"Анатолий Азольский. Монахи (Роман)" - читать интересную книгу автора

погоде, а тут - стук в дверь, входит женщина, так входит, будто не дверь
приоткрылась, а все окна распахнул порыв свежего ветра; не движения, не
жесты, не взгляды создавали это ощущение легкого приятного сквознячка, не
испарения умно подобранной парфюмерии, а просто запах, аромат тела, кожи, -
это он уже потом понял, как и то, какой она, Анна, была: есть женщины, при
виде которых почтительно умолкают ведущие беседу знаменитости мирового
ранга, а юные джентльмены приходят в суетливое нетерпение и совершают
глупости. Она не пыталась вести себя по-королевски, но она давала безмолвным
намеком - взглядом или сменою позы - понять, что мужчина, доказывая нужность
свою, обязан быть послушным и сильным. Тогда, при первой встрече, он испытал
приятное напряжение чувств, мышц, мыслей, он начинал понимать, как много
даст ему эта женщина, а дала ему то, что он как был Васей Бузгалиным, так и
остался им во всех превращениях. И утвердился в этом позднее, в Париже, и не
только укрепился в желании вечно быть пацаненком, хворостиной гоняющим
гусей, но и возвел желание в некий непроизнесенный, а оттого и более жесткий
жизненный принцип. Они несколько месяцев жили во Франции с Анной почти
впроголодь, а потом разбогатели и решили шикнуть, стали выбирать отель
познаменитее и с хорошей кухней, Бузгалину представлялось: величественные
своды ресторанного зала, предупредительность лакеев высокого класса,
священнодействие, в какое французы облекают обычный ритуал готовки и подачи
пищи... Стали гадать: "Риц"? "Георг Пятый"? "Бристоль"? "Крийон"? (Тогда еще
не было позвездного деления отелей, сами названия тянули на хилтоновскую
пятерку.) Решили - "Крийон" на Плас де-ла-Конкорд. Вошли. Одеты более чем
прилично. Анна замешкалась в дамской комнате, а он предпринял разведку боем,
первым заглянул в зал и - встретился взглядом с ресторанным мажордомом,
человеком, умевшим по походке клиентов определять толщину их бумажников,
владыкой, мимо которого к столикам проходили сильные мира сего, люди, для
которых этот фешенебельный ресторан - что обычная забегаловка для
простолюдинов. Облаченный в смокинг, плотный, коренастый, неопределенного
возраста - такого, что его можно считать ровесником отеля в любой год и
любое столетие после 1909 года, когда возведен был "Крийон", - с отчетливым
пробором и дымчатыми глазами, лишь на долю секунды глянувшими на вошедшего,
а затем погаснувшими. Но и то, что уловил в этих глазах Бузгалин, повергло
его в раздражение, тревогу, обиду и злость, потому что мажордом
(назывался-то он по-другому, и как именно - Бузгалин знал, но так неприятны
были потом воспоминания о "Крийоне", что он запихнул поглубже слово это в
пыльную щель памяти), - да, мажордом этот мгновенно унюхал и дешевенькие
супцы последнего месяца, и присущую всякому бедняку неприязнь к богатеям,
услышал и частое хлопанье дверей сортира против комнатенки, которую они
снимали, и - что тоже возможно - увидел потного связного в Булонском лесу,
разъяренного неудачной скамейкой и опозданием.
Все, мерзавец, учуял! Но - деньги есть деньги, и уже прикидывал, к
какому столику вести глупого провинциала, как тут за спиной Бузгалина
появилась Анна - и на влитого в смокинг местоблюстителя пиршеств дохнуло
оранжереей, бризом, величием дамы, снизошедшей до жалкого вертепа, в обслуге
которого и состоял не приниженный, а возвеличенный королевой вассал. И
спутник ее достоин был знаков уважения, немедленно оказанных, но без тени
раболепия, поскольку нравы царствующих особ сего не позволяют... Вот
тогда-то и решено было Бузгалиным: никоим образом не отступать от себя, не
предавать себя, потому что за Анной не угнаться, а она сама ничегошеньки не