"Пол Аврич. Бакунин и Нечаев (fb2) " - читать интересную книгу автора (Аврич Пол)

Тюрьма

После их ссоры летом 1870 г., Бакунин и Нечаев никогда больше не встречались друг с другом. Нечаев уехал в Лондон, где он издавал журнал под названием «Община», в котором он требовал от Бакунина и Огарева остатки Бахметьевского фонда. После посещения Парижа накануне Коммуны, он вернулся в Лондон, затем вновь переехал в Швейцарию, где он зарабатывал себе на существование старой отцовской профессией художника по вывескам, и где его приютили на время итальянские ученики Мадзини. Царское правительство, однако, решило схватить его, и истратило на его поимку больше денег и усилий, чем на кого бы то ни было из других революционеров XIX в. Бакунин послал Нечаеву предостережение о том, что власти следят за ним, но Нечаев проигнорировал это предостережение, убежденный в том, что его старый ментор просто «старается выпихнуть [меня] из Цюриха». Наконец, 14 августа 1872 г., Нечаев был предан швейцарской полиции Адольфом Стемпковским, бывшим польским революционером, который стал российским шпионом. Немного позже он был выдан России как заурядный убийца, несмотря на энергичные протесты со стороны его сотоварищей-эмигрантов (Бакунин был среди них), относительно того, что он был фактически политическим эмигрантом.

2 ноября 1872 г. Бакунин так выразил свою симпатию к Нечаеву в замечательном письме к Огареву, которое заслуживает того, чтобы привести из него пространную цитату: «Мне глубоко жаль его. Никто никогда не причинил мне умышленно так много вреда, как он, но мне все равно жаль его. Он был человеком редкой энергии, и когда мы встретились здесь, в нем пылало очень горячее и очень чистое пламя за наш бедный угнетенный народ; наше историческое и нынешнее национальное бедствие причиняло ему подлинное страдание. В это время его наружное поведение было достаточно отвратительным, но его внутреннее «я» не было грязным. В нем был и авторитаризм, и необузданное своенравие, которые, к несчастью, вместе с его невежеством и с его макиавеллизмом и с его иезуитскими методами, наконец, безвозвратно затянули его в трясину… Однако, внутренний голос говорит мне, что Нечаев, который навеки погиб и наверняка знает, что он погиб, будет теперь взывать из той пучины, в которой он ныне находится – покореженный и запачканный, но отнюдь не подлый и заурядный, со всей своей первобытной энергией и отвагой. Он погибнет как герой и никого и ничего не предаст. Таково мое убеждение. Мы увидим, прав ли я.»

Завершение нечаевской истории может быть изложено кратко. На суде в Москве в январе 1873 г. он держался с непреклонной непокорностью. «Я отказываюсь быть рабом вашего тиранического правительства, –заявил он. – Я не признаю Императора и законов этой страны.» Он не отвечал ни на какие вопросы и был стащен со скамьи подсудимых, крича: «Долой деспотизм!» После того, как он был приговорен к двадцати годам каторги, он заявил о себе как о «сыне народа» и призывал Разина и Пугачева, «которые вешали дворян, как во Франции отправляли их на гильотину». На церемонии «гражданской казни», последовавшей за его судом, он кричал: «Долой царя! Да здравствует свобода! Да здравствует русский народ!»

Последние десять лет жизни Нечаев провел в одиночном заключении в Петропавловской крепости, из которой он, по его ложному заявлению якобы бежал в 1869 г. Его поведение в заключении, как сказал Макс Номад, было «одним из величайших эпизодов революционной истории». Когда генерал Потапов из тайной полиции посетил его тюремную камеру и предложил ему снисхождение, если он согласится стать предателем, Нечаев ударил его по лицу, разбив его до крови. На протяжении следующих двух лет его руки и ноги оставались закованными в цепи, до тех пор, пока его тело не начало гнить.

Однако, дух Нечаева не был сломлен. В самом деле, даже в тюрьме он был способен воздействовать своим харизматическим обаянием на других, привлекши на свою сторону свобю собственную охрану, которая начала называть его своим «орлом». Он давал читать им нелегальный журнал партии «Народная Воля» и даже учил их, как писать шифрованные письма. С их помощью, фактически, он получил возможность установить связь со многими своими собратьями-заключенными и, время от времени, с внешним миром, отправляя письма Исполнительному Комитету «Народной Воли», накануне убийства Александра II. Вера Фигнер говорит в своих мемуарах об их (членов ИК – прим. перев.) волнении, когда они узнали, что Нечаев был все еще жив и находился поблизости – в Петропавловской крепости, а не в Сибири, на которую он был осужден. Их планы освободить его были, однако, отсрочены из-за того, что Исполнительный Комитет сконцентрировал всю свою энергию против царя. После казни царя, «Народная Воля» была разгромлена, а взаимоотношения Нечаева с его охраной были открыты, благодаря предательству одного из его товарищей по заключению. В результате, более шестидесяти тюремных солдат были арестованы и преданы суду, в то время как Нечаев был переведен на смертельные условия режима, которые быстро и окончательно разрушили его здоровье. Он умер от туберкулеза легких и цинги 21 ноября 1882 г., в возрасте 35 лет, погибнув «как герой», как и предсказывал Бакунин.