"Один на один с Севером" - читать интересную книгу автора (Уэмура Наоми)

Часть вторая По Гренландии

Глава I. Мираж

10 мая

Ясно.

Завтра начинается мое путешествие по Гренландии. Закончились беспокойные дни подготовки. Снова в путь по льду на нартах.

В Алерте, на базе Аврора, все тепло со мной попрощались, пожелали успеха и доброго пути. Я был от души благодарен им. К этим добрым пожеланиям присоединились также Тадаюко и Судзуки Какудзо, которые разговаривали со мной по радио от имени комитета содействия.

Хочется мне также поблагодарить и группу журналистов, с большим вниманием следящих за моим продвижением. Это Андо Микихита и Ситара Ацуо от «Бунгэй сюндзю», Матумото Тэруо от «Майнити симбун», Носэ Дзюн и Хагивара Сатоси от «Майнити хосо». Эта группа не только информирует своих читателей о моем путешествии, но и помогает мне в обеспечении необходимым снаряжением.

На базе я провел десять дней, ремонтируя нарты и тщательно осматривая снаряжение. Добавил к нему парус, который при попутном ветре может сослужить мне хорошую службу на материковом льду Гренландии.

Все эти дни собак кормили только тюлениной. Они оправились и выглядели внушительно. Все готово. Остается только ждать завтрашнего отправления. Первоначальный план, по которому я должен был с Северного полюса до Гренландии добираться на собаках, пришлось изменить. И это было досадно. Мне хотелось по возможности не отступать от своего плана, и поэтому в качестве пункта отправления, как и намечалось раньше, был избран мыс Моррис-Джесеп — самая северная оконечность Гренландии, а вернее, льды в его окрестностях. Затем, обогнув его, я войду в фьорд Индепенденс, для чего мне потребуется пройти около четырехсот километров. Дойдя до ледника Академи, который спускается в этот фьорд, я поднимусь по нему на высоту 1500 метров. Здесь начнется путь уже по ледниковому щиту Гренландии.

Остановив свой выбор именно на этом маршруте, я исходил из того, что не мне искать легкие пути. Напротив, я решил поставить перед собой задачу, выполнение которой находилось бы на грани человеческих возможностей.

В этом маршруте предстояло преодолеть много трудностей. Прежде всего сложен будет подъем на ледник Академи. Какие трудности будут ждать меня дальше, при следовании по материковому льду на высоте полутора тысяч метров, я точно не знал. Сейчас можно было сделать только какие-то предположения. Многое еще остается неизвестным об этом самом большом в мире острове, максимальная высота которого над уровнем моря достигает 3200 метров. Эта неизвестность и составляет одну из главных трудностей моего предприятия. Но меня привлекают именно эти неизведанные трудности.

Итак, северная оконечность Гренландии, с которой мне предстояло начать свой путь, лежит на широте 83°38, южная — мыс Фарвель — на широте 59°45 в зоне тундры, куда на нартах добраться невозможно. Конечный пункт своего путешествия я собираюсь определить несколько позже. Предварительно же намечен поселок Нарсак, расположенный неподалеку от самой южной точки Гренландии. Весь путь с севера на юг составит около 2600 километров. Если прибавить к этому расстоянию те 400 километров, которые мне предстоит пройти от места начала путешествия до фьорда Индепенденс, то мой маршрут составит около трех тысяч километров. Весь путь пролегает по абсолютно незаселенной территории.

Гренландия занимает площадь в 2176 тысяч квадратных километров, что в шесть раз больше территории Японии. Как известно, это самый большой острой в мире. Основная его часть — что по площади составляет 1800 тысяч квадратных километров, покрыта ледником. На юго-западном побережье острова произрастают некоторые породы деревьев — в основном береза и ива. Но в целом о Гренландии с полным основанием можно говорить как об острове льда и снега. Из представителей животного мира ближе к побережью можно встретить карибу, зайца, лису, волка, белого медведя. Но в центральной части, по которой пролегает мой путь, животные не обитают. Это мир безмолвия и смерти.

Гренландия была открыта в 982 году норманном по прозвищу Эрик Рыжий, который был изгнан из Исландии и случайно попал сюда. Это он назвал остров Гренландией, что в переводе с английского означает «Зеленая земля». Предполагают, будто он хотел, что бы здесь поселились люди, и, желая привлечь их, умышленно вводил в заблуждение этим названием, которое дал острову, сплошь покрытому льдом.

В XIII веке Гренландия стала владением Норвегии, но страшные холода прогнали европейцев, и около трех столетий о ней никто не вспоминал. Наконец во второй половине XV века остров был вновь открыт первопроходцами северо-западного морского пути. В XIX веке Гренландия становится владением Дании.

Но еще до прибытия сюда норманнов здесь обитали эскимосы. Благодаря своему умению приспособиться к окружающей суровой природе и сохранению самобытного образа жизни они остались на острове и после того, как там перестала существовать колония норманнов.

