"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

Она наморщила брови, но я ей сказала, что хочу только знать, долго ли мне
еще осталось жить, прочего она может не касаться. Потом она нам объявила,
что у Джо руки надежные, но не чуткие, а я рассмеялась, и напрасно.
В профиль он напоминает бизона на американском пятаке, такой же гривастый и
плосконосый, и глаза так же прищурены - норовистое и гордое существо,
некогда царь природы, а теперь под угрозой вымирания. Сам себе он именно
таким и представляется: несправедливо свергнутым. Втайне он хотел бы, чтобы
для него учредили какой-нибудь национальный парк, нечто вроде птичьего
заповедника. Красавец Джо. Он чувствует, что я его разглядываю, и выпускает
мою руку. Потом вынимает жвачку изо рта, заворачивает в фольгу, придавливает
ко дну пепельницы и складывает руки на груди. Это означает, что я не должна
за ним подглядывать; я отворачиваюсь и смотрю прямо перед собой.
Первые несколько часов мы ехали по холмистой равнине в россыпях
коровьих стад и через лиственные рощи, мимо засохших вязов, потом пошли
хвойные леса и перевалы, пробитые динамитом в серо-розовом граните, и хижины
для туристов, и надписи у дороги: "Ворота Севера", по крайней мере четыре
города притязают на этот титул. Будущее - на Севере, такой был когда-то
политический лозунг, а мой отец, когда это услышал, сказал, что на Севере
нет ничего, кроме прошлого, да и того лишь скудные остатки. Где бы он сейчас
ни находился, живой или мертвый - кто знает, - ему теперь уж не до острот.
Нечестно, что люди стареют. Я завидую тем, чьи родители умерли
молодыми, их легче помнить, они не меняются. Я считала, что уж с моими-то
ничего не сделается, что я могу уехать и вернуться когда угодно, а у них все
останется как было. Они словно бы существовали в каком-то другом времени, за
надежной прозрачной стеной, - мамонты, вмерзшие в ледяную глыбу. А от меня
только требуется вернуться, когда я для этого созрею, но я все откладывала,
слишком многое надо было бы объяснять.
Проезжаем поворот на шахту, которую вырыли американцы. Отсюда кажется:
гора как гора, густо поросла ельником, только тянущиеся через лес провода
высоковольтной линии выдают их присутствие. Говорят, они оттуда убрались, но
это, возможно, хитрость, а они там как жили, так и живут, генералы в
бетонных бункерах, солдаты в подземных многоэтажных домах, где круглые сутки
горит электричество. Проверить невозможно, ведь для нас там запретная зона.
Городские власти приглашали их остаться, от них польза для коммерции: много
пьют.
- Вот там стоят ракеты, - говорю я. Вернее, стояли, но я не
поправляюсь.
Дэвид произносит:
- Чертовы американские фашистские свиньи. Без эмоций, будто речь идет о
погоде.
Анна молчит. Голова ее откинута на спинку переднего сиденья, светлые
волосы треплет ветерок из бокового окна, оно доверху не закрывается. Перед
этим она пела "Чертог зари" и "Лили Марлен", и то и другое по нескольку раз
подряд, ей хочется петь низким гортанным голосом, а получается как у
охрипшего ребенка. Дэвид попробовал было включить радио, только не смог
ничего поймать, мы находились между станциями. Но когда она затянула
"Сан-Луи", он стал насвистывать, и она замолчала. Анна - моя лучшая подруга,
мы знакомы два месяца.
Я наклоняюсь вперед и говорю Дэвиду:
- К Бутылочному дому - следующий поворот налево.