"Айзек Азимов. Второй фонд (fb2)" - читать интересную книгу автора (Азимов Айзек)

2. ДВОЕ МУЖЧИН БЕЗ МУЛА

Корабль был готов к отправлению. Недоставало только маршрута. Мул предлагал лететь на Трантор — в мертвый мир, в пустую скорлупу бывшей столицы Галактики.

Притчер не соглашался: он не раз проделал этот путь, и каждый раз безуспешно.

Притчер застал Ченниса за навигационными приборами. Вьющиеся волосы молодого человека были в милом беспорядке, одна прядь свисала на лоб так хитро, как будто ее долго прилаживали перед зеркалом. Белозубая улыбка, которой Ченнис встретил Притчера, очень шла к прическе. Суровый генерал почувствовал к молодому человеку смутную неприязнь.

— Пока что все совпадает, Притчер! — радостно крикнул Ченнис вместо приветствия.

— Не понимаю, о чем вы, — холодно ответил генерал.

— Берите стул, дружище, садитесь, будем разбираться вместе. Я читаю ваш отчет. Он великолепно составлен.

— Приятно слышать...

— Мне любопытно, совпадут ли наши выводы. Вы когда-нибудь пытались подойти к проблеме с использованием методов дедукции? Конечно, прочесывание Галактики в выбранном наобум направлении со временем даст результат, но когда это произойдет? Вы подсчитывали, сколько времени может занять такой поиск?

— Да, несколько раз.

Притчеру очень не хотелось заискивать перед молодым человеком, но очень хотелось проникнуть в его мысли, неконтролируемые и потому непредсказуемые.

— Давайте рассуждать логически. Что мы ищем?

— Второй Фонд, — хмуро ответил Притчер.

— Мир психологов, — поправил Ченнис, — которые так же слабы в физике, как Первый Фонд — в психологии. Вы житель Первого Фонда и должны понимать, что из этого следует. Нам нужно искать мир, славящийся тонкой дипломатией, но отсталый в техническом отношении.

— Не обязательно, — возразил Притчер. — Союз Миров нельзя назвать технически отсталым, но наш правитель правит именно силой разума.

— Только потому, что опирается на силу оружия Первого Фонда, — с едва заметной досадой ответил Ченнис. — Другого такого клада знаний нет во всей Галактике. Второй Фонд может упражнять способности своих психологов лишь на жалких обломках старой Империи, где не может быть науки, подобной той, которую подчинил себе наш правитель.

— Значит, Второй Фонд должен обладать силой разума, достаточной для того, чтобы подчинить группу соседних миров, но при этом должен быть физически беспомощным?

— Не беспомощным, а сравнительно слабым. Второй Фонд способен защитить себя от деградировавших соседей, но перед современным вооружением армии Мула он, скорее всего, окажется бессильным. Иначе невозможно объяснить, почему триста лет назад Хари Селдон скрывал даже от своих единомышленников расположение Второго Фонда и почему теперь сам Второй Фонд окружает себя тайной. Вспомните, ваш родной Первый Фонд ни от кого не скрывался даже тогда, когда был маленьким, никем не охраняемым городом.

Жесткое лицо Притчера саркастически скривилось.

— По-видимому, вы закончили ваш блестящий анализ. Не желаете изучить список королевств, республик, городов-государств, диктатур, подходящих под ваше определение, и даже под более точное?

— Значит, вы проводили аналогичные рассуждения? — Ченнис не утратил ни капли дерзости.

— Разумеется, хотя не вносили их в дневники экспедиций. Неужели вы думаете, что Мул станет работать методом проб и ошибок?

— Хорошо, — с новым подъемом заговорил молодой человек. — Что вы можете сказать об Олигархии Ница?

Притчер задумчиво потеребил ухо.

— Ница? Что-то знакомое... По-моему, это не совсем периферия... Что-то около трети пути к центру?

— Правильно. Ну и что?

