"Хьелль Аскильдсен. Окружение " - читать интересную книгу автора

* * *

Альберта Крафта будит сон, и, проснувшись, он не понимает, где
находится. Ему снилась Хелен, она плакала в подвале, но даже когда он
постепенно начинает ориентироваться, узнает хижину, сон отказывается
освобождать место действительности. Она продолжает рыдать укорительно и
трагически в подполе, которого он сроду не видал. Он голяком подходит к
окну и отодвигает занавеску: опять ясный день. Смотритель маяка ставит в
лодку ящик пустых бутылок и отвязывает веревку. Времени половина девятого.
Девять. Марион спит. Мария не спеша идет в туалет, устраивается, приникает
к щелке. Ну выходи, давай, я же знаю, что ты проснулся, я не могу тут
дожидаться. Но он не показывается. И она возвращается домой, на кухню. Если
лечь животом на подоконник, можно разглядеть левый угол хижины. Она думает
о Боге и немного о Мардоне и вспоминает его слова: что мы вынуждены делать
то, что должны, и хотя это чепуха, но здорово вообще-то быть кораблем,
которого течение и ветер сносят все ближе к Крафту. Она слышит, что Марион
открывает дверь, и мгновенно отскакивает от окна, будто ее застукали на
горяченьком. Чтобы спрятать свое смущение, она с навязчивым и лукавым
интересом принимается выспрашивать Марион, как та спала; плохо, роняет
дочь, стремясь пресечь энергичное утреннее желание матери дружить. Она
завтракает, моет за собой посуду и говорит, что идет в бухту. Мария глядит
ей вслед, как и Крафт, видит она; Марион оборачивается и вскидывает руку,
он машет в ответ. За ней он не идет, а скрывается в хижине. Он не находит
себе места, он возбужден: Мария одна дома, а он не забыл ее позавчерашние
взгляды. Можно одолжить у нее маргарин, например. Она видит, что он идет, и
внезапно пугается. Стучат. Войдите, кричит она излишне громко. Стоя в
дверях, он просит маргарина взаймы. Не попьет ли он кофейку, спрашивает
она, поднимаясь из подпола. Они сидят глаза в глаза за кухонным столом и
разгоняют тишину словами, едва ли вдумываясь в них. Они встречаются
глазами, и Крафт спрашивает, не одиноко ли жить на острове? Конечно,
одиноко. К тому же все время на людях. Она встает принести кофе и украдкой
взглядывает в окно. Она разливает кофе, левая рука висит вдоль тела. Он
решается провести по ней кончиками пальцев, но она отдергивает ее, и тогда
он говорит, что раз так, то нет никаких причин скрывать от нее, как часто
он о ней думает. Обо мне? - переспрашивает она тихо. Это ни к чему. Легко
сказать, но мыслям не прикажешь. Да к тому же бывает, что человеку страшно
упустить шанс; если ничего себе не позволять, то сюжету не представится
случая развиться, а зачем же кастрировать жизнь? Она его не понимает, но
слова звучат откровенно навязчиво, и она отвечает, по-прежнему тихо и
дружелюбно: я замужем. И я, но это не оправдание, вернее, наоборот, - это
всего лишь оправдание. За возможность быть не одному человек отдает немалую
часть тех возможностей, что предлагает жизнь. Наверно, говорит она, а сама
думает: чего он хочет? неужели он не чувствует, что невозможно так
перепихиваться словами, ведь они лишают их возможности... Она стоит спиной
к нему и слышит, как он рассуждает, что то, что принято называть верностью,
часто суть самопредательство, и хотя ей доподлинно известно, что мужчина у
нее за спиной заливается соловьем с одной-разъединственной целью -
совратить ее, Марию, она чувствует, как ее решимость отступает все дальше и
дальше, пока не оказывается так далеко, что ее во всяком случае не успеть
вернуть прежде, чем из-за Голого утеса вынырнет лодка. Которая уже