"Валентин Азерников. Неслучайные случайности (Рассказы о великих открытиях и выдающихся учёных)" - читать интересную книгу автора

Вольта, не то, что вызвало переворот в физике, но то, что дало жизнь новой
науке - электрофизиологии. Правда, когда Гальвани сделал эту знаменательную
запись, он не помышлял о значимости своего предположения, он просто принял
его, чтобы как-то выбраться из того лабиринта наблюдений, в который зашел в
своих опытах. Животное электричество вроде бы все объясняло. Увлеченный
своей гипотезой, Гальвани делает еще полшага к не заглоченному и
по-прежнему упорно не замечаемому открытию: "Когда я держал препарированную
лягушку одной рукой за крючок, пропущенный через спинной мозг таким
образом, что ноги лягушки касались серебряной чашки, а другой рукой
прикасался при посредствии металлического тела к верхнему краю или к бокам
серебряной чашки, на которой находились ноги лягушки, то животное, вопреки
всякому ожиданию, приходило в сильнейшие сокращения, и это происходило
неизменно каждый раз при повторении этого опыта".
Ну что вы скажете: в цепи два металла, серебро и железо, ток
образуется "неизменно каждый раз", то есть работает не что иное, как
гальванический элемент,- и "вопреки всякому ожиданию"! Значит: ничего не
видит, не подозревает. Просто досада берет!
А когда Вольта увидит это, Гальвани не поверит и будет упорно бубнить
о животном электричестве. И надо только удивляться великодушию Вольты,
назвавшего, несмотря на это, открытое им электричество гальваническим.
Странен, очень странен Гальвани. Все вокруг возопит: горячо! Он
замечает, что если в цепь с лягушкой ввести два одинаковых металла, то
сокращения получаются слабые или вовсе отсутствуют, а спаривая железо, медь
и серебро, он наблюдает сильные движения; когда он обкладывает нерв лягушки
оловянной фольгой (станиолем), судороги становятся особенно сильными.
Луиджи усложняет опыт: он вводит в цепь несколько человек, держащихся за
руки, наподобие опыта в Версале,- мышцы лягушки по-прежнему констатируют
наличие электрического тока. Все это ученый видит, все тщательно фиксирует,
но причины появления тока уловить не может. Ходит где-то совсем близко, а
смотрит в другую сторону.
Любопытно, как сочетаются в характере ученого робость со смелостью. Он
не боится предположить существование животного электричества и даже
наметить пути применения своего открытия для лечебных целей, но он не
решается ступить в сторону с уже нащупанного пути - дело это темное, как он
сам говорит. Может быть, в этой умеренности сказывается дух Болоньи, а
может, причина робости - недостаточность знаний в области физика; недаром
же, добыв свое открытие на физиологическом препарате, он при первой же
возможности стремится снова убежать в знакомые физиологические сферы,
подальше от физики.
А впрочем, зачем судить человека за то, чего он не сделал, хоть и мог
сделать, лучше воздадим ему хвалу за то, что он все-таки сделал, но чего
мог и не делать. В конце концов, какая разница, кто открыл человечеству
гальваническое электричество - Вольта или Гальвани. Оба они итальянцы,
славы Италии от этого не убавится. Важно, что открытие все же состоялось и
что в названии его увековечено имя ученого, наведшего Вольту на открытие. И
если в этой книге мы говорим о случайных открытиях, то вот пример
обратный - как открытие случайно не было сделано.
Правда, в одном надо отдать должное Гальвани. Изрядно намаявшись с
доказательством того, что мышца представляет собой лейденскую банку, а
нерв - кондуктор банки, он не обходит молчанием и противоречивые факты, но