"Айзек Азимов. Второй фонд (fb2)" - читать интересную книгу автора (Азимов Айзек)

1. МУЛ И ДВОЕ МУЖЧИН

Это далеко не все, что сообщает Энциклопедия о Муле и его империи, но содержание посвященной Мулу статьи Энциклопедии по большей части не связано прямо с нашим рассказом и слишком сухо для избранного нами жанра.

В статье дан анализ экономических условий, приведших к возвышению Мула до Первого Гражданина Союза (это официальный титул Мула), и оценка экономических последствий его возвышения.

Авторы статьи не могли не удивляться тому, с какой быстротой Мул прошел путь от нищего сироты до правителя огромной области Галактики. Еще сильнее, наверное, они были удивлены тем, что Мул на пять лет прекратил экспансию в интересах укрепления власти на завоеванной территории. Однако, как положено авторам Энциклопедии, они тщательно скрывали свое отношение к описываемым фактам.

Поэтому мы отказываемся от помощи Энциклопедии и предлагаем читателю наш собственный рассказ об одном из периодов эпохи Великого Междуцарствия, или промежутка времени между распадом первой империи и возникновением второй, — а именно, об окончании пятилетнего периода консолидации Союза Миров.

В Союзе политическое благополучие и экономическое процветание. Никому не хочется менять покой — пусть даже в железной хватке Мула — на хаос прошлых лет. Миры, до Мула бывшие под властью Фонда, иногда испытывают легкую ностальгию по прошлому — не больше. Предводители Фонда, бесполезные для Мула, умерщвлены, а полезные — обращены. Один из самых полезных среди обращенных — Хан Притчер, генерал-лейтенант.

В Фонде Притчер был капитаном и членом демократического подполья.

Когда фонд сдался Мулу без боя, Притчер продолжал сопротивление.

Разумеется, до тех пор, пока его не обратили. Хан Притчер понимал, что его обратил не высший разум, а мутант, способный перестраивать психику других людей в соответствии со своими потребностями. Однако, это полностью устраивало Притчера, он воспринимал обращение как должное, что свидетельствовало об успехе обращения.

И сейчас, возвращаясь из пятого похода за пределы Союза, ветеран разведки предвкушал встречу с Первым Гражданином с чувством, близким к простодушной радости. Суровое лицо генерала, словно вырубленное из темного гладкого дерева, на котором трудно было представить улыбку, не выдавало его чувств, но Мул не нуждался в их внешних проявлениях: он читал в человеческих душах.

Притчер оставил воздушную машину в бывшем вице-королевском ангаре и вошел во дворец пешком, как требовалось по этикету. Целую милю он шел по пустой дороге с нарисованной посередине стрелой, указывающей направление движения. Притчер знал, что на всей огромной территории дворца нет ни одного солдата-охранника, ни одного вооруженного человека.

Мулу не нужна была охрана.

Он всегда мог защитить себя сам.

Тишину нарушал лишь звук шагов Притчера. Впереди высился дворец, выстроенный из необычайно легкого и необычайно прочного металла в стиле поздней Империи. Дворец возвышался над всем городом.

А во дворце жил человек, на нечеловеческих способностях которого держалась новая аристократия и весь Союз Миров.

Высокая, массивная дверь распахнулась перед генералом, и Притчер вошел. Перед ним поднималась широкая лестница. Генерал воспользовался лифтом. Он остановился перед скромной дверью, ведущей в личные апартаменты Мула.

Дверь открылась.

Бейл Ченнис не был обращен. Говоря простым языком, его эмоции не были подстроены под желания Мула. Эмоциональная сфера Ченниса определялась наследственностью и полученным в детстве воспитанием. Такое положение дел Бейла вполне устраивало.

Ему еще не было тридцати, но он пользовался широчайшей популярностью в столице. Красота и остроумие принесли Ченнису успех в светском обществе, ум и выдержка послужили ключом к расположению Мула. От сознания своей популярности Бейл получал величайшее удовольствие.

