"Аль Атоми Беркем. Другой Урал" - читать интересную книгу автора

жестких слепней, бившихся по лобовухе.
Вылазь.
Че, аби, пешком пойдем? - задал я глупый вопрос, демонстративно
проигнорированный строгой в этом отношении бабкой. Все никак не отучусь
бакланить, когда не надо. Стыдно даже.
Бабка распахнула калитку, пропуская меня, прислонила к закрытой двери
веточку и танкообразно двинулась влево по улице, в сторону трассы. Мне
всегда нравилось, как ходит Яшчерэ - небольшая вроде бабка, а ощущение, как
от пролетающего в двух шагах состава. Когда я даже не съел еще свою сороку,
меня всегда удивляло, как эта старуха проходит к прилавку сельмага сквозь
толпу бьющихся за редко привозимое пиво мужиков - они не то что на самом
деле разлетались как кегли, но эффект был в чем-то сходным, перед ней словно
катился чугунный клин весом в пару тонн. Вот и сейчас, топая остроносыми
калошами по нежной деревенской пыли, она словно магнит, заставляла
распрямляться мужичков, ковырявшихся в криво поставленном на дерюгу
нивовском двигателе, подтягивала к окнам из прохладной глубины домов
соседок - все приветствовали Яшчерэ, кто просто и радушно, кто поджав губы,
но все - крайне, по их деревенским меркам (это я уже научился замечать),
крайне вежливо. Со смазкой, так сказать. Она только кивала, не особо
поворачиваясь к приветствовавшим.
Дома короткой улицы Матросова кончились, со скрытой за березовой
рощицей трассы доносился ровный гул загруженной по самое нехочу трассы.
Суббота, свердловчане потянулись отдыхать, эта ровная колонна лексусов,
гетцев, пассатов и прочего железа поредеет только после Кунашакского
поворота, рассосавшись по окрестным озерам.
Войдя в еще по-утреннему прохладную рощу, я сразу остановился поссать -
приперло уже, все, каждый шаг начал отдаваться в брюхе, словно там
повздорила стая бильярдных шаров. Шаги Яшчерэ тут же смолкли, и на всю рощу
раздался ее скрипучий, бесцеремонный голос:
Как ссать, помнишь?
Да помню, помню, аби...
Смотри, обувку себе не обоссы!
Это мы так шутить изволим. Шутка юмора, епть. Ладно, еще контролировать
не приперлась. А ссать я научился уже давно, еще когда даже сороку не съел.
Это просто: если хочешь поссать в чужом месте, и особенно на дороге, нужно
встать лицом назад, слева от тропы, потом представляешь себе путь, которым
пришел, и продолжаешь его струей, заворачивая его влево и вправо от себя, и
закручивая в спираль. Это получается как-бы ложный след, и теперь за тобой
никто пройти не сможет. Ну, в смысле, не то что вообще не сможет, а тот, кто
идет за тобой, не следом за тобой, а конкретно ЗА ТОБОЙ, тебя уже не догонит
и не увидит. Можно даже сделать так, что он сильно покалечится или даже
умрет, если продолжит идти, но про это я писать не буду, уж извините.
После прохладной рощи началось заросшее пыреем и сурепкой заброшенное
поле.
Когда был совхоз, тут сеяли подсолнечник, и некоторые выжившие в этом
пекле подсолнухи высились над средним уровнем бурьяна, повернув к солнцу
свои толстые рожицы. Малиновый блестящий платок Яшчерэ мелькал чуть ли не
посреди поля, и я добавил ходу, рассекая вязкий, словно мед, звенящий от
насекомых и одуряюще пахнущий воздух. Поле, особенно летнее и знойное, на
меня всегда действует как Пинк Флойд по обкурке, и я впал в некое подобие