"Стив Айлетт. Надувной доброволец" - читать интересную книгу автора

Но не все здесь высокая драма. Древние опасности не стали менее опасны.
Элемент неожиданности есть у тех, кто либо внезапно появляется, либо всегда
был здесь. Отсюда шок на лице бабки, когда падает древний булыжник.
Происшествие подняло волну разговоров аж на пять минут, а потом песен еще на
десять. Мы суетились, словно обаяние и энергичный вид сами по себе могут
сдержать наши страхи - и на минуту так и стало.
Потом настал момент, когда на Эдди набросились праведники. Во время
процедуры эти праведники не могли прекратить смеяться, и это лучше всего ему
запомнились во всем происшествии.
- Почему они не могли остановиться? - спрашивал он снова и снова,
хмурясь на воспоминания. - Я им что, комик?
- За тебя это никто не может решить, Эдди.
- Ну и что я?
- Упорство.
Это должно показать основной уровень непостоянства, с которым мы
работаем. Хруст лезвия, входящего в жбан, ближе всего к расправленным плечам
или кивку головы из того, что можно здесь найти. Мода и газонокосилки
выезжают, сверкая, и все стискивают кулаки. Заняться было нечем, кроме как
уничтожать животных, растущих в кустах, чувствуя, что это их право -
появляться на пути. Нечем - это совсем нечем. Не было даже тира с силуэтами
королей. Однажды дал в газету объявление: "Тебя напрягают друзья? Визжащий
туман носится по комнате? Чего ты ждешь?" Никто не ответил.
Возьмите Боба - вот человек, который знает, с какой стороны света
намазан маслом его бутерброд, и кричит об этом на улицах. Придумал волшебную
хитрость, когда он зовет тебя сзади, ты поворачиваешься и продолжаешь
поворачиваться, крутишься, как ублюдок, пока изнеможение и безумие не
иссушат твою голову и структуру. Мне нравится человек, который может
обозначить свое присутствие. Вид крови ничему не учит детей - но назовите ее
соусом и увидите, как они завопят.
Когда я был ребенком, праведные повторяли рефрен зависимости, а злодеи
носили маски, чтобы скрыться от взглядов нашей зависти. Рожденный в грохот
наставлений и воплей при неповиновении, я имел жестокую возможность не знать
половины из них. Братья и сестры были повсюду, настырнее, чем пауки, пыль
или кожа. Помню, как тетя растила в саду головы, спрятанные посреди каменных
горок - но вечно без окончательного развития. Их можно было растоптать и все
равно не почувствовать себя слишком виновным.
У меня лучше всего росли гидровы головы обиды, каждый божий день я их
кормил и пел им песни. В те времена мои способности оценили только тролли,
чье мнение я в итоге решил уважать. Мне казалось, что хуже уже не будет -
вот насколько я был молод.
Честолюбие никогда не было моей сильной стороной, и когда я стал
взрослым, я забросил нормальные каналы исследования, которые вели остальных
к решению, какое утешение они хотели бы потребовать от ошибки этого
тоскливого мира. Со своей стороны, меня вполне бы устроило выращивать
крошечные головки, как моя тетя, варить их до посинения и продавать, как
синие трупные головы. Я долгие годы пытался продать эту идею синих трупных
голов бизнесменам в стеклянных офисных небоскребах, но когда в разговоре
доходил до критической точки, выражение их лиц полностью менялось.
Безымянные мужчины выносили меня на улицу и продолжали держать, как будто
боялись, что я уплыву прочь. И потом, поднимая взгляд, я видел руководителя,