И вот, Мул впервые вызвал его на личную аудиенцию.

Ноги сами несли его по длинному, блестящему шоссе, которое вело к башням из губчатого алюминия — бывшей резиденции калганских вице-королей, правивших от имени старой Империи, и независимых принцев, правивших от собственного имени, — ко дворцу Первого Гражданина Союза, правящего своей собственной империей.

Ченнис шел, напевая веселый мотив. Он знал, о чем пойдет речь — о Втором Фонде, об этом вселенском пугале, которого устрашился сам Мул, перейдя от экспансии к осторожному ожиданию, официально именуемому консолидацией.

В последнее время пошли слухи — а слухи нельзя остановить, — что Мул собирается предпринять новое наступление. Мулу якобы стало известно, где находится Второй Фонд, и он готовится к нападению. Мул заключил какое-то соглашение со Вторым Фондом и поделил с ним Галактику. Мул понял, что Второго Фонда нет, и решил захватить всю Галактику.

Чего только не услышишь в светских гостиных! И это — не в первый раз.

Правда, в этот раз слухи передаются уж очень уверенными голосами, а беспокойные души, истосковавшиеся за пять лет застоя по военным походам, приключениям, политическим передрягам, воспрянули, и на лицах их обладателей сияют улыбки.

Бейл Ченнис тоже сиял. Он не боялся мистического Второго Фонда.

Поэтому он не боялся и Мула и всюду это выпячивал. Были люди, которые завидовали его молодости и удачливости. Они молча ждали, когда же этот дамский угодник, наконец, поплатится за свое остроумие, расточаемое без меры по поводу внешности Мула и его уединенной жизни. Никто не поддерживал шуток Ченниса и очень немногие им смеялись, но молодой человек оставался безнаказанным, и популярность его росла.

Шагая по длинному шоссе, Ченнис стал сочинять слова к мотиву, который напевал. Получилась какая-то чепуха: «Кто же, кто же тот герой, что захватит Фонд Второй?».

Вот и дворец.

Высокая, массивная дверь распахнулась, и Ченнис вошел. Перед ним поднималась широкая лестница. Ченнис воспользовался лифтом. Он остановился перед скромной дверью, ведущей в личные апартаменты Мула.

Дверь открылась.

Человек, у которого не было другого имени, кроме имени Мул, и другого титула, кроме титула Первый Гражданин Союза Миров, стоял у стены, прозрачной лишь изнутри, и смотрел на городские крыши и огни.

Сгущались сумерки, на небе проступали звезды, и все эти звезды принадлежали ему.

Он горько улыбнулся этой мысли: они принадлежали человеку, которого мало кто видел.

Мул — человек, на которого не стоит смотреть, ведь на него нельзя смотреть без улыбки. Сто двадцать фунтов веса в пяти футах и восьми дюймах роста. Разве можно назвать руками и ногами эти обтянутые кожей кости, угловато торчащие из безобразно худого туловища? И только клювом можно назвать торчащий на три дюйма вперед нос, в тени которого тонет все лицо.

Только глаза не вписываются в этот гротеск — большие, карие, неожиданно нежные на лице завоевателя Галактики глаза, в которых всегда светится печаль.

А город жил беззаботной жизнью роскошной столицы роскошного мира.

Можно было бы учредить столицу на Термине, в самом сильном из завоеванных миров, но Термин расположен на самом краю Галактики. У Калгана стратегическое положение лучшее — он ближе к центру, а, кроме того, здесь многочисленна аристократия, поддерживающая придворные традиции.

Однако, в постоянном веселье, удвоенном процветанием, Мул не находил покоя.

Его боялись, ему повиновались, его даже уважали — на расстоянии. Но все, кроме обращенных, смотрели на него с презрением. А чего стоит любовь обращенных? Она безвкусна! Можно придумать себе десяток титулов, насадить церемонии, но что от этого изменится? Уж лучше — по крайней мере, не хуже — быть просто Первым Гражданином и спрятаться от всех.

