"Семен Бабаевский. Родимый край" - читать интересную книгу автора

красоты, какую не так-то часто встретишь даже у нас, в верховье Кубани. В ее
смуглом лице еще и теперь хранилась поразительная смесь дородства кубанской
казачки и черкешенки. Может, и не зря злые языки говорили о том, что отцом
красавицы Дуняшки был будто бы не Илья Шаповалов, богатый казак из станицы
Трактовой, а черкес Абубекир из соседнего аула Псауче Дахе. Узнав о сплетне,
Илья Шаповалов объявил на станичном сходе, что, если он услышит еще хоть
одно слово, позорящее его, Шаповалова, имя, тому не жить на свете. Приутихли
казачки. Тихо, между собой, посудачили и умолкли.
Второй раз сплетня выползла на улицу, когда комсомолец Иван Голубков
прислал к Шаповалову сватов. Дружки Ивана советовали отказаться от невесты.
"Мало того что кулацкая дочка, так она еще и прижита от черкеса". - "Идите
вы, советчики, к чертовой матери! - отрезал Иван. - Вас завидки берут, вот
вы и несете всякую чертовщину. Ведь это нужно быть дураком, чтобы отказаться
от такой девушки..." И последний раз сплетня потянулась из хаты в хату,
когда у Евдокии родился третий сын, Илья, названный в честь деда Шаповалова,
погибшего весной тридцатого года в горах. Новорожденного принимала бабка
Ульяна. Ребенок родился смуглокожий, с черной косичкой на затылке, с
черными, как угольки, глазами. Повитуха пришла домой и сразу же махнула за
соседский плетень.
- Ой, Глафирушка, поглядела бы ты, какой у Дуси родился чернявенький
хлопчик! - шептала она соседке над ухом. - Такое жуко-ватое дите, истинно
черкешонок! Вот она аж куда сиганула, инородная кровушка, - ударилась во
внука. Искупала я младенца, зыркнула на него и вижу: ничегосеньки в том
мальчугане голубковского нету... Ну, вылитый черкес, вот крест! Только ты,
кума, ш-ш-ш... никому...
- Что ты, Ульянушка, умру, - шепотом сказала соседка. - А может, это
грех учителя? Частенько Маслюков заходил к ней еще при Иване... Маслюков
тоже чернявый...
- И не думай, кума, - сказала Ульяна. - Как могло такое быть... Ить
Маслюков - учитель, человек образованный, а Дуся кто? Доярка, некультурная
баба, и все... Не-е-е, на учителя не греши...
В ту далекую пору, когда в Прискорбном появилась молодая невестка
Голубковых, Ивану многие казаки завидовали. Не могли понять, где выросла
такая красавица и почему досталась именно Ивану Голубкову. Бывало, шла
Евдокия по улице, накинув цветную шаль на плечи, шла не спеша, горделиво,
как чужая, подняв голову, а ее всякий казак, случайно выходивший из калитки,
провожал завистливо блестевшими глазами. Если стояли у калитки два казака,
то можно было услышать:
- Погляди, кум! Чья такая?
- Разве не знаешь? Голубкова Ивана жинка.
- Да ну! И где он такую ее отыскал?
- Где? Говорят, в Трактовой на базаре... - Вот бы, кум, обнять, а?
- Да-а...
Евдокию полюбили и дома и в хуторе. Звали ее по-разному, но только не
Евдокией. Покойная свекровь называла ласково - Дуняшей, соседки
уменьшительно - Дуней, а Иван любовно - Дусей, а чаще Дусенькой или
Душечкой. Теперь же ее зовут по-уличному, и все - тетя Голубка. Укороченная
фамилия так прилегла к ней, так пристала, что иначе, как тетя Голубка, ее
никто и не зовет. "Ты была у тети Голубки?" - "А знаешь, что тетя Голубка
рассказывала? Сколько было смеха..." - "Это тебе кто дал такой совет?