"Владимир Авдеев. Протезист " - читать интересную книгу автора

в синий.
Мне казалось, что, будучи написанным, слово, обозначающее конкретную
вещь, быстрее притянет ее ко мне, или, напротив, оттолкнет.
Я обозначил это явление в моей жизни как безоговорочное озарение и
продолжал с поэтической настойчивостью последнего человека на Земле вести
стереодневник, в две колонки слов (!!!)
Настойчиво продираясь сквозь сине-красные дебри времени, я искал Слово,
покорив которое, смог бы покорить мир...
... а пока...

Я забираюсь в свой блокнот, как в капюшон, спасаясь от непогоды и
укрываясь от проливных потоков идеологического ненастья, и делаю себе
спасительные инъекции остро отточенным карандашом, вписывая под кожу слова,
которых алчу или дичусь, чтобы повысить иммунитет.
В 375 году "домашняя аптечка" Епифания Саламинского предлагала
"лекарства" от 156 "зловредных" учений. На сегодняшний день, полагаю, мое
средство наиболее эффективно для всех, кто хочет изведать целительного
неверия (...)
Хожу по коридору, оклеенному фракийскими моющимися обоями, взад и
вперед. Размахиваю растопыренными руками слепца, шарю носком домашней туфли
и сейчас вот-вот наткнусь на массивное основание остывающего Желания, но...
ничего нет. Отряхиваю руку после прощального рукопожатия Виктора,
подушечками мизинцев проверяю ушные раковины, нет ли в них грязного осадка
от траурных слов прощания, и с пронзительным взором египетской царицы
устремляюсь на штурм гардероба. Костюм из серой полосатой парфянской шерсти,
мягкие македонские мокасины, цветастый галстук из государства Вэй, легкая
сорочка из Эпира. Дорогие одежды на невзрачном теле, бесцветные глаза поверх
дюжины красных слов, которыми я буквально прожег блокнот.
Едва не забыл завести часы, сбившиеся с торного пути времени.
Неразборчиво деятельный маятник восстановил во мне сенсорный баланс.
Придерживаю лацканы, словно бы отрывающиеся под тяжестью краденых орденов. В
таком костюме уместнее всего увещевать Джордано Бруно, отгораживаясь
прозрачной ладонью от спесивых языков пламени, и кричать поверх бритых голов
палачей "Отрекись!"
Чуть не отдавив бородку ключа входной дверью, покидаю жилище. Бесполое
солнце по-детски плющит лицо о стекло, разглядывая меня, а деревянные перила
едва не набиваются под ногти. И я вижу то, что видел на протяжении всей
своей жизни.
Оно так умело построено, что, находясь в любой точке своего Дома, я
неминуемо увижу его. Находясь на соседнем балконе или жмурясь от солнца в
подъезде, ходя из квартиры в квартиру, не видя ни лиц обитателей, ни самих
стен и дверей, я всегда натыкаюсь глазами на это гигантское сооружение,
кажется, сорвавшееся с кошмарного авангардистского полотна и упавшее в самую
середину города. Излучая почти мистическое величие, оно не имеет ни формы,
ни даже характерных очертаний. Сколько помню себя, блуждающим ли в зарослях
материнских всепрощающих рук, с утопающим ли в облаках беспечным лицом,
кутающимся ли в первый несмышленый юношеский сплин, я представлял себя на
фоне этого гигантского строения, которого никогда не видел законченным.
Говорят, что оно существует столько же лет, сколько и само государство. Я
говорю "Оно", потому что не представляю, чем это мыслилось изначально и во