Внезапно в его душе поднялась волна протеста. Ни в коем случае! Нужно действовать. Пять лет он сидит на Калгане, привязанный постоянной смутной, растворенной в космосе угрозой невидимого и неизвестного Второго Фонда.

Ему уже тридцать два. Это еще не старость, но он чувствует ее приближение.

Еще сильна воля, а тело слабеет.

Все звезды Галактики: и те, что видны ему, и те, которых он не видит, — должны быть в его власти!

Он должен всем отомстить. Всему человечеству, частью которого сам не является. Всей Галактике, в которой он чужой.

Замигал холодный предупредительный световой сигнал. Мул почувствовал приближение человека, вошедшего во дворец, и обострившимся в сумерках чутьем уловил его радостное настроение. Он без труда узнал гостя. Это был Притчер. Бывший капитан Притчер из бывшего Фонда. Капитан Притчер, которого незаслуженно обходило наградами загнивающее правительство.

Капитан Притчер, когда-то мелкий шпион, а теперь генерал. Он, Мул, поднял его из грязи и расширил поле его деятельности до размеров Галактики.

Генерал Притчер, безоговорочно преданный, а когда-то так же безоговорочно мятежный. Впрочем, преданный ли? Он предан не по расчету, не из благодарности, не от чистого сердца, а в силу обращения.

Мул чувствовал этот мощный слой преданности и любви, подавляющий все остальные эмоции Хана Притчера. Он сам приживил его пять лет назад. А из глубины души едва пробивались упрямство, горячность, идеализм — настолько обескровленные борьбой с верхним слоем, что сам Мул их с трудом улавливал.

Дверь открылась, и Мул обернулся. Внешняя стена комнаты сделалась непрозрачной, и мягкие сумерки сменились резким белым светом атомных ламп.

Хан Притчер сел на указанное место. На личных аудиенциях у Мула не было ни поклонов, ни коленопреклонений, ни других церемоний. Мул был всего лишь Первый Гражданин, в обращении — «сэр». В его присутствии можно было сидеть; уходя, посетитель мог повернуться к нему спиной.

Хану Притчеру такая скромность нравилась. Он усматривал в ней свидетельство тому, что правитель уверен в своей силе.

— Вчера я получил ваше последнее донесение, — сказал Мул. — Не стану умалчивать о том, Притчер, что я нахожу его несколько пессимистическим.

Генерал сдвинул брови.

— Пожалуй, но собранные мной сведения не подсказали мне иного вывода, сэр. По-видимому, Второго Фонда просто нет.

Мул задумался и медленно покачал головой из стороны в сторону, как случалось уже не раз:

— Эблинг Мис утверждал противное. Я не могу отбросить суждение Эблинга Миса.

Такой разговор происходил между ними не впервые. Притчер настаивал на своем:

— Мис был величайшим психологом Фонда, но в сравнении с Селдоном он ребенок. Работая над трудами Селдона, он находился под вашим влиянием. Вы могли толкнуть его слишком далеко. Он мог ошибиться. Скорее всего, он ошибся.

Мул вздохнул, повертев головой, сидящей на тоненьком стебельке шеи.

— Ах, если бы ему дали пожить еще минуту! Он как раз собирался сказать, где расположен Второй Фонд. Поверьте мне, он знал, где находится Второй Фонд. Мне нельзя было отступать, нельзя было обрекать себя на ожидание. Как много я потерял! Пять лет прошли впустую!

Притчер не был способен осудить недостойные стремления своего правителя: Мул искоренил в нем саму потребность критиковать вождя. Генерал почувствовал смутное беспокойство, граничащее со смущением.

— Как же еще объяснить это, сэр? Я провел пять экспедиций. Маршруты определяли вы сами. Я перевернул каждый астероид в указанных местах. Второй Фонд был якобы основан вместе с первым, хорошо известным нам, триста лет назад. Через сто лет слава о Первом Фонде разошлась по всей Периферии. Еще через пятьдесят лет он стал известен всей Галактике. Прошло триста лет, а о Втором Фонде никто даже не слышал. Где он может прятаться?

