"Анатолий Азольский. Белая ночь (Повесть) ("Дружба народов" № 10 2002)" - читать интересную книгу автора

было для него таким же отдаленным и почти сказочным, как пожелтевшее,
сохраняемое для памяти письмо управляющего имением о том, что неплатежи
достигли угрожающих размеров. Ныне же известие о белой ночи привело его в
уныние. Ночь - белая! Ночи - вообще нет! Нет спасительной темноты, а ведь
отсутствие света способствует контактам с проститутками. Рушится план,
ночевать негде. И вообще местный народ, какую бы похабщину в сортирах ни
писал, отличался настороженностью, на контакты с первым встречным не
пойдет, и все хваленое гостеприимство людей этих опровергается вопросом:
"А кто ты, дорогой товарищ, где прописан?"
Время шло, мужчина допивал компот, о котором в меню было написано, что
он из сухофруктов, и постепенно от разочарования приходил к более
успокоительным мыслям. Стало радовать само слово "белая", в определении
наступающей ленинградской ночи звучало нечто, придающее этой части суток
смысл, далекий от календаря.
Мужчина воспрял духом, уверяясь в том, что вся затеянная им эпопея
завершится благополучно, несмотря на столь трагическое ломоносовское
начало. Обязательно завершится! Произойдет нечто из ряда вон выходящее -
как в тот день далекого детства, когда тетушка, еще молодая и неотразимая,
потащила его в гости к кому-то, а ему так надо было остаться дома наедине
с горничной! Он молил о чуде, когда шли по бульвару, и чудо свершилось,
тетушку атаковали жонглеры передвижного цирка, дурашливый гимнаст корчил
рожи, на руках идучи, под юбки заглядывая, вот так и удалось улизнуть.
Такой вот скоморох, балагур и пройдоха ой как пригодился бы сейчас!
Поводырем послужил бы! Тем дурачком, в тени которого можно побыть
некоторое время, повторяя слова его и повадки, чтоб сойти за местного, за
ленинградца. Человека его лет найти надо, здешнего, знакомого со многими
женщинами. Надо найти!


5


Мужчина 30 - 35 лет, обладатель нескольких трамвайных билетов в
кармане, усмехнулся, потому что мысль о дураке и поводыре возникла уже
после того, как искомый им человек был найден и потому не признан сразу
годным, что очень уж походил он внешностью на него и внушал неясные
опасения. Впрочем, они рассеялись, когда мужчина вгляделся в дурака и
балагура: нет, не схожесть, а всего-то отсутствие у обоих каких-либо
впечатляющих или просто выразительных, особо запоминающихся черт.
Майором был этот спаситель, танкистом, судя по эмблеме на погонах, и в
столовую эту он вошел чуть ранее мужчины, успев уже показать себя во всей
красе, потому что нетрезвым прибыл сюда, намеревался хорошо выпить здесь,
для начала оповестив официантку, что он не просто майор, а воин,
прошагавший от Сталинграда до Берлина. Ратные подвиги майора удостоверяли
орденские планки и нашивки за ранения; ими, ранами, можно было объяснить
склонность хмельного майора как впадать в безудержную удаль, так и умело
изображать ее.
Мужчине знаком был тип воина-буяна, бахвала точнее, который на самом
деле всегда держится поближе к тылу и при первых выстрелах либо ищет
укрытия, либо норовит броситься в бой безрассудно и немедленно, лишь бы