"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

был еще день, в задымленное окно скудно сочился свет облачного неба. Я
сладко потянулся, спрыгнул на пол и вдруг почувствовал, что ступням холодно:
ботинки мои исчезли, из продранных носков выглядывали грязные пальцы.
Испуганно оглядел себя: исчез и кожаный ремень. Все во мне словно замерзло:
как же ехать дальше? Самым неприятным было то, что все пуговицы у моих
штанов, за исключением одной, на гульфике, давно пооборвались, и штаны
поддерживались единственно ремнем.
Я сунул руки в карманы, подхватил изнутри штаны, надул живот и для
пробы сделал несколько шагов. Вышло так, будто я очень наелся или
заважничал: штаны все же держались. Когда я попадаю в беду или, например,
носом лечу в землю, мне всегда почему-то стыдно показать людям свое горе, я,
наоборот, внешне стараюсь приободриться. И сейчас я сделал вид, словно со
мной ровно ничего не стряслось, и, неслышно ступая ногами в прелых носках,
вышел на перрон. Я оглядел пустой ларек, загаженную уборную с белыми
известковыми брызгами, отполированные рельсы, словно надеялся, что
где-нибудь здесь меня тихонько ожидают проказники-ботинки. Вместо них
наткнулся на кряжистого босяка в опорках.
- Не видел, пахан, кто у меня снял "колеса", ремень?
- "Обмыли" что покойничка? - спросил он, смеясь своими антрацитовыми
глазами. - Откуда мне видать? Я ж все время обитаюсь на открытом воздухе.
К нам подошел лохматый детина с грязными слоновьими ногами, рядом с
которым я прикорнул на буфетной стойке. Рожа у него была заплывшая, почти
без глаз, из наваченного, явно с чужого плеча пальтишки чуть не по локоть
высовывались громадные красные руки, расстегнутая рубаха открывала крутую
бронзовую грудь с вытатуированной синей русалкой.
- А ты что ж, дружок, спишь и глаза закрываешь? - прислушиваясь к
нашему разговору, сказал он. - Ишь, нежный! Какой ремень-то? Желтый, на
бляхе веточки?
- Малость ободран у застежки? - в тон ему, подхватил кряжистый, в
опорках.
- Откуда вы знаете? Он у вас?
- Что ты, красотка! Просто видали у тебя на пузе.
И, посмеиваясь, босяки ушли.
Носки плохо грели ноги. Каменные, в закрутевшей грязи, плиты перрона
леденили мои подошвы, я не мог вынуть руки из карманов, устал надувать
живот. Чтобы немного передохнуть, я присел на скамейку. Меня поманила
доброглазая крестьянка в паневе и лаптях, с котомкой за плечами.
- Они тебя обобрали, - негромко, боязливо сказала она. - Они, эти двое.
Молодой все тут ботинки ходил продавал... Вспрашивай у них. Може, еще не
припоздал.
Сердце во мне взволнованно забилось. Я побежал за босяками, но наступил
сам себе на штанину и хлестко растянулся на перроне. Пока я вставал,
подбирал сползшие штаны, старался на все стороны улыбнуться пассажирам и
сделать вид, что со мной ничего особенного не произошло, золоторотцы словно
куда провалились. Как тут их искать, когда нельзя быстро ходить и невыносимо
саднит ободранная коленка?
Подошел почтовый на Москву и вновь отошел; молодцеватый агент ТОПГУ, в
фуражке набекрень, лузгая семечки, скрылся в дежурке. Босяков все не было.
На холодное, угасающее небо выплыла туча, похожая на огромную щуку с пухлым
серебристо-перламутровым брюшком, в затхлом вокзальчике потемнело, к щекам