— Эблинг Мис сказал, что Второй Фонд на самом деле тщательно скрывался. Только неизвестность могла превратить его слабость в силу.

— Так успешно скрываться может только то, чего в действительности нет.

— Нет! — Мул пронзительно взглянул на собеседника и поднял тонкий палец. — Второй Фонд существует. Нужно изменить тактику.

Притчер нахмурился.

— Сэр, вы хотите сами отправиться на поиски? Я вам этого не советую.

— Что вы! Разумеется, я не полечу. Но вы полетите не один. Вам будут помогать в руководстве экспедицией.

После значительной паузы Притчер спросил несколько отчуждено:

— Кто, сэр?

— На Калгане есть молодой человек по имени Бейл Ченнис.

— Не знаю такого.

— У вас будет возможность с ним познакомиться. У него гибкий ум, он честолюбив и, самое главное, не обращен.

Тяжелая челюсть Притчера дрогнула.

— Не вижу в этом особых преимуществ, сэр.

— Тем не менее, они есть. Вы опытный и умный человек, Притчер. Вы были мне чрезвычайно полезны. Однако, вы обращены. Значит, вами движет верноподданническое чувство ко мне, навязанное мною же. Оно не может заменить того, чего вы лишились, утратив естественные мотивы поведения.

— Мне кажется, сэр, что я ничего не потерял, — хмуро сказал Притчер. — Я вспоминаю, каким я был до обращения, и мне кажется, что я ни в чем не стал слабее.

— Конечно, кажется, — губы Мула дрогнули в улыбке. — В этом отношении вы не можете быть объективным. Ченнис честолюбив для себя. Ему можно верить, потому что он не предан никому, кроме себя самого. Он знает, что может выехать на моем успехе, и приложит все силы к тому, чтобы моя власть укрепилась. Тогда он будет ехать долго, проедет много и в конце концов приедет к славе. А вы его чуть-чуть притормозите.

Притчер заупрямился.

— В таком случае, — сказал он, — не лучше ли снять обращение с меня? Я уже не смогу стать вашим врагом.

— Что вы, Притчер! Пока я жив, я буду держать вас под обращением, а жив я буду, пока буду держать вас под обращением. Освободившись, вы тут же меня убьете.

Ноздри генерала дрогнули.

— Мне очень больно, сэр, оттого, что вы обо мне такого мнения.

— Я не хотел вас обидеть. Я не могу вам объяснить, и вам придется поверить, что ваши чувства, освободившись от моего давления, сразу же устремятся в русло естественных мотивов вашего поведения. Человеческое сознание сопротивляется давлению, поэтому гипнотизер не может загипнотизировать человека против его воли. Я могу, потому что я не гипнотизер, а что-то большее, и поверьте мне, Притчер, сопротивление, которое я подавил и которого вы в себе не ощущаете, — страшная сила.

Притчер опустил голову. Он чувствовал себя опустошенным.

— Как вы можете, — произнес он с усилием, — верить этому человеку в той же степени, что и мне, обращенному?

— Вот именно, я не могу доверять ему полностью. Поэтому вы летите с ним. Видите ли, Притчер, — Мул опустился в большое мягкое кресло, в котором стал еще больше похож на куклу, — вдруг он случайно наткнется на Второй Фонд, вдруг он решит, что союз с ним для него выгоднее союза со мной... Вы понимаете?

— Это уже лучше, сэр, — сказал Притчер с явным удовольствием.

— Но помните, ограничивать его инициативу не следует.

— Конечно.

— И еще, Притчер. Молодой человек хорош собой и очень приятен в общении. Не позволяйте ему дурачить вас и старайтесь его не раздражать. Это человек без совести.

Мул снова остался один. Он выключил свет, и стена вновь стала прозрачной. Небо было фиолетовым, а город превратился в золото, разлитое на горизонте.

К чему все это? Что изменится, когда он станет владыкой Вселенной?