Впервые Гренландию с востока на запад пересек Фритьоф Нансен в 1888 году. Он, а затем и другие путешественники — Пири, Расмуссен, Кох, Вегенер — вписали свои страницы в книгу наших знаний об этом острове. После второй мировой войны здесь были дважды проведены крупные экспедиции: французская (в 1949–1951 годах) под руководством Виктора и английская (в 1952–1953 годах) под руководством Симпсона. Кроме того, несколько раз остров пересекали с запада на восток.

Мое путешествие отличается от всех предыдущих тем, что представляет собой первую попытку пересечь Гренландию с севера на юг, то есть по ее длинной оси. До меня уже несколько человек собирались предпринять такое путешествие, но, хорошенько все взвесив и оценив, неизменно отказывались от своих намерений, становясь предметом насмешек и презрения.

Правительство Дании с большим трудом дает разрешение на проведение экспедиций в Гренландии, мотивируя свои отказы большой опасностью, которая сопровождает все подобные предприятия. Разрешение на мое путешествие было получено благодаря хлопотам японского посла в Дании господина Патибана Масатада.

Уолли Херберт, узнав о моих намерениях, заявил, что я сошел с ума. С моей же точки зрения, это вовсе не безумный и не авантюристический поступок. Такая экспедиция вполне возможна, если хорошо владеть искусством вождения упряжки, иметь необходимую подготовку и достаточный опыт жизни в Арктике. И главное, что является залогом ее успеха, — сила воли. Она решает все.

11 мая

Ясно. Температура воздуха — минус 8 градусов. Через полтора часа после вылета с базы Аврора самолет приземлился на льду в районе мыса Моррис-Джесеп. С помощью сопровождавшего меня господина Судзуки выгружаю из самолета нарты, 16 собак, продукты и прочее снаряжение.

Вот и начинается мое путешествие с севера на юг Гренландии по покрывающему ее материковому леднику. Остров произвел на меня впечатление мрачного, серого и абсолютно безжизненного.

Доставленные сюда собаки, включая вожака Куму, были те самые, которые дошли со мной до полюса. После этого они целых десять дней отдыхали, отъедались тюлениной и даже не желали смотреть в сторону обычного корма, которым они питались практически все время на пути к полюсу. Куро, бывшую вожаком, пришлось оставить на базе: в этом месяце она должна ощениться. Страшно вспомнить те драки, которые происходили из-за нее.

Собаки уже привыкли ко мне и признают во мне хозяина. Некоторые еще не имеют кличек, но во время этого путешествия они, конечно, приобретут их. Мне хочется поближе узнать собак и подружиться с ними. Через полчаса самолет возвращается в Канаду, а я остаюсь на голубом прозрачном льду, по которому гуляет ветер. Толщина льда более двух метров. Далеко, далеко в море виднеются гряды торосов. Стоят белые ночи, и я не знаю, длится ли еще день, или уже началась ночь. Поставил палатку и отправился осмотреть подножие мыса. Опасаясь встречи с медведем, прихватил с собой ружье. Тепло — всего 8 градусов мороза, поэтому одеваюсь легко. Тюленьи унты и брюки из медвежьего меха пока подождут. Беру только шерстяные перчатки.

Мыс представляет собой незначительную возвышенность, черные породы которой кое-где прикрыты снегом. Подбираю несколько камешков и кладу в карман. Это на память о самой северной точке Гренландии. Собираю какие-то растения, мох.

Для того чтобы вернее защититься от нападения медведя, я придумал разделить всех собак на две группы и привязал их таким образом, что нарты и палатка оказались между ними. Продовольствие сложил в некотором отдалении от палатки: если нагрянет этот нежданный гость, то, конечно, прежде всего он примется за еду, а у меня тем временем будет возможность заняться ружьем, на этот раз четырехзарядным, которое я прячу у себя под подушкой. Первым сигналом его приближения станет изменение в поведении собак. Надо следить за ними. Были случаи, когда собаки в страхе перед медведем сбегали от своего хозяина вместе с нартами. Надо и это иметь в виду. Поэтому теперь я стараюсь далеко не уходить от нарт, а если надо все-таки уйти — прикрепляю к полозьям тормоз.

Это путешествие будет очень длительным: оно займет около двух месяцев даже в том случае, если каждый день я смогу проходить по 50 километров. Первая серьезная проблема возникнет, если все пойдет по плану, через десять дней, когда я начну восхождение на ледник. У фьорда Индепенденс, в 400 километрах отсюда, намечено место первого прибытия самолета с грузом. Я перевел стрелки часов, чтобы они показывали время по Гринвичу (в путешествии к Северному полюсу я пользовался временем Резольюта). На безлюдной территории Гренландии не было места, к которому можно было бы привязаться по времени. Кроме того, по гринвичскому времени было проще определить положение солнца.

Я решил теперь передвигаться в ночное время. Несмотря на то, что еще стоит полярный день, все же в ночное время солнце находится несколько ниже над горизонтом, и температура воздуха немного снижается. Дело идет к лету, которое, как ни странно, тоже здесь бывает, и температура воздуха день ото дня становится все выше. Поэтому наилучшим временем для переходов будет середина ночи.

12 мая

Поземка.

Проснулся в половине четвертого. Быстро стряхнул с себя сон. Вылез наружу и огляделся вокруг. Было ясно. Видимость хорошая. Но с севера, со стороны Ледовитого океана, надвигался туман.

