в могиле.

От усилий Петра крышка медленно повернулась, открыв широкий выход. В кладовой было пусто, тихо и темно. Стараясь не шуметь, Малыгин и Шарапов выбрались из тайника, очутившись среди бочонков, ящиков и мешков.

— А вам, ребята, назад. Как говорено, в лодке поджидайте.

Петр закрыл крышку, и друзья остались вдвоем в темной кладовой. Над головой гулко ударил колокол; раздались голоса перекликавшихся дозорных. Потом все стихло.

Малыгин подошел к сложенным у стены рогожным мешкам и осторожно стал их оттаскивать в сторону. За мешками оказалась небольшая дверца.

— Видал? — тихо произнес Малыгин. — Теперь в гости к отцу Феодору в келейку пожалуем.

Дверь открыли тихо, без скрипа и очутились в небольших сенях.

— Тут отец Феодор проживает, — указал Петр на дубовую в глубокой нише дверь. — На столике, слышь, Степа, — шептал Малыгин, — у постели ключ лежит. Так ты смотри, пока я со старцем буду говорить, не зевай.

Малыгин направился к двери. Раздался тихий стук — два раза, потом еще два…

За дверью молчали. Петр постучал еще раз. Из кельи послышалось шлепанье босых ног.

— Кто там? — раздался испуганный голос.

— Это я, отец Феодор, ямщик Петруха Малыгин.

— Ты, Петруха? Искушение… — недоверчиво прозвучало за дверью.

Малыгин узнал голос отца Феодора.

Со звоном повернулся ключ, дверь приоткрылась. В щель показалась седая борода.

— Входи, Петя.

Малыгин и Степан вошли в келью. Перед образом чуть отсвечивала лампадка. Воздух был пропитан удушливым запахом деревянного масла, воска и ладана.

— Еремей Панфилыч в Каргополе. Мужиков лес рубить подряжает, — сказал Малыгин. — А меня к игумену послал, все о могилке жениной хлопочет.

— Тяжко у нас, — засуетился отец Феодор, — мужичье взбунтовалось. Искушение. Недаром говорится: еловый пень — не отродчиво, а смердий сын — не покорчиво…

— Дела… — начал Малыгин, немного помолчав. — Мужиков что воронья, едва тайником в монастырь пролез. И ваших опасался… Вишь, ряску вздел. А мужики в один голос воют: подавай-де казначея да келаря.

— Искушение, — вздохнул старик. — Отсидимся, к воеводе люди посланы. Солдатов из Каргополя ждем. А монастыря мужикам не взять — твердый орех. — Он, засмеялся, показав редкие съеденные зубы.

— Перехватили тех людей мужики, — спокойно сказал Петр, — смерти предали.

Отец келарь побледнел. Лицо покрылось каплями пота.

— Завтра ворота народ сломает. Тебе да Игнатию живыми не быть. — Петр взглянул на отца Феодора.

— Искушение. Бог не допустит злодейство сие. Помоги, Петя, — взмолился вдруг старец, — не оставь…

— Ежели жить хочешь, — твердо сказал Малыгин, — зови отца Игнатия. Тайником бегите к реке. У кустов ждут верные люди.

Отец Феодор колебался.

— Искушение, — бормотал он, стуча зубами.

— Спеши, отче, ежели опоздаешь — никто не спасет.

— Иду, иду, — заторопился эконом. — Ох, искушение? Иду, милый. — Он взялся за дверь. — А ежели одному мне… пока отец Игнатий очухается да соберется?..

«Вот гадина, — подумал Малыгин, — своего насмерть оставляет».

— Вдвоем способнее будет, отче, зови Игнатия — и в тайник. А я к игумену наведаюсь, меня не жди, отче.

В первом часу ночи густой туман плотно накрыл осажденный монастырь. На дворе у ворот было тихо. Несколько вооруженных монахов, закутавшись в рваные овчины, спали у догоравшего костра. Разгоняя сон, топтался дозорный из послушников. На колокольне снова отбили время. Снова на стене перекликались монахи.

Один из спавших поднял голову, окинул бессмысленным взором монастырские стены, едва проступавшие в темноте, торопливо перекрестился и, натянув на себя одежду, захрапел.

Два призрака, почти невидимые в тумане, бесшумно пробирались из глубины двора. Когда дозорный, обеспокоенный шорохом, повернулся, он чуть не вскрикнул от неожиданности: рядом стояли два незнакомых монаха, закутанные в сермяжные рясы.

— Пошто здесь отцы, откуда? — забормотал испуганно послушник.

— Скорбим животами, сынок, всю ночь муки принимаем, — придвигаясь ближе, плаксиво гнусавил монах повыше ростом.

Дозорный, заметив в рукаве незнакомца блеснувший нож, метнулся было в сторону.

Петр, словно тигр, прыгнул на растерявшегося послушника, мигом свалив его с ног.

— Дурак, бежать надумал, — отрывисто говорил он, затыкая чернецу рот, — хорошо, жив остался. Голову чуть тебе не оторвал.

— Ну-к что ж, быстрая вошка завсегда первая на гребешок попадает. Идем дале, — торопил Степан.

Малыгин бросил у стены связанного монаха и повернул за угол.

Вслед за Малыгиным тихо, как тень, двигался Степан. Спустившись по каменным ступенькам, друзья подошли к тяжелой железной двери.

