"Анатолий Азольский. Белая ночь (Повесть) ("Дружба народов" № 10 2002)" - читать интересную книгу автора

посему чрезвычайно опасна.
И в Ломоносове, и в Москве, и в Ленинграде не знали, что делать, и на
всякий случай бормотали привычные и отрепетированные тексты.


4


Мужчина, о котором известно было, что ему 30 - 35 лет (рост 175
сантиметров), неторопливым шагом добрался от улицы Красного Флота до
станции Ораниенбаум, сообщавшей город Ломоносов с Ленинградом, выложил
кассирше два рубля, получил сдачу (девяносто копеек) и покатил электричкой
навстречу удаче, которая не могла не случиться, ибо все мыслимые несчастья
уже произошли. Погиб друг семьи и проводник, в кармане - ни единого
документа, кроме билета в форме картонного прямоугольника с дырочками.
Есть деньги, но много их или мало - покажет время и ценники в
ленинградских магазинах, которых он достиг через час с лишним, чтоб
убедиться: голод ему не грозит и рублей на дальнюю дорогу хватит вполне.
Ломоносовскую катастрофу проводник Василий предвидел, поскольку был
человеком с богатым прошлым, и хозяина своего посмертно спасал от ареста,
заблаговременно сказав ему, кого и что искать в Ленинграде, если с
Хабаловым не выгорит. Горюя о гибели проводника, знатока российских дебрей
и обладателя верных адресов под Лугой и Псковом, мужчина заранее
печалился, представляя, как встрепенется кузина Маша, узнав о безвременной
кончине ее верного и честного слуги, который запретил ему идти вместе с
ним в дом Хабалова. Нет ничего проворнее парижской полиции, но и местная
не дремлет, появляться на вокзалах нельзя ни в коем случае, там сейчас
приятно оживились филеры; по отпечаткам пальцев большевики определили уже,
кто такой Василий, и, возможно, догадываются, что не один человек пересек
государственную границу, а в паре с кем-то.
Время от времени мужчина поглядывал на часы, как будто кто-то опаздывал
на встречу с ним, и продолжал томительно думать о том, что делать дальше.
О городе на Неве он слышал с детства, у кузины нашлась толстая книга "Весь
Петроград", изданная в 1915 году и помогавшая теперь ориентироваться в
нынешнем Ленинграде.
Несколько часов отвел он на метания по общественным туалетам. Мужчину
могли увидеть и на углу Фонтанки и Невского, и в садике у Адмиралтейства,
и на 3-й линии Васильевского острова, и еще в двух местах. Но сколько бы
он ни пытался, справляя нужду, узреть на стенах мелом написанный для него
текст, желанных слов и цифр не находилось. Приходилось признавать: да,
оскудела бесстрашная некогда рука известного только проводнику человека!
Человек, объезжавший ватерклозеты Ленинграда, мало чем отличался от
мужчин того же, что и он, возраста. Темно-серый костюм и черные туфли,
рубашка - обычная ковбойка, часы - "победа" московского производства,
карие глаза тем более не подлежали задержанию милицией и вообще внимания
не привлекали - пока во всяком случае. Фекально-хлористые ароматы сортиров
не только не раздражали его, но, пожалуй, внушали некое чувство
безопасности, потому что внутри и около отхожих мест пребывали граждане
обоего пола, менее всего озабоченные тем, что подошедшая милиция заставит
их предъявлять паспорта. По весьма фривольным записям на стенах можно было