"Александр Остапович Авдеенко. Чёрные колокола " - читать интересную книгу автора

вокруг, а он один смеялся!.." - издевательски произнес он.
Свет схлынул с лица Жужанны, оно стало темным и совсем не юным и не
красивым.
- До чего же ты злой, дорогой братец!
- Да, злой. И горжусь. Это такого рода злость... будят совесть даже
тех, кто окаменел в гипнозе.
Она знала, по ком плачут колокола. Но не хотела говорить об этом с
братом, не пожелала стать на его позицию. Нельзя с ним мириться даже
сегодня. Враждовать они стали с тех пор, как в доме Хорватов появился Арпад
Ковач. Дьюла сразу же проявил к нему откровенную неприязнь, перешедшую в
ненависть. Не щадил и сестру. Посмеивался над ее первым чувством.
Жужанна ничего не сказала, ушла к себе.
Старый Шандор покачал ершистой головой.
- От злости до бешенства рукой подать. Ах, дети! Из одного вы корня, да
ягодки разные. Зря ты ее обижаешь, Дюси. Да еще теперь. Невеста! Или ты
хочешь, чтобы она осталась старой девой? Вроде тебя, вечного холостяка, да?
- Ладно, прекратим.
Дьюла отвернулся от отца, достал блокнот, вооружился карандашом.
Шандор взял кованую плетенку и ушел.
Жужанна стояла у раскрытого окна своей комнаты и сквозь невыплаканные
слезы смотрела на людей, идущих на Керепешское кладбище.
Огромный город, глубоко печальный, погруженный в тяжкие воспоминания,
рыдающий траурными мелодиями, стал как бы собственным сердцем Жужанны.
Людская река. Траурные флаги. Венки, цветы... Гробы с прахом безвинно
погибших стоят у мавзолея Кошута. "Вы жертвою пали..." Коммунисты,
преданнейшие сыны народной Венгрии...
Как это могло случиться? Почему и кто это сделал?
Жужанне не довелось видеть Ласло Райка живым. Она была почти девочкой,
когда его казнили. И все же она хорошо знала этого человека, Арпад много
рассказывал о своем друге и учителе, старом коммунисте Венгрии, неутомимом
подпольщике, великолепном организаторе, гордом и красивом мадьяре-витязе,
любимце рабочего Будапешта, Да и не только Будапешта. Всюду, где он ни
появлялся: на заводах Чепеля, среди рыбаков Балатона, в шахтах Печа, в цехах
московского автозавода, в окопах Мадрида, в тюрьме Ваца, - он возбуждал к
себе живой интерес, сразу приобретал друзей.
Оклеветан. Измучен пытками. Задушен намыленной веревкой. Темнее,
холоднее стала Венгрия. Обрублена какая-то жилка, питающая горячей, чистой
кровью сердце государства. Тяжелые потери понесли Справедливость, Правда,
Честь, Вера. Была попытка обесчестить, забросать грязью армию венгерских
революционеров, воспитавших Ласло Райка.
Нет! Растоптан, валяется в грязи, презираем лишь тот, кто именем партии
сводил личные счеты с неугодными ему, не сломленными в открытом бою людьми.
Пал, сраженный роскошным казенным листом, вельможным доносом, который
не нуждается в доказательствах. Приговор вынесен ему до того, как был
выписан ордер на арест. Судьба его решилась предельно упрощенно. Гуртовой
список и резолюция божественного наместника на венгерской земле, две крупные
жирные буквы: "ЗА". Он за то, чтобы не существовали все, кто умнее его,
талантливее, трудолюбивее. Он за то, чтобы вокруг него роились только хитрые
дураки, умелые подхалимы, благообразные карьеристы, за то, чтобы один
изрекал мудрость, а все прочие безмолвствовали и работали, работали,