— По имеющимся у нас данным, Второй Фонд должен находиться в противоположном конце Галактики. Это единственное, из чего мы можем исходить. А Ница, кроме того, что находится не в конце Галактики, в угловом измерении отстоит от Первого Фонда на сто десять — сто двадцать градусов, но никак не на сто восемьдесят.

— В имеющихся у вас материалах говорится, кроме того, что Второй Фонд находится у Границы Звезд.

— В Галактике нет области с таким названием.

— Правильно, потому что это название употреблялось лишь населением области и в какой-то момент было изъято из употребления по соображениям секретности. Возможно, дело обстояло совершенно противоположным образом: название было придумано Селдоном из тех же соображений. Вы не улавливаете никакого сходства в названиях Граница Звезд и Ница?

— Слабого созвучия недостаточно для того, чтобы сделать серьезные выводы.

— Вы там были?

— Нет.

— Тем не менее это государство упоминается в дневниках экспедиций.

— Где? Ах, да! Мы останавливались там, чтобы пополнить запасы провизии и воды. В этом мире нет ничего примечательного.

— Вы останавливались на столичной планете?

— Не могу сказать.

Ченнис задумался. Притчер не спускал с него неприязненного взгляда.

— Вы не откажетесь взглянуть вместе со мной в Линзу?

— Нет, конечно.

Линза была новейшим навигационным прибором. Она представляла собой вычислительную машину, выдающую на экран изображение ночного звездного неба, видного из данной точки Галактики. Ченнис ввел в машину исходные данные и выключил свет. Осталась лишь красная лампочка на пульте Линзы.

Красные блики ложились на лицо Ченниса. Притчер сидел на месте первого пилота, закинув ногу на ногу. Его лицо растворилось в темноте.

Машина закончила вычисления, и на экране стали проступать пятна света. Постепенно они становились все больше и ярче. Четко выделился центр Галактики.

— Такую картину, — пояснил Ченнис, — можно наблюдать зимней ночью на Транторе. Во всех предыдущих экспедициях отправной точкой считался Первый Фонд. Мне кажется, что ею должен служить Трантор. Трантор был столицей Галактической Империи, и в большей мере культурной и научной столицей, чем политической. Поэтому в девяти случаях из десяти центром координат при навигационных расчетах следует считать Трантор. Вспомните в этой связи, что Хари Селдон, уроженец Геликона, работал со своей психоисторической группой на Транторе.

— Что вы хотите этим сказать? — Притчер ледяным голосом пытался охладить энтузиазм молодого человека.

— Все скажет карта. Вы видите темную туманность? — Ченнис коснулся пальцем экрана в том месте, где в золотом шитье, казалось, была прорезана дырочка. — В стеллографическом справочнике она значится под названием Туманности Пеллота. Смотрите внимательно, я увеличиваю изображение.

Притчеру уже приходилось видеть укрупнение изображения, и каждый раз у него при этом захватывало дух. И сейчас ему показалось, что он у пульта корабля, несущегося сквозь скопление звезд и не имеющего возможности уйти в гиперпространство. Звезды мчались из центра экрана прямо на генерала, но, не долетев, выпадали за рамку. Цельные пятна распадались на пары или россыпи, облачка света превращались в мириады мелких блесток. Ченнис, не останавливая движения, говорил:

— Мы движемся по прямой линии, соединяющей Трантор с туманностью Пеллота, то есть продолжаем смотреть с Трантора. Безусловно, здесь присутствует определенная ошибка, потому что у меня не было возможности учесть рассеяние света. Однако, я уверен, что ошибка пренебрежимо мала.

По экрану разлилась темнота. Ченнис сбавил скорость увеличения, и звезды уже не мчались, а неохотно ползли к краю экрана. Их все еще было великое множество, густо рассыпаны они были и за туманностью — огромным, в сотни кубических парсеков, облаком из атомов натрия и кальция, не отражающих света.

— Эту область, — комментировал Ченнис, — жители соседних миров называют Устьем. Это очень важно, так как форму устья область имеет лишь при взгляде на нее со стороны Трантора.

Звезды, прилепившиеся по краю туманности, слились в линию, которая обрисовывала в профиль толстые выпяченные губы.

