"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

сломленное дерево и подтвердил свою догадку: вершина дерева срублена для
того, чтобы не застила Зорькин свет.
"По всем признакам караулка должна быть тут, где я стою. Но ее нет!"
все больше вскипал Амос.
Он уже решил садиться возле старой, в несколько обхватов осины, наскоро
прикрывшись корьем и мохом. Надеялся на дикую удачу и почти загодя был
уверен, что дело это бесполезное: марал, а в особенности маралуха с
теленком, так сторожки, что любое, даже самое маломальское изменение на
солонцах отпугнет ее.
Отец Фаефан Кондратьевич сказывал, будто однажды он вырвал горсть
пырея, выросшего перед окошечком караулки, и зверь перестал ходить на
солонцы. Если, к примеру, вырастет на солонцах пучка - купырь - и будет
мешать - ее нельзя вырвать: марал заметит. Он знает и помнит каждую былинку
в опасном месте или на пути к водопою. Надо слегка подрезать растение ножом,
зверь на ходу уронит его - вот это другое дело. Это он тоже запомнит.
И все же Амос рассудил так: будь что будет, не зря же он тащился в
такую даль. Принялся искать корье. С той стороны осины, что не видна от
ямки, слегка отвалился широкий пласт коры, будто подточенный червями. Рванул
мужик кору с силой, но пласт отделился легко, без шума. И тут Амос не
удержался, громко и восхищенно ругнулся:
- Во, ушлый! Ну и голова-а! Под пластом оказалось замаскированное
отверстие в дупле осины. Амос просунул туда узкую голову. Да, вот она,
караулка! Прямо перед глазами - небольшая дырка. Должно быть, отверстие было
совсем маленькое, и Култыш расширил его ножиком, оставляя мелкую стружку
здесь же, на оконце. Словно бы короед или дятел работал. В дупле под ногами
мох, а под мохом пенек. Оконце высоко, и Култыш, судя по всему, вставал
коленями на чурбачок, чтобы хорошо видеть, что делается на солонцах.
Вползать в убежище нужно было на карачках, как в нору. Амос еле протиснулся
туда. Шевельнуться невозможно. Кость у него шире, чем у хозяина солонцов.
С великими усилиями загородил Амос пластом коры лаз в дупло. Чурбачок
изпод ног выкатил наружу. Все равно тесно. Дупло как бы сжимало плечи Амоса,
но он решил все стерпеть и постепенно обсиделся в этом тесном, душном нутре
дерева. Ружье просунул в оконце, пошарил глазами по поляне, по лесу, по
небу. Выло еще рановато, но вылезать из дупла Амос не осмелился. Пусть
лишний часдва просидит, зато уж больше никого и ничего не потревожит.
Чтобы все было в порядке, Амос на всякий случай прочел Начало, -
молитву всех молитв, а потом уж все подряд, какие знал. Не убудет его, если
лишний раз перекрестится и лишнюю молитву прочтет, а это может сгодиться.
- Боже милостив, буди меня грешного, создаве имя господи, помилуй мя,
господи, без числа согрешима, господи, помилуй... Печать на мне христова,
Николин ключ, богородицын замок...
На охоте, в тайге, в одиночестве, даже человеку неверующему лезет в
голову разная блажь, и он становится суеверным, начинает доверять не только
молитве, но и наговору, приметам. Амос же с детства был приучен ко всякого
рода заветам и попытался в дополнение к молитвам вспомнить еще и наговоры:
- Как подходит мир-народ к животворящему кресту, как приходит солнце
встреч земли-матери, безотпятошно, безоглядошно, безоговорошно, так бы
шлибежали рыскучие звери к солонцам мо... к солонцам этим, - поправился
Амос, безотпятошно, безоглядошно, безоговорошно.
Аминь!