"Франсиско Аяла. Наш безвестный коллега ("История макак" #4)" - читать интересную книгу автора

- А позвольте - и, ради бога, простите - узнать ваше имя, я не
расслышал, когда вас представляли...
- Пожалуйста, пожалуйста, - ответил он и, слегка поклонившись,
произнес: - Альберто Стефани, к вашим услугам... Так и вы, значит, тоже
пишете? - Теперь вопрос был задан уже мне.
Мы снова обменялись недоумевающими взглядами, просто не зная, как все
это понимать. Имя такого автора, Альберто Стефани (автора, заметьте,
нескольких книг - стихов и прозы), было нам совершенно незнакомо. А он еще
спрашивает меня - меня, чей голос гремит с газетных страниц, - пишу ли я...
Все это выглядело забавной шуткой и могло быть принято только в шутку. Так
мы и поступили, а когда живописный субъект наконец освободил нас от своего
присутствия, почти откровенно насмешливые взгляды сменились градом
язвительных замечаний и смехом. Пепе Ороско, казалось, больше всех потешался
над случившимся. Как только мы уединились в крошечной гостиной, мимо которой
фланировали толпы приглашенных, то на тысячу ладов принялись склонять
странного безвестного писателя, демонстрировавшего полное неведение не
только относительно наших скромных, но выдающихся трудов, но также
относительно творчества одного из самых знаменитых в стране и во всем мире
писателей, Хосе Ороско, неизменно являвшегося мишенью наших дружеских шуток,
коим он сам неустанно и с удовольствием подавал повод.
Вот, собственно, и все. Как сами видите, сущая безделица, так, забавный
эпизод... Я, да и мои друзья, быстро забыл бы о нем, не всплыви он по
какой-то случайной ассоциации в нашем разговоре с Пепе несколько дней
спустя. Пепе рассказал мне, что, выходя тогда из посольства, столкнулся в
дверях с молодым атташе и воспользовался случаем, дабы расспросить, каким
образом очутился на приеме тот невероятный субъект. "Как интересно было
познакомиться, - сказал Пепе, - с писателем, столь любезно представленным
вами! Мы, литераторы, подчас вращаемся в совершенно разных кругах..." Атташе
зарделся до корней белокурых волос и принялся поспешно объяснять, что,
насколько он полагает, сеньор Стефани был приглашен по неофициальному
предложению министерства просвещения, которое, возможно, попросили назвать
несколько имен - он улыбнулся, - ведь дипломатические представительства
вынуждены принимать во внимание... Сие довольно пространное объяснение
навело моего друга на мысль, что в посольстве не раз возникали споры
относительно списка приглашенных, а также вызвало у него желание побольше
разузнать о "нашем безвестном коллеге" - так мы в шутку окрестили сеньора
Стефани. Как несколько позже признался мне Ороско, он немедленно достал пару
книг, на чьих обложках и в самом деле красовалось имя Альберто Стефани.
- Ну и как? - с нетерпением осведомился я.
- Сам понимаешь, - рассмеялся Пепе.
Его смех лучше всяких слов говорил о том, как бессодержательны, глупо
сентиментальны, ничтожны книги, которые Ороско молча протянул мне и с чьих
страниц на меня пахнуло откровенной, тошнотворной пошлостью.
Мы еще неоднократно возвращались в разговорах к случаю в посольстве. Я
осмелился высказать следующую мысль: очевидно, наше общество показалось тому
субъекту столь же нелепым, как и он - нам. "Нет никакого сомнения, -
рассуждал я, - что как писателя он себя воспринимает совершенно всерьез; он
выпустил в свет несколько книг; между тем мы осведомлены о его произведениях
не больше, чем он о наших. Но тогда почему же мы считаем..." Пепе придал
моему скептическому замечанию гораздо больше значения, чем я сам, добавив: