"Виктор Астафьев. Фотография, на которой меня нет" - читать интересную книгу автора

людской...
Не уснул я в ту ночь. Ни молитва бабушкина, ни нашатырный спирт, ни
привычная шаль, особенно ласковая и целебная оттого, что мамина, не принесли
облегчения. Я бился и кричал на весь дом. Бабушка уж не колотила меня, а
перепробовавши все свои лекарства, заплакала и напустилась на деда:
- Дрыхнешь, старый одер!.. А тут хоть пропади!
- Да не сплю я, не сплю. Че делать-то?
- Баню затопляй!
- Середь ночи?
- Середь ночи. Экой барин! Робенок-то! - Бабушка закрылась руками: - Да
откуль напасть такая, да за что же она сиротиночку ломат, как тонку
тали-и-инку... Ты долго кряхтеть будешь, толстодум? Чо ишшэш? Вчерашний день
ишшэш? Вон твои рукавицы. Вон твоя шапка!..
Утром бабушка унесла меня в баню - сам я идти уже не мог. Долго
растирала бабушка мои ноги запаренным березовым веником, грела их над паром
от каленых камней, парила сквозь тряпку всего меня, макая веник в хлебный
квас, и в заключение опять же натерла нашатырным спиртом. Дома мне дали
ложку противной водки, настоянной на борце, чтоб внутренность прогреть, и
моченой брусники. После всего этого напоили молоком, кипяченным с маковыми
головками. Больше я ни сидеть, ни стоять не в состоянии был, меня сшибло с
ног, и я проспал до полудня.
Разбудился от голосов. Санька препирался или ругался с бабушкой в кути.
- Не может он, не может... Я те русским языком толкую! - говорила
бабушка. - Я ему и рубашечку приготовила, и пальтишко высушила, упочинила
все, худо, бедно ли, изладила. А он слег...
- Бабушка Катерина, машину, аппарат наставили. Меня учитель послал.
Бабушка Катерина!.. - настаивал Санька.
- Не может, говорю... Постой-ко, это ведь ты, жиган, сманил его на
увал-то! - осенило бабушку. - Сманил, а теперича?..
- Бабушка Катерина...
Я скатился с печки с намерением показать бабушке, что все могу, что нет
для меня преград, но подломились худые ноги, будто не мои они были.
Плюхнулся я возле лавки на пол. Бабушка и Санька тут как тут.
- Все равно пойду! - кричал я на бабушку. - Давай рубаху! Штаны давай!
Все равно пойду!
- Да куда пойдешь-то? С печки на полати, - покачала головой бабушка и
незаметно сделала рукой отмашку, чтоб Санька убирался.
- Санька, постой! Не уходи-и-и! - завопил я и попытался шагать. Бабушка
поддерживала меня и уже робко, жалостливо уговаривала:
- Ну, куда пойдешь-то? Куда?
- Пойду-у-у! Давай рубаху! Шапку давай!..
Вид мой поверг и Саньку в удручение. Он помялся, помялся, потоптался,
потоптался и скинул с себя новую коричневую телогрейку, выданную ему дядей
Левонтием по случаю фотографирования.
- Ладно! - решительно сказал Санька. - Ладно! - еще решительней
повторил он. - Раз так, я тоже не пойду! Все! - И под одобрительным взглядом
бабушки Катерины Петровны проследовал в середнюю. - Не последний день на
свете живем! - солидно заявил Санька. И мне почудилось: не столько уж меня,
сколько себя убеждал Санька. - Еще наснимаемся! Ништя-а-ак! Поедем в город и
на коне, может, и на ахтомобиле заснимемся. Правда, бабушка Катерина? -