Сложил палатку и, так как все было подготовлено еще вчера, сразу отправился в путь.

«Давай!» — закричал я, и собаки припустили по голубому льду, иногда поскальзываясь и падая.

Я был все время настороже, памятуя, как мой вожак Кума подрался однажды на базе с собаками Каунны. Как-то они теперь поладят друг с другом? Мои опасения оправдываются: через некоторое время они опять начали кусать друг друга. И вот я уже вижу, как Кума бежит с почти откушенным ухом, которое безжизненно болтается, как какая-то ненужная деталь. Весь его вид говорит о том, что он потерпел поражение. Это очень печально. Постепенно он сдает свои позиции вожака и смешивается с остальной массой собак. А другого вожака нет. Микисё, подаренный мне Инутосоа, — сильный и ловкий пес, но и он пасует перед напористостью Каунна. Как на подбор и новые девять собак — здоровые, мощные, но ни у одной из них нет качеств, совершенно необходимых вожаку, — умения руководить другими, добиваться от них согласованности действий.

В результате упряжка бежит без вожака. Исчезает красота, обычно присущая веерообразному расположению собак; стоит мне только немного ослабить внимание, как они отклоняются то вправо, то влево.

Мыс остается позади, а на низменности, расположенной у берега, замечаю живых существ — каких-то парнокопытных животных, похожих на быков. Удивительно, как только они могут существовать там, где встречается лишь скудный мох да какие-то жалкие растения! Животные находились метрах в четырехстах от меня, и я остановился, чтобы заснять их на кинопленку.

Внезапно подул сильный северный ветер. Поднялась пурга. Сразу все вокруг скрылось из глаз — в 100 метрах ничего нельзя было различить. Сила ветра была столь велика, что невозможно было открыть глаза. Ремень хлыста, сносимый ветром, не долетал до собак. Я растерялся.

Вот когда видно, чего стоит каждая из собак: какая из них по-настоящему сильна, а у которой только вид такой. Вижу, как старший из братьев Нуссоа отстает постепенно от младшего. Устал, бежит уже не так бодро, как до сих пор. Его поведение отражается на других: те, кто потерпел от него в драке, сторонятся его, забирая влево, наступают на других собак, отчего вся упряжка постепенно отклоняется влево. Я только и занят тем, что восстанавливаю прежнее направление движения нарт.

Потом мы идем вдоль берега, где много гальки и песка. Полозья скрежещут, скорость уменьшается. Я останавливаюсь, чтобы посмотреть, не повреждены ли нарты. Все днище исцарапано, но больших повреждений нет. Затем снова выходим на лед, покрытый слежавшимся ровным снегом, и, несмотря на ветер, снова набираем скорость.

В пути мы были 10 часов — с половины пятого ночи до половины третьего дня. За это время прошли 60 километров.

Ветер не дает мне управиться с палаткой. Обычно я не пользуюсь оттяжками для того, чтобы установить ее: достаточно поставить лишь подпорку. Но при сильном ветре палатка уподобляется воздушному змею. В таких случаях необходимо растянуть ее веревками. Чтобы как-то справиться с раздуваемой тканью, я положил внутри по четырем углам вещи потяжелее — что-то из продовольствия, печку и, кажется, деревянный ящик со снаряжением. И лишь тогда принялся натягивать снаружи веревку.

Мне уже не раз приходилось из-за ветра попадать в различные переделки, так что все было не внове. Тем не менее каждый раз это производит на меня сильное впечатление. Я так и не смог привыкнуть к ветрам Арктики настолько, чтобы относиться к ним хладнокровно.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Когда, отдохнув, я вновь вылез из палатки, вокруг все дышало таким спокойствием, что бушевавший минуту назад ветер казался просто сном. А в голубом небе, которое только что было скрыто за пеленой пурги, плыла… цепочка гор. Настоящих гор высотой около тысячи метров! Это был мираж. Дивное зрелище!

…Надо покормить собак и поесть самому. Вчера у меня был пир — вареная куропатка. Ее мне преподнес на прощанье Безор Ясдасен, один из моих помощников, которые организовали это путешествие. Сегодня у меня своеобразный ужин — сырое мясо с китовым жиром.

Собаки получают двойную порцию обычного корма, Но не обращают на него никакого внимания, избаловавшись на тюленине, которой питались до вчерашнего дня. Ничего, скоро привыкнут.

13 мая

Пурга. Температура — минус 9 градусов. Задерживаюсь на месте: с востока дует сильный встречный ветер. Небо ясное, видна цепь гор, которая тянется вдоль берега. Но низина, в которой я нахожусь, полностью скрыта в сером вихре пурги. Видимость не более пяти метров.

Собаки спят, укрытые с головой снегом, и почти не шевелятся. Еда их не интересует. Иногда то одна, то другая вдруг поднимется, отряхнет с себя снег, немного походит кругами в поисках безветренного места и, свернувшись калачиком, вновь засыпает. Им не холодно. Температура минус 9 градусов для северных собак не страшна.

