"Вольдемар Бааль. Источник забвения" - читать интересную книгу автора

себе. Но и тут, кажется, был плюс - пока, по крайней мере. И вот в
какой-то момент соображения о невероятной, грандиозной практической
полезности, выгоде, экономии и так далее - все вдруг испарилось, и он
вылил остатки препарата в раковину и уничтожил записи. И тут же,
усмехнувшись, подумал, что мог ничего такого не делать: весь процесс, весь
механизм случая четко обозначился в памяти, и в любой момент колба, а
затем баки, цистерны, гигантские танкеры могли наполниться животворной
жидкостью, доступной и дешевой, как вода.
Он не мог понять, что с ним происходит. Ведь он и должен работать над
получением важных и нужных хозяйству продуктов, и если опыт привел - пусть
как угодно случайно и неожиданно - к непредусмотренному, лежащему вне
профиля его лаборатории, но положительному результату, то - честь и хвала!
Только один этот результат стоит десятка таких лабораторий, и тысяч
всевозможных опытов и экспериментов. Ведь все оправдано, Визин! Все
окуплено! И все затраты, и то, что тебя выделили, и всеобщие надежды и
упования. Тебя ждет слава, Нобелевская премия, всемирное признание! Да
здравствует визИн!
Откуда же, откуда эти, идущие вразрез о самой элементарной логикой,
растерянность и подавленность, эта дрожь, это "что я натворил"?..
"Нет, Мэтр, вы определенно не сказали бы мне теперь тех запоздалых слов
о моей "самости". Вы бы использовали какие-то другие..."
Надо было отвлечься. Он позвонил коллеге-приятелю, заведующему смежной
лабораторией, тоже любившему засиживаться на работе. "Как насчет
партии-другой?" Раньше они частенько сходились за шахматами; однако в
последнее время Визин то и дело отказывался. А тут вдруг сам предложил,
Приятель-коллега был удивлен.
- Я уж думал, ты со мной расплевался. Что случилось? Или по всем
статьям - на круги своя? - Это он намекал на отказ Визина от директорства,
на его возврат к прежнему образу жизни, который, по мнению приятеля и
многих других, был нарушен кончиной Мэтра, столь лестным предложением
сверху и сложностями в семье, о чем, естественно, знали больше, чем Сам
Визин.
Они говорили о недавнем ученом совете, о выступлении нового директора,
и коллега нашел, что шеф был слишком краток в своем выступлении, "ничего
за этой краткостью невозможно рассмотреть - напрасно он уповал на
впечатление деловитости".
- По-моему, эта краткость нередко самозваная сестра таланта, а то и
вовсе подставная.
- Краткость - признак силы, - отозвался Визин, повторяя одно из любимых
выражений Мэтра. - Я ему завидую.
- Неужели остались на свете вещи, которым ты завидуешь?
- Да, Например, ты лучше играешь в шахматы.
- Зато ты не хочешь застрелиться, когда смотришь в зеркало, - со
вздохом проговорил коллега, и оплывшее, блинообразное лицо его изобразило
тоскливую усмешку.
- Химику не подобает прибегать к огнестрельному оружию, - сказал Визин.
- Сейчас Алевтина Викторовна запишет...
О дневнике Алевтины Викторовны знали все, как знали, что героем его
является Герман Петрович; она вела его давно, лет девять, то есть с тех
пор, как Визин стал заведующим лабораторией. Она записывала за своим