"Виктор Астафьев. Родной голос" - читать интересную книгу автора

уносит - только летом 1988 года за четыре дня один Красноярск понес более
трех миллионов убытков.
А сколько всего убытков в этом и других городах произошло от великих
гидростанций - никто не объявит. Стыдно, неловко объявлять. Надо же еще
прибавлять сюда убытки от затопленных на протяжении многих сотен километров
лучших пойменных земель края, снесенных богатых сел и городков, погубленных
лесов. По грубым подсчетам, их плавало и плавает по захламленному
водохранилищу 15 миллионов кубометров.
Начальник Красноярской гидростанции, видом и ухватками напоминающий
Никиту Хрущева, во времена Хрущева за компанию с такими же, как он, хватами
и ловкими дельцами получивший звание Героя Соцтруда, отмахивается от пишущей
братии, как от мух: "А-а, эти писаки - они вечно со своими преувеличениями.
Всего и плавает-то в моем море полтора миллиона кубометров". Для этого
руководящего товарища, как и для некоторых иных руководящих товарищей из
Сибири, полтора миллиона погибшего леса - сущий пустяк: море-то - "мое", но
все остальное - "наше". Свое, вплоть до десятикопеечного пирожка и
командировочного рублика, рачительный хозяин считать и беречь умеет, урвать
от земных благодатен не дурак, как и все местные мелкие и крупные деятели до
недавнего времени еще рвали.
Я как-то был на Красноярском водохранилище в наиболее уловистом районе
Дербино, и куда мы с лодчонкой и катером метеорологов ни сунемся - везде
стоят сети, полутлиссеры, глиссеры, водометные и обыкновенные катера
мечутся, отовсюду нас со спиннингами гонят - это флот начальника
гидростанции ведет промысел для гэсовского холодильника, объемистого
холодильника, из которого рыбка по указанию героя уплывает во все концы
страны, особенно же по направлению к Москве, к высоким покровителям и
"кормильцам" сибирских покорителей природы.
А ведь в Сибири уже 219 искусственных водохранилищ! И не 219, но тысячи
героев-руководителей хозяюют здесь, топят, жгут, превращают в хлам, в отвалы
лесные и всякие иные богатства и, по инерции бахвалясь, беспечно называют их
неисчерпаемыми.
Но бахвалиться уже нечем. Только вокруг моего села Овсянка, по моим
любительским подсчетам, весьма приблизительным, после затопления Енисея
исчезли 52 ценнейших растения. Те же, что остались, мучаются на бесснежной,
оголенной, окутанной холодными туманами земле, корчатся и вымирают от
кислотных дождей, рассеиваемых близким городом, в котором дышать нечем,
особенно в безветренные дни.
Прошлым летом кислотный дождь в одну ночь убил картошку в цвету,
закрасил черными пятнами капусту и всякую другую овощь. Тут же было
придумано название овощной болезни, и через печать последовало
предупреждение: сжечь ботву, картофель желательно в пищу не употреблять. В
одни почти сутки картофель был выкопан, спрятан в погреба, подполья. Его ели
и едят мои, да и не только мои, односельчане. Но картофель быстро гниет, и
одна надежда - не успеют люди много себе вреда нанести отравленной овощью.
Но что они будут есть? В магазинах-то по-прежнему пустовато, на рынках с
трудящихся три шкуры дерут, в коммерческих лавках и на рядах неувядаемые
джигиты из соседних и дальних братских республик.
Красноярская и Саяно-Шушенская гидростанции принесли и еще принесут
неисчислимые бедствия Сибири, в особенности Красноярскому краю. Но на долю
Сибири в будущем возлагается основная задача по поставке сырья и топлива к