Я сижу в палатке и рассматриваю карту, которую перед началом путешествия прислали на базу датчане. Ими была произведена разведка моего маршрута с воздуха и составлен о ней подробный отчет. Они тщательно осмотрели фьорд Индепенденс и ледники Академи и Мария-София.

Из отчета следовало, что наибольшую опасность при путешествии на нартах представляет собой ледник Мария-София. Рассматривая карту (масштаб 1:100 000), я старался запомнить ее в деталях, чтобы весь маршрут был у меня в голове. Постоянно иметь ее «при себе» — так вернее.

…В палатке уютно. Это помещение площадью четыре с половиной квадратных метра я заполняю вещами каждый раз в одном и том же строго установленном порядке, к которому привык. Посредине раскладываю спальник ногами к выходу. Под голову непременно кладу ружье. Справа от входа — обувь и принадлежности для астрономических наблюдений: пластмассовая бутылка с ртутью, тарелка, лист стекла и секстант. Здесь же рация и холщовая сумка с бумагами и приемником. Слева — небольшой запас снега для продуктов, печка, пластмассовые коробочки для сахара, порошкового молока, масла, котелок, сумка для продуктов и хлыст. Этот порядок постоянно поддерживается и я всегда знаю, где у меня что лежит.

14 мая

Пурга. Температура воздуха — минус 6 градусов. Ветер юго-восточный, переходящий в северо-восточный. Сила ветра — 8 баллов.

Пурга не прекращается. Однако я не в состоянии больше находиться на одном месте и в 4 часа дня отправляюсь в путь.

Я лег спать в обуви, не желая тратить ни одной лишней минуты на сборы, когда стихнет ветер и можно будет тронуться в путь. Но он не стихал, а лишь переменился с юго-восточного на северо-восточный. Ветер по-прежнему оставался встречным, а при этом легко было сбиться с пути.

Но снег плотный, и собаки идут хорошо. За шесть с половиной часов одолели 60 километров. Но дальше идти не рискую и, когда прошли фьорд Фредерика, спешу выбрать место стоянки. Температура достаточно высокая, снег начинает подтаивать, образуется корка наста, и я боюсь, что собаки поранят себе лапы. Остановившись, я сразу же осмотрел их. Пока все в порядке. Когда появятся раны, надо будет сразу обуть их в специальные налапники, или носки.

В первой половине путешествия я смогу пользоваться для переговоров двумя базами — прежней, что сейчас в Алерте, и новой, расположенной в Гренландии в Дандасе, неподалеку от Туле. Когда связь с Дандасом станет хорошей, можно будет отказаться от связи с базой в Алерте. Во второй половине путешествия, по мере того как я буду продвигаться к югу, связь со мной будет поддерживаться из района, расположенного близ фьорда Сёндрё-Стрём на юге Гренландии. Тогда связь с Дандасом также прекратится. В настоящее время Алерт и Дандас находятся от меня на одинаковом расстоянии, но из-за особенностей рельефа вызывать легче Алерт. Связь с базами ведется на разных частотах: с Дандасом — на частотах Дании, а с Алертом — на частотах Канады, и в этом заключается большое неудобство, так как приходится работать с двумя рациями.

Первый самолет с грузом прибудет, как и раньше, с аэродрома Кэмбрэк. Я его должен ждать в районе Фьорда Индепенденс. Затем меня будет обслуживать Датский аэродром в Гренландии.

Установив связь с Авророй, я попробовал затем вызвать Дандас, но оттуда ответа не последовало: видимо, там еще не были готовы к связи.

Меня не оставляет мысль о том, что упряжка осталась без вожака. Я отпустил немного ту веревку, к которой привязан Кума, чтобы предоставить ему большую свободу действий, но после того, как Каунна достал его и укусил сзади, он даже не пытается выйти вперед. Я хотел во второй половине путешествия поставить парус, для чего необходимо было, чтобы нарты шли строго в одном и том же направлении, но без вожака надеяться на это было нечего.

15 мая

Пасмурно. Снег. Температура воздуха — минус 6 градусов. Ветер северо-западный.

В путь вышли в 5 часов вечера. Ветер попутный, но видимость очень небольшая — всего 100–200 метров. Вдоль побережья тянулись снежные заструги. Еще утром, когда ходил на разведку, я подумал, что их надо бы обойти стороной. Но к сожалению, сделать этого не удалось, и собакам сегодня здорово досталось: они то поднимались на снежные холмы, то спускались с них. В результате быстро выбивались из сил, и несколько раз пришлось останавливаться, чтобы дать им передохнуть.

Когда мы совсем близко подошли к берегу, то я никак не мог понять, где мы находимся — в районе фьорда Г. Б. Шуре, или уже подошли к следующему за ним фьорду Херфиска. Здесь снег снова стал рыхлым, и мы решили сделать остановку. Сегодня за шесть часов, проведенных в пути, прошли 45–50 километров.

Наконец-то собаки взялись за свой корм. Каждой даю по 600 граммов. Из прошлого опыта я знал, что если им давать недостаточно корма, то более сильные собаки отнимают у тех, кто послабее, их долю и слабые остаются голодными. Конечно, при увеличении собачьего рациона и вес груза растет, но это даже хорошо. Путешествие по Гренландии проходит при более высокой температуре воздуха, поэтому, чтобы нарты лучше скользили, они должны быть потяжелее.

