"Наталья Астахова. Погонщик мулов с бульвара Клавы" - читать интересную книгу автора

лепешечки, а месит, как густое тесто. Этот вязкий воздух забивает легкие.
Кто же это придумал ему такую жаркую смерть? И неужели это все-таки
после поездки, после последней командировки? Теперь, кажется, в самом деле
последней. Он и там был средним. Позади не плелся, вперед не лез. Но потом
его что-то зацепило, заело. Захотелось разобраться, понять всю картину в
целом. Впервые в жизни его интересовало что-то, выходящее за рамки его
узких должностных обязанностей.
Он многого захотел. Живыми голыми руками он захотел развести большую
беду. Задним умом... Неужели всегда?
Он, Алексей Павлович, инженер, прибыл на пострадавшую АЭС одним из
первых и пробыл там совсем недолго. Их, первых, сменили быстро. Но ему
хватило. Всего хватило. На всю оставшуюся жизнь. Кто же мог предположить,
что окажется она такой короткой. И такой, в сущности, глупой, и такой
бессмысленной.
А там, на бульваре Клавы, у славного парня, погонщика мулов, шла своя
жизнь, где ничего не взрывалось, и все зависело только от него самого и
немного от случая. Чтобы случай был счастливым, погонщик не часто и не
очень старательно молился, но в себя верил все-таки больше, чем в случай.
И чтобы вера эта упрочилась, делал все основательно, не торопясь. Вовремя
кормил, поил, купал мулов, смотрел, чтобы удобной и исправной была упряжь.
Сам ел, пил, спал, работал - всего в меру, все в свое время.
И все же случай в его жизни нет-нет да и бывал сильней самого
погонщика. Например, когда подсадил прямо в повозку эту прохладную, с
белым цветком в волосах, вызывающую стон не то восторга, не то отчаяния.
Алексей Павлович, инженер, тоже стонал. Из последних сил. Ему не
хотелось тратить последние силы на бесполезные стоны. Ему хотелось еще
побыть погонщиком пулов. Дождаться, когда родится сын, передать ему свое
неспешное, свое вечное дело. И не дождаться знания о том, что очень скоро
его дела не будет вовсе, мулы станут никому не нужны. Зато погонщики
останутся. Как месть природы за изобретение мулов. Безработные погонщики,
даже не знающие, кто они на самом деле, разбредутся по земле, заполняя все
вокруг своей неспешной тоской по ушедшему, по неизбывному. От безделья и
неопределенности станут они инженерами, а некоторые даже художниками. Все
взрывы и стихийные бедствия - от их "неудельности".
И в этой своей теперешней жизни, которая сейчас вот так нелепо
кончалась, в этой жизни, где давно уже нет мулов и, кажется, нет уже
погонщиков, где ничего не зависит от тебя самого и очень мало от случая,
даже в этой жизни ему еще хотелось немного побыть.
Он почти знал, что теперь нужно делать, а главное, знал, как. Как
погонщик. Основательно. Чтобы дело - одно. Чтобы женщина, дарованная
случаем, - тоже одна. Вызывающая стон восхищения и благодарности, ему,
случаю. Кажется, он даже встретил ее, похожую на ту, что у погонщика. Но
позвонить не успел, сказать не успел. Он много чего не успел.
Сил осталось только на стон...


...Чуть-чуть оклемалась и отправилась в путь. По коридору, длинному,
как мука. Вонючему, больничному. К окну в самом его конце. В палате к окну
не подойти: вплотную стоит кровать, на ней - чье-то кровоточащее
страдание. Не тревожить.