"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

дружкой грешили, дак сейчас и это не диво. Диво, что фельдшеришко наш с
парнем-баянистом жил - при таком-то изобилии мающихся женских тел!.. А мой
лейтенант с передовой прислал одно письмо - и отрезало. Пропал, видно,- уж
больно бедовый был! - Женяра помолчала, вздохнула и потеребила Коляшу за
вихор.- Двое мужчин в моей жизни было, и оба охломоны,- закончила она беседу
и, по-детски тонко всхлипнув, уснула.
Коляша же долго еше лежал, не шевелясь, и думал о том, что жену свою он
уважает, может, даже любит, да до сего дни как-то не догадывался об этом
подумать. Но что жалеет он жену и дальше еще больше будет жалеть, это уж
точно, это уж верняк.
Часть третья
ЛУННЫЙ БЛИК
Женяра сообщила, что есть набор на сибирские новостройки и есть места
на почте нового района. Пожалуй что, пора им покидать "комнату свиданий" и
весь этот уральский рай, да и устраиваться основательно, а то в гнилой
общежитке и сами догниют.
И покатила семья Хахалиных с толпами, кучами, стадами на загадочную
сибирскую землю. И однажды, стоя у дверей вагона, Коляша объявил жене, что
проезжают они его родину, где уж нет никого и ничего - ни родных и ни
родного.
В далеком горном краю супруги Хахалины устроились в новом городке
гидростроителей работать на почту: она - оператором, он снова экспедитором.
Не сразу, но и жилье получили, и зажили той жизнью, какою жили миллионы,
сотня миллионов советских граждан, едва сводя концы с концами, из года в год
простаивая в очередях за всем, что выкидывали в магазинах для продажи.
После угарного Урала в новом таежном городке здоровье Женяры пошло на
поправку, но пристала пора дочери Шурке поступать в институт, в
педагогический призвание ее кликало, и начали они готовиться к переезду в
краевой центр. А в нем копоти, дыму и каких-то частиц и новых элементов в
смеси с радиацией еще больше, чем на Урале. Но... как же! Как же! Дочь
мечтает стать педагогом!
Шурочка же призвание свое выявила в иных направлениях - на втором курсе
вместо науки обрела брюхо. Взявши хахаля Валеру за грудки, родители ее
заставили "мастера" сделаться их зятем. И вот уже и Шурочка, и
Валера-студент, спустившийся с первобытных тувинских гор в центры, в науку,
и сынок их Игорь повисли на бедной почтовой зарплате супругов Хахалиных.
Еще в конце пятидесятых годов инвалиду войны Хахалину вырешили участок
земли, и, если б не участок тот, не свои овощи,- подыхать бы с голоду всему
этому боевому тунеядному взводу, как называл иждивенцев и нахлебников
Николай Иванович. Участок недалеко, в пригороде, и, сначала играя в огород и
землю, супруги постепенно втянулись в это дело, вырастили полезные кусты,
деревца, построили избушку с печкой, двумя топчанами и столом меж ними, да и
привязались ко клочку земли, ими обустроенному.
Угомонился, притих, не егозился, не искал жизненных разнообразий
Николай Иванович, хотя чувствовал, что рамка той жизни, в которую он
втиснут, тесна, однако люди и к колодкам, и к кандалам привыкали. Рамка, она
только шею стесняет, голову же тревожит совсем по другой причине -
натура-дура все еще ехать, бежать куда-то зовет. Николай Иванович укрощал
себя, сколько мог, но совсем уж немолодым съездил на дали дальние, в святые
места, за что и получил новую кличку - монах.