Высокие, сильные, уверенные в себе мужчины — такие, как Притчер, не сделаются ниже ростом и слабее. А красавцы — такие, как Бейл Ченнис, не станут уродами. И сам он будет тем же, что он есть сейчас.

Довольно! Нельзя поддаваться сомнению!

Снова замигал предупредительный световой сигнал. Снова Мул ощутил приближение человека и снова без труда узнал его. Это был Бейл Ченнис. В нем чувствовалось примитивное своеобразие сильного сознания, не тронутого ничьим влиянием. В нем что-то волновалось и переливалось, но это движение приглушалось разлитой по поверхности настороженностью с легкой примесью циничной наглости. Чуть ниже шло мощное течение самолюбия и самолюбования.

Там и сям пробивались роднички жесткого юмора, а подо всем этим — бездна честолюбия.

Мул подумал, что ничего не стоит перегородить одно течение, а другое направить вспять. Ну и что? Если кудрявая голова Ченниса склонится перед ним в обожании, он сам не избавится от своего уродства, которое превращает властелина империи в мрачного отшельника.

Дверь открылась, и Мул обернулся. Внешняя стена сделалась непрозрачной, и темнота сменилась белым светом атомных ламп.

Бейл Ченнис изящно опустился на стул и сказал:

— Честь видеть вас, сэр, не была для меня полной неожиданностью!

Мул растопыренными пальцами почесал нос и спросил с заметным раздражением:

— Почему же?

— Вероятно, я провидец, сэр, иначе придется признать, что я интересуюсь слухами.

— Слухами? У нас их несколько десятков разновидностей. Чем именно вы интересуетесь?

— Теми, которые предсказывают новый поход на Галактику. Я надеюсь, что эти слухи верны и я смогу принять посильное участие в походе.

— Значит, вы считаете, что Второй Фонд существует?

— Почему нет? Это придало бы делу особую прелесть!

— В чем, по-вашему, состоит эта прелесть?

— О! В самой тайне, окутывающей Второй Фонд. Нет более благодатной темы для пересудов. Вот уже несколько месяцев приложения к газетам ни о чем, кроме этого, не пишут. Это что-то значит! «Космос» печатает фантастическую повесть о живых существах, состоящих чуть ли не из сплошного мозга. Имеется в виду Второй Фонд. Так вот, эти существа, по воле автора повести, обладают энергией разума, сравнимой с энергиями, известными физике. Усилием воли эти существа изменяют орбиты планет, отбрасывают космические корабли на сотни световых лет назад.

— Любопытно... Что вы сами об этом думаете? Вы согласны с идеей автора повести?

— Галактика, нет! Неужели такие существа станут сидеть на собственной планете, сэр? Мне кажется, что Второй Фонд скрывается потому, что он слабее, чем мы думаем.

— В таком случае мне нетрудно будет объяснить вам суть дела. Вам не хотелось бы принять участие в экспедиции по поиску Второго Фонда?

Ченнис, очевидно, не ожидал такого быстрого развития событий. Его всегда скорый на ответ язык прирос к гортани.

— Что же вы молчите? — сухо сказал Мул.

Ченнис наморщил лоб.

— Я согласен. Только куда мне лететь? Мне нужно знать хотя бы приблизительное направление.

— С вами полетит генерал Притчер...

— Значит, не я буду руководителем экспедиции?

— Дайте мне договорить, тогда вам все станет ясно. Насколько я знаю, вы не из Фонда. Вы уроженец Калгана, не так ли? Так. Поэтому вы имеете лишь смутное представление о теории Селдона. Когда первая Галактическая Империя начала распадаться, Хари Селдон с группой ученых-психоисториков составил прогноз исторических событий — к сожалению, математический аппарат, с помощью которого делаются такие прогнозы, утерян — и основал два Фонда, по одному в каждом конце Галактики, расположив их так, чтобы в ходе развития истории они послужили центрами кристаллизации новой Империи.

Хари Селдон считал, что образование новой Империи должно произойти через тысячу лет при условии создания Фондов науки и через тридцать тысяч лет при условии, что Фондов не будет. Однако, он не предвидел, что появлюсь я.