Никак не могу наладить бесперебойную связь с базами. Сегодня устанавливал три антенны: одну — для Авроры в Канаде, две другие — для Дандаса и Костогарда в Гренландии. Но и сегодня сеанс связи с Гренландией не состоялся. За мной закреплен канал на частоте 2182 килогерца, но, как я ни бился, установить связь так и не удалось.

Тада в разговоре со мной по радио сделал предположение, что я нахожусь еще слишком далеко от этих баз, за пределом слышимости, который составляет 200–300 километров.

Шел снег, я набрал его образцы, сфотографировал их и собрал полученную из них воду.

В последние годы в изучении природы Арктики достигнуты большие успехи. Но это относится не ко всем ее районам. Трудно со сбором материалов. Конечно, мое путешествие по самой своей изначальной идее не является научным. В какой-то степени это всего лишь моя прихоть. Но если исследование взятых мною образцов хоть сколько-нибудь будет способствовать развитию науки, то это принесет мне удовлетворение. Как все это делать, меня научил сотрудник гидрологической лаборатории университета в Нагоя Фусими Сэкидзи. Совместно с ним была разработана программа исследования:

1) воздуха. Я должен каждые 500 километров забирать его образцы насосом и определять степень загрязнения по тому количеству пыли, которая задерживается фильтром;

2) снега. Образцы выпавшего снега буду фиксировать на пленках, смоченных специальной жидкостью;

3) воды. Через каждые 100 километров надо растапливать снег и полученную воду собирать в пластмассовые бутылочки емкостью 50 миллилитров. Точно такую же операцию я произвожу с вновь выпавшим снегом. Кроме того, я должен фотографировать образцы снега, для чего его надо помещать на черное сукно, которое служит фоном.

Вот и все, что я должен был выполнить. Честно говоря, в походе на Северный полюс я не имел возможности делать даже то немногое, что предусмотрено этой программой. А вот в Гренландии мне хотелось бы выполнить все самым тщательным образом. Весьма вероятно, что эти материалы пригодятся в исследованиях Арктики, ведь места, по которым пролегает мой путь, практически не изучены.

16 мая

Переменная облачность. Снег. Температура воздуха — минус 6 градусов. Ветер северо-западный. Погода неустойчивая. Видимость очень плохая — едва различаю береговую линию.

Вышли в путь в 10 часов вечера, когда на Японию уже спускается ночь. Сегодня сделали одну остановку. До нее и после собаки бежали без отдыха по три часа. Каждый раз, когда выглядывало солнце, спешил скорректировать направление своего движения.

Мы шли по льду вдоль береговой линии. Рельеф местности был каким-то невыразительным, и я долго не мог понять, где же нахожусь. Думая, что уже достиг мыса Эйлер-Расмуссен, выбрал место для стоянки. Но уже совсем перед тем, как я собрался ложиться, небо прояснилось, и это помогло мне определить, что до мыса еще довольно далеко. Выходит, что мы шли гораздо медленнее, чем мне показалось: мешала плохая видимость.

Впрочем, может быть, все обстояло лучше, чем я думал. Сверяясь с аэронавигационной картой, выпущенной в Канаде, я не без удивления обнаружил, что для мыса Эйлер-Расмуссена указываются различные координаты. На полях значилось — 82°32 58" северной широты и 19°51 11" западной долготы, а на самой карте — 82°57 21" северной широты и 21°20 западной долготы. Разница и по широте и по долготе составляла ни много ни мало около тридцати минут. Хотел бы я, чтобы она обернулась в мою пользу. Тогда бы я оказался на целых 50 километров ближе к цели.

Следующим местом привязки будет служить горная цепь Земли Пири.

17 мая

Ясно. Температура воздуха — минус 9-11 градусов. В путь отправился в половине шестого вечера. Пройдено 50 километров. Миновал мысы Моррис-Джесеп и Эйлер-Расмуссен. Подошел к мысу Бабрадо. Вдоль побережья тянется слегка всхолмленная местность, почти сплошь покрытая снегом.

По радио мне сообщили, что вчера за час до стоянки мои координаты были 82°39 36" северной широты и 20°13 48" западной долготы. Выходит, что правильные данные на полях карты. Очевидно, это была поправка, которую вынесли на поля.

За мысом Эйлер-Расмуссен поверхность льда, по которой мы продвигались, стала совершенно ровной. В открытом море на западе кое-где виднелись айсберги. Немного погодя айсберг показался… на юге. На суше айсберг? Я глазам своим не поверил и в растерянности остановил нарты. Потом сообразил — передо мной был мираж.

Здесь очень пустынно. Нет почти никакой живности. В первый день путешествия я, правда, видел каких-то животных, да вот сегодня над палаткой пролетели две небольшие птицы. Весной в этих местах наверняка можно встретить тюленей. В Алерте попадались и зайцы, и лисы, и волки, на мысе Колумбия — карибу. Говорят, что и здесь обитают зайцы, лисы и волки, но мне так и не довелось их встретить. Но, несмотря на всю скудость жизни в этой серебристой пустыне, я и в ней ощущал дыхание Великой Природы.