— Входим в устье, — сказал Ченнис, — и движемся вглубь, вдоль теперь уже единственного луча света.

Снова звезды посыпались за экран, и перед глазами Притчера осталась лишь туманность, прошитая тоненькой золотой ниточкой, по которой двигался палец Ченниса.

— Вот Граница Звезд, — сказал молодой человек. — Ткань туманности здесь тонка и пропускает свет этой звезды в единственном направлении — к Трантору.

— Вы хотите сказать, что... — генерал Мула не договорил, пораженный догадкой.

— Что это Ница — Граница Звезд.

Ченнис включил свет и выключил вычислительную машину. Притчер встал и подошел к Ченнису вплотную.

— Как вы к этому пришли?

— Случайно, — молодой человек откинулся на спинку стула и с недоумением пожал плечами. — Совершенно случайно, но мне эта идея нравится, и я склонен считать ее верной. Кроме того, Ница подходит под наше определение. Это олигархия, объединяющая двадцать семь населенных планет. Технически довольно слабое государство. Политически довольно скромное: не стремится к экспансии и придерживается строгого нейтралитета в разрешении всех политических проблем, возникающих в этой области Галактики. Мне кажется, что нам следует направиться туда.

— Вы сообщили об этом Мулу?

— Нет. А сейчас это невозможно: мы в космосе и готовимся к скачку.

Притчер в ужасе бросился к панели обзора, поспешно настроил ее. Перед глазами был пустой холодный космос. Придя в себя, генерал обернулся. Рука потянулась к курку бластера.

— Кто приказал?

— Я, генерал, — Ченнис впервые обратился к Притчеру по званию. — Мы взлетели, когда рассматривали карту звездного неба. Вы не почувствовали ускорения, потому что я укрупнял изображение, и вы приняли настоящее движение за иллюзию, созданную движением звезд на экране.

— Зачем? Что вам нужно? Значит, все рассуждения о Нице — ерунда?

— Нет. В этом я вас не обманывал. Сейчас мы летим к Нице. Мне нужно было взлететь до назначенного срока... Генерал, вы не верите в существование Второго Фонда, а я верю! Вы просто исполняете поручение Мула, а я вижу серьезную опасность. Мы дали Второму Фонду отсрочку в пять лет. За это время он мог подготовиться к борьбе с нами. Я не знаю, каким оружием он будет с нами бороться, но могу предположить, что на Калгане действуют его агенты. Они могут обнаружить, что в моем сознании возникла догадка о том, где находится Второй Фонд. Тогда моей жизни будет угрожать опасность, а мне очень дорога жизнь. Вот я и принял меры по ее защите. О Нице не знает никто, кроме вас, да и вы узнали о ней, находясь в космосе. Впрочем, есть еще экипаж... — Ченнис снисходительно улыбнулся, чувствуя себя полным хозяином положения.

Рука Притчера бессильно опустилась, и генерал ощутил смутное беспокойство. Что мешает ему действовать? Чем скована его воля? Ведь было время, когда он был мятежным, опальным капитаном армии Первого Фонда, когда он был способен на более решительные и отчаянные поступки, чем Ченнис. Неужели Мул прав? Неужели его преобразованное сознание настолько отравилось послушанием, что неспособно породить инициативу? Генерал ощутил подавленность и бесконечную усталость.

— Ловко сработано, — одобрил он, — и все же в дальнейшем вам лучше советоваться со мной перед принятием подобных решений.

Замигал какой-то сигнал.

— Это из машинного отделения, — небрежно бросил Ченнис, — обещали за пять минут предупредить о скачке и дать знать, если что не так. Останетесь на хозяйстве?

Притчер молча кивнул и, оставшись в одиночестве, задумался о зле, которое несет человеку старость. На панели обзора сверкали редкие звезды.

У края разливалось молоко Галактики. Освободиться бы от влияния Мула...

Генерал испугался этой мысли и прогнал ее...