Степан долго возился у замка. Наконец дверь открылась. Пахнуло сыростью. Выкрошив огонь, Малыгин зажег факел. Ярким огнем осветилось глубокое подземелье. Прижавшись друг к другу, на каменных плитах спали люди.

— Ребята, вставай, эй! — радостно крикнул Малыгин. Мужики подняли головы, сонно зашевелились. Петряй спустился по выщербленным ступеням на каменный пол.

— Яков Рябой здеся? — спросил он, двинувшись к узникам.

Мужики испуганно зашептались. Из темной кучи грязного тряпья, позвякивая цепью, поднялась высокая и худая фигура.

— Я Рябой, — раздался спокойный глуховатый голос. На Петра глянули исподлобья холодные, жестокие глаза. Мужик казался нестарым, но резкие морщины густо бороздили угрюмое лицо и широкий лоб. У рта залегли глубокие складки.

Жмурясь от света, он шагнул к Малыгину.

От Фомы Гневашева присланы, — сказал Петряй, на волю выведем. Мужики радостно и громко загомонили.

— Не шуметь, дьяволы! — властно прикрикнул Яков. Рябой, резко повернувшись к мужикам. Шум сразу утих.

— От Фомы? Видать, не забыл. — Голос Рябого потеплел.

— Не забыл, выходит, — отозвался Малыгин. — А ты пошто с ножом-то? — покосился он одним глазом на Якова Рябого.

— Жизни лишить хотел, — нехотя ответил Рябой, — давно случая ждал ребят вывести. Смотри, чепи-то у всех перепилены. Ты Фому Гневашева назвал — жизнь себе уберег. Монахи двери не открывали, боялись: вон в то оконце, — показал он, — хлеба кинут, и все, возьми их.

— Вот ты каков! — вступился молчавший Степан Шарапов. Он с удивлением рассматривал мужика. — Молодец, с волками жить — по волчьи выть. А теперь, ребята, пойдем, время волочить зазря нечего.

Радостно блестели глаза у мужиков. Не веря еще своему спасению, они тихо выходили из подземелья.

С ликованием встретили крестьяне освобожденных товарищей. И когда забрезжил рассвет, захватив казначея и келаря, они всем скопом двинулись в лес. На поляне, окруженной частым кустарником, мужики остановились.

— Казнить злодеев! — раздалось из толпы.

— Вора миловать — доброго казнить!

— Под дерево попов, под корни! — кричали мужики. Словно из-под земли появился Яков Рябой и, сверкнув волчьим глазом, указал на огромную сосну. Мужики бросились к дереву. Одни стали обкапывать и подрубать корни, другие, держа в руках веревки, ловко вскарабкались к самой вершине.

— Корневанием казнить будут, — тихо сказал мореходам Малыгин, — страшная казнь.

— Вали дерево на энти кусты! — раздался голос Рябого.

Подрубив с одной стороны корни, мужики дружно ухватились за веревки и стали клонить на себя сосну. Подрубленные корни, отделившись от земли, ощетинились: под ними зияло углубление.

— Веди злодеев! — приказал тот же голос.

Несколько человек схватили упиравшихся монахов, приволокли к сосне и, бросив на землю, затолкнули их расслабленные тела под корневище.

Монахи, судорожно глотая ртом воздух, обезумев от страха, пытались вырваться из-под корней, но мужики длинными кольями удерживали их.

— Бросай веревки, — загремел Яков Рябой. Дерево, зашумев ветвями, выпрямилось. Раздался короткий отчаянный вопль. Мужики торопливо забросали корни землей.

Мореходы перекрестились, вытерли пот, выступивший со лба. Несколько минут прошло в молчании.

— Натерпелись горя мужики, — оправдываясь, сказал Степан, — ох как натерпелись, оттого и лютуют.

Пришло время расходиться. Мореходы готовились к походу в скиты. Мужики спорили и рядили, что делать дальше.

Шарапов сидел нахмурившись на замшелом валуне. Рухнула надежда на помощь монастыря. Предстояло одним искать затерянный в лесах раскольничий скит, проникнуть сквозь стены и запоры, вырвать Наталью из цепких рук, увести из-под носа сторожей.

— Степан, — услышал он знакомый глуховатый голос, — послушай-ка!

Мореход поднял голову. Перед ним стоял Яков Рябой, подходили остальные, освобожденные из монастырской темницы узники.

— Хотим с вами в леса податься, — твердо сказал Яков, — мы на себя всю вину за мир берем, дак здесь все едино нас плетьми запорют. — Он помолчал, посмотрел на обступивших его мужиков. — Порешили ребята помогти доброму делу: Фома-то про невесту нам все обсказал… Скопом в лесу вернее. Не сумлевайся, Степан, найдем девку.

Мужики одобрительно закивали головами.

— И отец со мной в леса уходит и жена. — Яков Рябой положил руку на плечо маленькой бледной женщины. — Детишек-то бог прибрал. — Он тяжело вздохнул. — И Фома Гневашев с нами. Поможем вам, а потом ищи ветра в поле, — опять заговорил Яков, хищно раздувая ноздри длинного носа. — Русская земля длинна, широка, не клином сошлась.

Крепко пожал руки мужикам Степан.

С первыми лучами утреннего солнца крестьяне отряда Якова Рябого, вооруженные вилами, топорами и рогатинами, одетые в дранье и заплаты, выступили вместе с мореходами в трудный поход.