Снег становился глубоким, и собакам все труднее было бежать. На мысе Барбадо я разбил палатку. Неподалеку виднелись огромные айсберги — их длина достигала метров сорока. Преграждая путь северным ветрам, они служили мне защитой от них, и я решил, что выбрал удачное место для стоянки.

Трудовой день закончился, и я мог залезть в спальник. Снаружи все было тихо. Этот мир безмолвия сильно отличался от района Северного полюса. Там мне приходилось устраивать стоянки среди постоянно сталкивающихся друг с другом льдин. Эти звуки постоянно ломающегося и трескающегося льда окружали меня всечасно, не давая отдыха ни на минуту. Здесь же, на льду у фьордов, сколько я ни вслушивался в тишину, не мог уловить в ней ни звука. Поистине мир безмолвия. Но это и не вакуум. Такое ощущение, что эта тишина несет в себе нечто мистическое. В памяти вдруг всплыл недавно виденный мираж… Природа не была немой, просто она умела молчать.

18 мая

Переменная облачность. Температура — минус 3–5 градусов. Ветер северо-восточный.

Светит солнце, и стало совсем тепло. Я снял верхнюю одежду и остался в шерстяном спортивном костюме. Совсем не холодно. Но снег очень глубок, и собаки все время проваливаются по самое брюхо, да и нарты буквально тонут в нем. Фактически собаки не могут бежать — они просто барахтаются в снегу. Поначалу хорошее настроение постепенно исчезло при виде их мучений. Да, радоваться было нечему.

День выдался необыкновенно трудным. То мы пытались найти твердый снежный наст и шли по морскому льду, то вновь возвращались к берегу, но, не найдя там того, что искали, снова возвращались на лед. Наконец, убедившись в том, что снег везде одинаково глубокий и рыхлый, я решил, что на сегодня хватит, и остановился. В итоге было пройдено всего 20 километров. Измученные до предела собаки тут же, как только остановились нарты, повалились в снег. У одной видел пораненную лапу, у других вроде бы все в порядке.

«Ну, ребята, наваливайся», — сам еле живой приговариваю я, раздавая им корм.

На берегу видны горы, означающие, что мы уже дошли до фьорда Индепенденс. Мои координаты — 82°16 северной широты и 24° западной долготы. Еще немного к западу, и я подойду к леднику Академи. Осталось каких-нибудь 150 километров. Это будет первым настоящим препятствием в путешествии по Гренландии. Снег и усталость собак уже вторая проблема.

Недалеко от стоянки виднеются пятна почвы, не прикрытые снегом. Подошел поближе — грязь не грязь и не глина, не такая липкая, но и не твердая, вся в трещинах. В ней видны включения из ракушек и гальки, растительности же нет никакой. Кое-где лежат камни, очевидно сильно выветренные — вся их поверхность растрескалась и расслоилась. Местность имеет возвышенный рельеф, но, очевидно, давным-давно это было дно моря… Когда мне приходится бывать в таких дремлющих веками местах, появляется странное ощущение, что сам я перенесся в те давние, седые времена.

19 мая

Снег. Пасмурно. Температура воздуха — от нуля до минус трех градусов. Поземка.

Впервые за долгие дни моего путешествия по Арктике стоит такая теплая погода. Идем вдоль берега по ледяной террасе. По карте это довольно-таки прямой участок пути, но на деле он приобретает вид извилистой кривой, и по сравнению с картой все расстояние увеличивается для нас на добрую треть. После двух с половиной часов мы вынуждены сделать двухчасовой привал. Быстро готовлю себе суп из концентрата. После отдыха решил идти поближе к берегу. Здесь был старый лед, покрытый плотным снежным настом, и мы, восполняя задержку в пути, полетели вперед со скоростью шесть-семь километров в час. Всего за день было пройдено около 40 километров.

Место, где я поставил палатку, было расположено у входа во фьорд Индепенденс, у его отвесного крутого берега, имеющего вид каменной стены с будто отполированной поверхностью.

Собаки бежали сегодня хорошо, быстро и ровно, несмотря на то, что мы находимся в пути без отдыха вот уже несколько дней. Надо пойти и погладить каждую из них, даже если я кем-то из них был только что недоволен.

Собаки тяжело дышали, раскрыв пасти и свесив языки. Угрюмо глядя на меня, они не выражали никакой радости, но, когда я стал их гладить, приговаривая: «Молодцы, хорошо бежали, молодцы», ни одна из них не смогла не ответить мне помахиванием хвоста.

Да, я могу грозно размахивать хлыстом и кричать на них со страшным выражением лица, но сейчас трудовой день закончен, и все мы вновь единая семья, сплоченная чувством одиночества и затерянности в этом ледяном мире. Собаки всегда ходят за мной, пока я подыскиваю место стоянки, — нет, чтобы отдохнуть. Это мои единственные собеседники. Гляжу на их умильные, простодушные мордахи, и на сердце становится сразу легче.

