"Анатолий Азольский. Лопушок (Роман)" - читать интересную книгу автора

Андрюша и родителям наушничает.
Ненавидя школу и желая напакостить ей, не раз копался он в
бумагах отца, но ничего не мог понять в них, да и слово
"ОБЛОНО" внушало страх, и все учреждения, повелевавшие отцом,
матерью и детьми, представлялись ему стаей хищных зверей:
разинутые пасти, острые когти, сплошной вой.
Длинный стол освещала яркая лампочка, заключенная в
зеленое стекло абажура. Хилая городская ТЭЦ, выбиваясь из
последних сил, так и не насыщала дома светом, и в комнатке
семиклассника выкручена электролампочка; честные, умные и
добрые родители собственным примером воспитывали единственного
ребенка, экономией преследуя еще и такую цель: за одним столом
поневоле станешь готовить уроки, а не собирать мотоцикл из
велосипеда и керосинки, на что горазд был всегда грязноватый
оголец, тусклый взгляд которого ярче лампочки загорался при
виде железяк. С блажью этой родители смирились, благоразумно
полагая, что сбор металлолома на городских помойках убережет
мозги мальчика от гибельных для него умственных трудов.
Тишина царила за столом, лишь раздавался временами скрип
стула под грузным телом отца да шелесты тетрадочных листиков,
когда мать проверяла сочинения и диктанты. Иногда в печке
что-то взрывалось - либо лопались томящиеся в жаре крупицы
пшеничной каши, либо стреляла перекалившаяся сковородка.
Неумеха мать вскакивала, летела к печи, гремела ухватами.
Подозрений на то, что нерадивый и неисправимый сын бросил в
угли крупную соль, не возникало и возникнуть не могло: столь
мизерные шумовые эффекты тот презирал, иное дело - собрать из
рухляди мотор, чтобы оглушить им всю улицу, всю школу.
Была ли в детстве картошка, та самая, что много лет спустя
вторглась в его жизнь ураганом, болезнью, умопомрачением? Была,
конечно, но всего лишь необходимым и достаточным продуктом
питания. Гороховейцы жили картошкой и, объясняя тайну
деторождения, ссылались не на капусту, где пищал принесенный
аистом младенец, а на картофельную ботву. Горсовет прирезал к
дому участок в двадцать пять соток, три яблони и две буйно
плодоносящие груши прикрывали от взоров с улицы грядки с
картофелем, Андрюшу впрягали в работу ранней весной, вскапывал
землю и отец, гордившийся вековой связью с деревней, в связь
эту входили дед его и бабка, уже наученные ублажать огород
торфом и навозом. Окучивал же Андрей, торопливо пригребал землю
к основанию ботвы и спешил к помпе, украденной в пожарном депо.
Во второй половине сентября дружно, втроем, подгоняемые такой
же дружной работой всей улицы, выкапывали кусты; ботва
отдельно, в кучи, клубни по мешкам, задетые лопатой или вилами
картофелины сбрасывали в ведра и тут же отваривали. Все шло в
ход, в дело, первую гнилую картофелину увидел Андрюша в Москве,
когда запоздал гороховейский мешок картошки, родительский
приварок, существенное дополнение к тощей студенческой
стипендии: он, оголодав, принес из магазина нечто
остропахнущее, разжиженное и в корм скоту не годящееся.