...Шеф-инженер Гекслани испытующе взглянул на молодого человека, который был без формы, но держался с апломбом офицера и, кажется, на самом деле был облечен властью. Гекслани, с младых ногтей служивший во флоте, привык к тому, что власть принадлежит человеку с погонами.

Правда, этого человека назначил Мул, а Мулу всегда принадлежит последнее слово. Мул — это абсолютная истина. Даже подсознательно Гекслани в этом не сомневался. Он был прочно обращен.

Молча он протянул Ченнису небольшой овальный предмет. Ченнис взял его в руку и одобрительно улыбнулся.

— Вы из Фонда, шеф?

— Да, сэр. До того, как Первый Гражданин взял власть, я служил во флоте Фонда восемнадцать лет.

— Инженерному делу учились в Фонде?

— В Центральной Школе на Анакреоне, сэр. Получил квалификацию первого класса.

— Неплохо. А это вы нашли в аппарате связи, там, куда я просил посмотреть?

— Да, сэр.

— Это деталь аппарата?

— Нет, сэр.

— Что же это?

— Метка, сэр.

— Я не учился в Центральной Технической школе. Объясните подробнее.

— Это устройство, которое должно показывать координаты корабля при скачке через гиперпространство.

— Оно позволяет за нами следить?

— Так точно, сэр.

— Хорошо. Это недавнее изобретение?

— Да, сэр.

— Разработано одним из новых исследовательских институтов, учрежденных Первым Гражданином? Принцип действия — государственная тайна?

— Да, сэр.

Ченнис несколько секунд играл меткой, затем протянул ее инженеру.

— Положите ее на то самое место, где нашли, и точно так же, как лежала. Ясно? И забудьте о ее существовании.

Шеф-инженер с трудом удержался от салюта, резко повернулся и вышел.

Корабль несся по Галактике, чертя прерывистую линию. Пропуски соответствовали скачкам, покрывающим около ста световых лет, а штрихи — участкам нормального полета протяженностью от десяти до шестидесяти световых секунд.

Бейл Ченнис сел к пульту Линзы и, как всегда, испытал чувство, близкое к благоговению. Он не был уроженцем Фонда, и волшебство, свершавшееся при повороте рычага или нажатии кнопки, еще не стало для него привычным.

Линза вряд ли приелась бы и уроженцу Фонда. В ее небольшом корпусе было такое множество электронных схем, что на экране умещалось сто миллионов отдельных звезд и точно воспроизводилось их взаимное расположение. И это еще не было пределом возможностей машины. Она могла развернуть заданный участок карты звездного неба по любой из пространственных осей и повернуть его на любой угол относительно заданной точки.

Линза совершила переворот в межзвездной навигации. До изобретения Линзы каждому скачку предшествовал расчет, занимавший значительное время — от одного дня до одной недели. Большая часть этого времени уходила на вычисление координат корабля. Нужно было найти по меньшей мере три звезды, положение которых относительно произвольно выбранного центра координат было бы известно, и определить положение корабля относительно этих звезд.

Вся соль заключалась в поиске этих трех звезд. Для человека, привыкшего видеть Галактику из определенной точки, каждая звезда имеет свое лицо. Но прыгни на десять парсеков — и не узнаешь, а, может, даже не увидишь собственного солнца. Приходилось прибегать к спектральному анализу. Составлялись каталоги «световых автографов» звезд, на их основе разрабатывались стандартные маршруты. Межзвездная навигация превращалась из искусства в науку. В эпоху Фонда усовершенствовались вычислительные машины, появились новые методы получения и классификации спектров, и все же на поиск трех знакомых звезд в незнакомой области уходило порой несколько дней.

С появлением Линзы все изменилось. Во-первых, ей требовалась только одна знакомая звезда. Во-вторых, Линзой мог управлять даже такой профан в технике, как Ченнис.