Выросшая передо мной каменная стена настолько высока, что мне приходится задирать голову, чтобы увидеть, где она кончается. Я пригляделся — не такая уж она гладкая, напротив, вся испещрена трещинами, как лицо дряхлого старика — морщинами. Я слышал, что с геологической точки зрения это очень древний район. Такие же обрывистые берега и в районе Туле, и в других местах острова. Кажется, что они сторожат его со времени образования нашей Земли. Эта стена тянулась вдаль километров на десять. Снег кончился, небо прояснилось, и я увидел противоположный берег фьорда. А до ледника еще оставалась добрая сотня километров. Сейчас мне предстояло войти во фьорд. Но вдоль какого его берега лучше было идти — северного или южного? Как угадать, где больше будет участков, покрытых твердым настом?

20 мая

Ясно. Временами облачно. Температура воздуха — от минус 3 до плюс 2 градусов.

Наконец я решаю идти до ледника Академи вдоль южного берега фьорда. У северного, где я сейчас нахожусь, снег очень глубокий и рыхлый. Он прилипает к полозьям и мешает нашему продвижению. Надо было бы для верности пойти и посмотреть, как обстоят дела у южного побережья, но я отказываюсь от этого намерения; даже если снег там такой же плохой, то по крайней мере я выиграю в расстоянии: до ледника оттуда ближе.

Итак, на двенадцатый день пути мы оставляем позади мыс Моррис-Джесеп. Пока что все идет по намеченному плану. Кроме тех дней, когда мы задерживаемся на месте из-за плохой погоды, скорость нашего продвижения достаточно велика. Вот уже второй день подряд мы проходим за день по 40 километров.

Отправились в дорогу в половине восьмого вечера. Расстояние от северного берега фьорда до южного составляет 18 километров. Сначала наш путь пролегал по не покрытой снегом, ровной, как стол, поверхности льда, и бежать собакам было легко. Но когда мы достигли середины фьорда, вдруг началась полоса бугристого льда с волнообразной поверхностью, в складках которой скопился рыхлый снег. Собаки снизили скорость. Бежать им стало труднее, но я не останавливался. Сегодня нужно было не только дойти до южного берега фьорда Индепенденс, но и, двигаясь вдоль него, достигнуть устья впадающего в него фьорда Аступа: ведь сюда 22 мая прибудет самолет с партией снаряжения для меня.

У южного побережья снег такой же рыхлый, как и у северного. Особенно трудно достались нам последние 10 километров пути перед фьордом Аступа. На их преодоление мы потратили целых четыре часа. Берег возвышался над нами семисотметровой отвесной стеной. Его верх был покрыт шапкой льда, которая в некоторых местах сползала с крутизны длинным языком. Такие ледники я встречал на Эвересте. Здесь, на Севере, они, обрываясь с высоты, падают на морской лед, образуя нагромождения льда и постепенно вырастая до огромной горы, имеющей форму круглого, не завершенного доселе строения.

Я еще никогда не видел собственными глазами, как образуется ледник на Севере, но много слышал и читал об этом. Наблюдая этот процесс сам, я удивился простоте этого механизма; в то же время грандиозность и величие увиденного потрясли меня. Впечатление было настолько велико, что я чувствовал себя не вправе перед лицом происходящего заниматься чем-то незначительным и пустяковым. Я должен был совершить нечто достойное этого чуда. Меня охватывает вдохновение, я принимаю вызов природы и готов идти вперед и вперед, не жалея сил.

Но все это напомнило мне и о том, что вскоре предстоит подняться на ледник Академи. Смутное беспокойство овладевает мной. Особенно страшны в ледниках трещины. Нечего и надеяться на то, что из них можно будет выбраться. Если уж попадешь в такую трещину, то пиши пропало. И опасность в первую очередь представляют те из них, что скрыты под снегом. Их коварства я и боялся.

Моя задача состоит в том, чтобы уберечь от них собак и нарты, да и самому уцелеть. У меня есть некоторый опыт восхождения на такие ледники, приобретенный в Туле. Там я поднимался по леднику на высоту более 700 метров. Был еще случай, когда мне пришлось по пути из Гренландии в Канаду взойти на ледник высотой в 1000 метров. Но все это не то: те пути, по которым я прошел, взбираясь на ледники, были уже хорошо освоены эскимосами, и все опасные места на них помечены. Что ждет меня по дороге на ледник сейчас, совершенно неизвестно. Думаю, вряд ли я ошибаюсь, утверждая, что маршрут этого путешествия пролегает по абсолютно безлюдной местности.

От представителя датской авиакомпании Таиса Соренсена я получил отчет о специально произведенном для меня инспекторском полете над ледником Академи. Из него, однако, трудно понять, имеются ли там скрытые трещины. Далеко не всякая расщелина может быть обнаружена с самолета. Самое большее, что можно было сделать в результате этого полета, — установить при сравнении данных отчета и аэрофотосъемки районы возможного местонахождения самых крупных трещин.

Во фьорд Индепенденс спускаются два ледника — Академи и Мария-София. До сих пор я не знаю, который из них выберу, а, выбрав, по какой стороне ледника буду подниматься: по западной или по восточной. Наконец, тщательно изучив отчет Соренсена, я принимаю решение совершить восхождение по восточному краю ледника Академи, где, как мне кажется, трещин не так много.

