"Виктор Астафьев. Звездопад" - читать интересную книгу автора

Виктор Петрович Астафьев

Звездопад

Я родился при свете лампы в деревенской бане. Об этом мне рассказала
бабушка. Любовь моя родилась при свете лампы в госпи тале. Об этом я
расскажу сам. О своей любви мне рассказывать не стыдно. Не потому, что
любовь моя была какой-то уж чересчур особенной. Она была обыкновенная, эта
любовь, и в то же время самая необыкновенная, такая, какой ни у кого и
никогда не было, да и не будет, пожалуй. Один поэт сказал: "Любовь - старая
штука, но каждое сердце обновляет ее по-своему".
Каждое сердце обновляет ее...
Это началось в городе Краснодаре, на Кубани, в госпитале. Госпиталь наш
размещался в начальной школе, и возле нее был садик без забора, потому что
забор свели на дрова. Осталась одна проходная будка, где дежурил вахтер и
принуждал посетителей следовать только через вверенный ему объект.
Ребята (я так и буду называть солдат, потому что в моей памяти все они
сохранились ребятами) не хотели следовать через объект, "пикировали" в город
мимо вахтера, а потом рассказывали такие штуки, что у меня перехватывало
дыхание и горели уши. Тогда еще не было в ходу слова "пошляки", и оттого,
стало быть, я не считал похождения солдат пошлыми. Они просто были солдаты и
успе вали с толком провести отпущенное им судьбой время.
Вам когда-нибудь приходилось бывать под наркозом, под общим наркозом,
несколько раз подряд? Если не приходилось - и не надо. Это очень мучительно
быть несколько раз под наркозом.
Я помаю, был маленький и играл с ребятами на сеновале. Они бросили на
меня охапку сена, навалились, и я стал задыхаться. Я рвался, бил ногами, но
они смеялись и не отпускали маня. А когда отпустили, я долго был как
очумелый.
Когда мне давали первый раз наркоз, я досчитал до семи. Делается это
просто: раз - вдох, два - вдох. Потом станет душно и захочется крикнуть,
рвануться, вытолкнуть из себя тугой комок, стряхнуть тяжесть. И рванешься, и
крякнешь. Рванешься - это значит слегка пошевелишь рукой, а крикнешь - чуть
слышным шепотом.
Но неведомая сила внезапно вздымет тебя с операционнoro стола и бросит
куда-то в бесконечную темноту, и летишь в глубь ее, как звездочка в осеннюю
ночь. Летишь и видишь, как гаснешь.
И все.
Ты уже во власти и воле людей, но для себя не существуешь.
Я почему-то думаю - так вот умирают люди. Может быть, и не так. Ведь ни
один умерший человек не смог рассказать, как он умер.
Тогда я завидовал тем, кто быстро засыпал под наркозом. Очень тяжело
засыпать долго. Минуло больше двадцати лет, а меня душит запахом больницы, в
особенности хлороформом. Вот поэтому я не люблю заходить в аптеки и
больницы.
Помню, в тот раз, с которого и началось все, я досчитал до семидесяти и
канул во тьму.
Приходил в себя медленно. Где-то внутри меня происходила непонятная,
трудная работа, словно диски сцепления в двигателе подсоединялись один к
другому и мозг ненадолго включался. Я начинал чувствовать, что мне душно,