По результатам предыдущего скачка ближайшая знакомая звезда была Винцетори, а на панели обзора, в самом центре, горела яркая звезда. Ченнис надеялся, что это именно Винцетори. Осторожно нажимая клавиши, он ввел координаты Винцетори. На экране Линзы появилась яркая звезда, в остальном сходства с изображением на панели обзора не оказалось. Бейл Ченнис развернул карту по оси «Z» и посмотрел на фотометры. Обе звезды оказались одинаковой яркости. Ченнис выбрал на панели обзора другую звезду примерно такой же яркости и постарался найти ее на карте. Повернул карту на соответствующий угол, скривил рот: не то. Повернул еще, примерив еще одну яркую звезду, потом еще. Вот оно! Конечно, какой-нибудь космический волк установил бы соответствие между картой и панелью обзора с первой попытки, а он, Ченнис, установил только с третьей, но это тоже вполне прилично.

Осталось разобраться с двойными звездами и установить точное соответствие. Это не отняло много времени, и вот уже готовы координаты корабля. На все ушло не более получаса.

Хан Притчер был в своей комнате и, по-видимому, готовился ко сну.

— Есть новости? — спросил он.

— Если это для вас новость, то следующий скачок приведет нас в Ницу.

— Знаю.

— Не хотел вас беспокоить, но мне любопытно, просмотрели вы пленку, которую мы прихватили в Силе?

Хан Притчер бросил презрительный взгляд на предмет разговора, лежащий на полке в черном футляре, и ответил:

— Да.

— Что вы можете сказать?

— Что тут скажешь? В этой части Галактики даже историков толковых нет.

Ченнис широко улыбнулся.

— Понимаю, понимаю... Скучновато?

— Отчего же; если вы интересуетесь биографиями монархов, то даже занимательно. Просто бесполезно: когда историк занимается отдельной личностью, он изображает ее либо в беспросветно черном, либо в приторно розовом свете, в зависимости от своих интересов.

— В книге идет речь о Нице. Именно поэтому я ее вам дал. Это единственная книга, в которой сказано о Нице несколько слов.

— Верно, немного сказано. Ница пережила десяток хороших правителей, полдесятка плохих, выиграла какие-то сражения, какие-то проиграла. Ничего особенного.

— Вы кое-что упустили. Вам не бросилось в глаза, что Ница никогда ни с кем не образовывала коалиций? Она всегда стояла в стороне от политических интриг. Да, правильно, завоевала несколько планет, но почему-то остановилась. Похоже, что Ница старалась не привлекать к себе внимания, а воевала в случае крайней необходимости.

— Что ж, — равнодушно сказал генерал, — я не возражаю против посадки. В худшем случае, потеряем время.

— О, нет! В худшем случае мы потерпим полное поражение. — Если это Второй Фонд, то это мир тысяч и тысяч Мулов.

— Что вы собираетесь делать?

— Приземлиться на какой-нибудь провинциальной планете. Как можно больше узнать о Нице и исходя из этого действовать.

— Отлично. Не возражаю. Выключите свет, будьте добры.

Ченнис взмахнул на прощание рукой и вышел.

Генерал Притчер долго не мог заснуть. Беспокойные мысли не оставляли его.

Если все, с чем так трудно было согласиться, верно — а факты говорят, что верно, — то Ница — не что иное, как Второй Фонд. Невероятно. Такой неприметный мир! Ничем не отличающийся от варварских миров, на которые рассыпалась погибшая империя. Генералу вспомнилось, с каким лицом и каким голосом Мул говорил о психологе Эблинге Мисе — о человеке, который раскрыл тайну Второго Фонда. Мул был бледен и голос его срывался: «Мне показалось, что открытие ошеломило Миса. Складывалось впечатление, что Второй Фонд либо превзошел ожидания Миса, либо обманул их. Если бы я мог прочесть его мысли, а не только чувства! Чувства же я видел ясно: самым сильным из них было удивление.»

Удивление — ключевая нота. Во Втором Фонде есть что-то в первую очередь неожиданное. Как этот мальчишка, конфетный красавец, разглядел в неприметной Нице что-то неожиданное? Ведь он прав, здесь что-то есть...

Последняя сознательная мысль Притчера была несколько злорадной. Метку в аппарате связи никто не заметил.