"Лев Аскеров. Нет памяти о прежнем..." - читать интересную книгу автора

заставляют человека задумываться о бренности мира, скоротечности Времени и
об иллюзорности своего величия.
У Времени нет ни "вчера", ни "сегодня", ни "завтра". Это придумали мы,
люди. Потому что мы - в Нем. Потому что Оно - в нас. И в нас, в людях,
свободна от времени только Душа. Именно та самая отрицательная частица
безвременья, что одухотворяет человека, делает его Хомо-сапиенсом.
Это мы, люди, по своему неведению или с подачи Великого Невидимки -
Времени - судим события, как нам заблагорассудится. Издеваемся и насмехаемся
над тем, что не укладывается в рамки наших пониманий. Может, поэтому ни на
своих, ни тем более на чужих ошибках, мы никак не можем научиться
элементарной мудрости...
В этом я убежден. Я так понимаю этот мир. Я так понимаю себя. Hо мне не
хочется стать объектом глумления иначе думающих. И, наверное, поэтому я
рассказываю о случившемся со снисходительной шутливостью. Мол, хотите
верьте, хотите - нет.

3

Мне, как вы понимаете, лежа под буровой вышкой и машиной - было не до
шуток. Я резко дернулся, и от дикой боли в левом плече - лишился чувств. Hо
потеряв связь с внешним миром, я опять оказался в мире ином. Я там ни с кем
не общался. Никого не видел. Я только слышал. Слышал, как невидимая мне
женщина сказала:
- Она умирает.
"О ком это она?" - вяло подумал я.
А в голове не возникло даже мысли встать, посмотреть, помочь. Мне было
ровным счетом на все наплевать. Словно о таких естественных человеческих
чувствах, как сострадание и участие, я никогда не слышал. Словно никогда ни
за что и ни за кого не переживал. И потом, что такое для меня было "встать"
и "посмотреть"? Hе знаю. Во мне напрочь отсутствовало какое-либо
самоощущение. Я не представлял себе, да меня и не заботило, в какой позе и в
каком состоянии я находился. Стоял?.. Сидел?.. Лежал?.. Висел?... Hе знаю...
Наверное, и то, и другое, и третье. Единственное, что я мог - это слышать.
Может, и видеть. Hо глаз я не открывал. А были ли они у меня? Hе знаю...
Одним словом, я делал то, что мог. Я слушал.
- Hе паникуй, - сказала другая. - Надо вытащить ребенка. Тогда ей
станет легче.
- Она обессилена. Hе выдержит, - настаивала первая.
- Hе каркай, - раздраженно, но с затаенной неуверенностью, говорила
другая. - Все в руках Аллаха.
Hе в Божьих руках, а в руках Аллаха. Это я слышал четко. А потом тот же
голос, что уповал к Аллаху, потерянно произнес:
- Я ничего не могу поделать. Она отходит. А ребенок жив. Он еще
шевелится.
- Да ты делай... Делай что-нибудь. Спасай...
- А что я, безмозглая фельдшерица, могу сделать? Нужно кесарево
сечение, а у меня нет инструментов.
И тут я слышу голос мужчины. Мужчина сильно заикался.
- Д-де-лай ч-ч-то х-хо-хо-чешь, но с-с-спаси мне ее или p-pе-бенка.
- Дай твой нож, - решительно требует фельдшерица. - Ей все равно уже