"Алексей Азаров. Идите с миром " - читать интересную книгу автора

Я лежу и вслушиваюсь в храп фон Кольвица. Морская болезнь вызывает ни с
чем не сравнимые страдания. Кроме того, меня познабливает от мысли, что фон
Кольвицу, вполне возможно, снится тот же сон, что и мне.
Самое скверное, если при оберфюрере на самом деле окажутся секретные
документы. Один шанс на тысячу, что это так, и дай бог, чтобы он не выпал на
мою долю.
"Спокойно, Слави!" - твержу я себе и пытаюсь привести мысли в порядок.
Конечно, нельзя исключить печальную возможность, что, проснувшись, фон
Кольвиц в приступе полицейской подозрительности ссадит меня в Триесте и
сдаст в контрразведку. Он, конечно, не выбалтывал секретов, а я не пытался
их выведать, но будет ли он, поутру уверен в этом? Или, спаси господь, после
попойки у оберфюрера наступил провал памяти и содержание наших невинных
разговоров выветрится, уступив место сомнениям: "А не сболтнул ли я чего
лишнего?" Если так, то в гестапо мне трудно будет доказать, что в "Плиску"
не была подмешана какая-нибудь дрянь, развязывающая языки.
Господи, как он храпит, этот фон Кольвиц! Что за рулады - скрипка,
фагот и флейта! "Спокойно, Слави, спокойно..." Вагон мерно колышется,
проскакивая стыки. Синяя лампочка освещает голову фон Кольвица, блаженно
прильнувшую к подушке. Скоро Триест, а я еще ничего не решил.
Есть ли при оберфюрере служебный пакет? Пожалуй, нет. Его никто не
сопровождал, а уважающий себя чиновник РСХА не рискнет везти секретные
бумаги без охраны. Тем более в долгую командировку.
Он сказал: "В отпуск, Слави!".
Как бы не так! Хотел бы я найти отпускника, избирающего самую длинную и
неудобную дорогу домой, Белград - Триест - Милан - Берн или Женева - добрый
кусок Франции, и только потом уже через Страсбург или Париж автострадой до
Берлина. Не лучше ли было срезать путь вдвое и ехать в родные пенаты через
Вену или Мюнхен? Правда, я и сам не следую истине, гласящей, что прямая -
кратчайшее расстояние между двумя точками, но Слави Николов Багрянов -
коммерсант, а не контрразведчик, стосковавшийся по семье и тихим комнатам
без крови на обоях.
Я закуриваю и, закинув руки за голову, вытягиваюсь во весь рост на
диване. В таком положении меньше качает и легче думать. Светящийся кончик
сигареты выхватывает из темноты вершину желтого лысого бугра. Я рассматриваю
ее, скосив глаза, и в тысячный раз огорчаюсь: разве это нос?! Толстый,
приплюснутый - никакого намека на сходство с классическими образцами.
Моя внешность всегда расстраивает меня. Сказать, что я не красавец -
значит ничего не сказать. У меня мясистые щеки, широченный рот и редеющие
волосы. Такие лица заполняют страницы юмористических журналов, а в жизни
принадлежат, как правило, доверчивым мужьям и добродушным простакам,
обкрадываемым своими экономками. Примет ли фон Кольвиц, восстав ото сна, мою
внешность в расчет или же его подозрительность окажется безграничной?
Ответа нет, и я покладисто расстаюсь с размышлениями о грядущих
последствиях, чтобы перейти к двум деталям, затронутым в разговоре. Обе они
не таят опасности, и думать о них - сущее удовольствие.
Прежде всего Делиус. Признаться, я и не догадывался, что он связан с
секретными службами империи. Для меня, как, впрочем, и других коммерсантов,
он был и оставался торговым атташе, малозаметной спицей в колеснице его
превосходительства посланника Бекерле. Теперь я повышаю ему цену и мысленно
одеваю в подходящий мундир. Друг оберфюрера не может быть в чине ниже