Я мутант, и мое появление предсказать абсолютно невозможно, потому что психоистория оперирует усредненными реакциями больших групп людей. Вам все понятно?

— Понятно, сэр. Но при чем здесь я?

— Сейчас вы и это поймете. Я хочу обогнать Селдона на семьсот лет и объединить Галактику сейчас. Первый Фонд — мир ученых-физиков — процветает под моим владычеством. Если процветание и политическое спокойствие продлятся еще несколько лет, ядерное оружие, которое разрабатывается там, не будет иметь равных в Галактике, кроме, возможно, оружия Второго Фонда. Поэтому я хочу узнать о Втором Фонде как можно больше. Генерал Притчер придерживается твердого мнения о том, что Второго Фонда нет. Я уверен в обратном.

— Что дает вам такую уверенность, сэр? — осторожно спросил Ченнис.

Мул ответил с неожиданным возмущением:

— То, что сознание обращенных мною людей контролирует кто-то еще! Очень тонко! Очень осторожно! Однако, не настолько осторожно, чтобы это укрылось от меня! И чем дальше, тем чаще. Важные люди в критические моменты выходят из повиновения. Теперь вам не кажется странным, что я избрал осторожную тактику и медлю с наступлением?

Теперь вам ясно, зачем вы мне нужны? Генерал Притчер — лучший из оставшихся у меня людей, значит, его в любой момент могут у меня отнять. А вы не обращены, вас трудно заподозрить в том, что вы — человек Мула. Вы сможете обманывать Второй Фонд дольше, чем мои люди, и, может быть, этого хватит. Вы понимаете?

— М-м-м... да. Простите, сэр, можно задать вам вопрос? Как проявляется постороннее влияние на ваших людей? Вдруг я замечу в генерале Притчере какие-то перемены? Он должен освободиться от обращения? Изменить вам?

— Нет. Повторяю, это вмешательство почти неуловимо. Иногда мне приходится воздерживаться от действия, потому что я не могу определить, заблуждается ли человек, как это свойственно человеку, или им кто-то управляет. Человек остается преданным мне, но притупляется его инициатива и изобретательность. Человек становится бесполезным. За этот год меня лишили шестерых. Шестерых самых лучших, — уголок его рта приподнялся. — Они руководят военными базами. Мне остается только желать, чтобы они не оказались в критической ситуации и перед ними не встала необходимость принять решение.

— Допустим, сэр... Допустим, что это не Второй Фонд. Что, если вам вредит другой такой же человек, как вы, — другой мутант?

— Вряд ли. Один человек не действовал бы так продуманно и дальновидно. Это целый мир, и вы должны стать оружием против него.

Глаза Ченниса сияли.

— Я счастлив служить вам, сэр! — сказал он.

Мул уловил его эмоциональный подъем.

— Очевидно, вы поняли, что вам уготована особая роль, за успешное выполнение которой вы вправе ожидать особой награды. Вы можете стать моим преемником. Но в случае измены вас ждет особое наказание, помните это. Я умею внушать не только преданность.

Улыбка Мула стала зловещей, и Ченнис в ужасе вскочил со стула. На долю секунды он почувствовал, как на него опускается отчаяние и давит, причиняя физическую боль. Оно тут же исчезло, оставив после себя облако гнева.

— Гнев здесь бесполезен, — сказал Мул. — Вот видите, вы его почти подавили. Нет? А я вижу. Запомните, я могу сделать вам еще больнее и продержать вас так гораздо дольше. Мне приходилось убивать людей таким способом. Нет смерти мучительней.

Помолчав, он добавил:

— Это все.

Мул снова был один. Он выключил свет, и стена вновь стала прозрачной.

Небо было черным, и на бархатном полотне космоса лежала усыпанная блестками лента Млечного Пути.

Все это были звезды, великое множество звезд. Их было так много, что они сливались в одно облако света.

И все они будут принадлежать ему!

Еще одно дело, и можно спать.