Но как бы ни был благоприятен предварительный прогноз, надо быть готовым к любым неожиданностям и самым сложным препятствиям. Успех восхождения на ледник зависит прежде всего от состояния погоды. В пасмурную погоду подъем крайне опасен, так как скрытые трещины обнаружить трудно. Кроме того, в это время затрудняется и без того сложный процесс ориентации на местности. По рельефу здесь уже не сориентируешься, остается только солнце. Я должен быть готов к любым чрезвычайным обстоятельствам. Еще до отправления я все время ломал себе голову, как сделать продвижение по леднику по возможности безопасным. Теперь пришло время практических действий. Совсем разные вещи — размышлять над чем-либо в принципе или приступать к фактическому решению проблемы. Что же тут можно предпринять?

Прежде всего необходимо увеличить число собак, идущих впереди, и сделать разрыв между ними и остальной группой до 40–50 метров. Затем надо будет получше распределить собак, которые хорошо тянут нарты. Все постромки следует прочнее закрепить, тогда, если собака упадет в трещину, можно будет ее оттуда вытащить. Самому тоже надо привязаться веревками к нартам. Если упаду в расщелину, а нарты останутся на поверхности, то по веревке можно вылезти обратно.

И еще целая куча планов роилась у меня в голове относительно безопасности перехода по леднику. Но ни один из них не мог гарантировать ее на сто процентов. В конце концов, я полагаюсь на свой опыт и еще на то, что в процессе самого восхождения жизнь мне подскажет, что надо делать в данный момент.

Та самая собака, которая поранила себе лапу, бежит рядом с нартами без упряжи. Вожак Кума по-прежнему, трусит и не уверен в себе. Это, конечно, беспокоит меня. Думаю, что перед восхождением на ледник собакам надо дать отдохнуть примерно дня три.

Беспокойство вызывает также и погода. Сегодня опять очень тепло; такой высокой температуры еще не было за время моего путешествия — плюс три градуса. Снег становится столь мягким, что я проваливаюсь по колено. Температура с высотой, конечно, будет снижаться, но как мы пройдем последние 70 километров?

У фьорда Аструпа я заметил тюленя, но, когда мы были от него приблизительно метрах в трехстах, он увидел нас и поспешил скрыться в море. Сегодня я не раз замечал на снегу черные предметы, но при приближении к ним каждый раз оказывалось, что это всего-навсего камни, упавшие сверху.

23 мая

Ясно. Температура воздуха — минус 3 градуса. Ветер юго-западный.

22 мая я оставался на месте — ждал прибытия груза. Самолет прилетел ко мне через Алерт из далекого Ризольюта. Он забрал заболевшую собаку, которая не могла больше тянуть нарты. Со мной осталось 15 собак. Они тут же получили долгожданное сырое тюленье мясо, которое было доставлено этим самолетом. Я предполагал отдохнуть здесь еще день-другой, но стоит ясная безветренная погода. Грешно терять время. Быстро поднимаю собак и отправляюсь в путь.

Было половина десятого вечера. В пути находились 12 часов. В половине десятого утра достигли края ледника Академи, который находится в центральной части фьорда Индепенденс. Вот наконец мы сюда и добрались. Со времени начала путешествия прошло 13 дней, но в пути мы находились 11. За это время пройдено 400 километров. Теперь нам предстоит уйти от моря и взобраться на ледник до самых его истоков. За сегодняшние 12 часов пути мы, разом преодолев 50 километров и достигнув конца ледника Академи, преодолели расстояние, которое было намечено пройти за два-три дня. Все благоприятствовало нам в этот день: и погода, и прекрасное самочувствие собак, и вполне сносное состояние льда, по которому нам пришлось идти. Сегодня я попробовал снять брюки из медвежьей шкуры и остаться в спортивном костюме, но, как только отправились в путь, понял, что скоро замерзну, и переоделся в пуховые брюки.

На этот раз место стоянки я выбрал среди льдов, которые вытолкнул впереди себя язык ледника Академи; ровного места нигде не было видно. Эти куски льда были внушительных размеров — метров по 300–400 в поперечнике — и очень красивы в переливах всех оттенков синего, цвета, от голубого до темно-синего. Ширина языка ледника достигает, очевидно, километров десяти. Кое-где в его теле видны огромные блоки льда, как-то нелепо торчащие из него, но вместе с тем красиво выделяющиеся на его фоне своим цветом и формой.

Уклон ледника небольшой — не более пяти градусов. Местами на его поверхности видны черные трещины. Они одновременно притягивают мое воображение и отталкивают от себя грозящей опасностью. Я стою завороженный перед этой зовущей меня неизвестностью. И все же это не полюс, который глубоко запечатлелся в моей памяти, оставил неизгладимый след в душе.

Сегодня я провел репетицию перед решительным днем восхождения. Вместе с Кумой поставил еще трех собак, а оставшихся разделил на три группы в зависимости от длины упряжи — длинной, средней и короткой. Все это делалось как мера предосторожности против скрытых трещин. Завтра еще целый день отдыха перед восхождением. Да отпустит мне завтра всевышний силы духа и мужества полной мерой своей!