"Аркадий Бабченко. Аргун " - читать интересную книгу автора

в детстве мультфильм, персонажем которого ты себя уже не ощущаешь, и эти
жалкие обрывки памяти вызывают уже не желания, а лишь гнетущую тоску.
Вернуться назад невозможно.
У нас нет будущего; ничто не ждет нас в той жизни, к которой мы так
стремимся, и это еще одно предательство по отношению к нам,
восемнадцатилетним ветеранам, многие из которых уже седые.
У нас нет фронтового братства. Ремарк врал. Сейчас мы согреваем друг
друга теплом своих тел, но каждый из нас все равно сам по себе. Все, что нас
связывает, - это война. Убийства людей и смерть товарищей. В будущем мы не
захотим видеть друг друга. Мы уже знаем это. Тяжело встречаться с человеком,
который знал тебя, когда ты был животным. Улыбаться и хлопать его по плечу.
Мы не любим друг друга. Любовь, привязанность - слова не из этого мира. И
хотя то чувство, которое мы испытываем друг к другу, выше, чем любовь, - его
невозможно описать, в русском языке попросту нет тех слов, которыми можно
выразить привязанность одного живого существа к другому, когда им обоим надо
умирать, - это чувство может быть только здесь. Ему не место там, как не
место любви здесь. У нас нет будущего.
И все же нет никого мне ближе, чем эти четверо жалких комочков жизни в
пехотных бушлатах под огромным черным небом...
Никто из нас не произносит ни слова, но мы все чувствуем одинаково:
"...нами владеет то властное чувство, знакомое каждому солдату... слова тут
не нужны".
Мы ни о чем не думаем. Просто сидим.
Наш мир - это война. Наша жизнь - смерть. Наши желания и побуждения
мертвы - нам всего восемнадцать, но мы уже ничего не хотим от жизни. Разве
мы молоды?
Внизу тарахтит дырчик, в Аргуне светятся два или три окна. Ни одного
человека, ни одного движения; ночью Чечня вымирает, все закрываются в домах
и молятся, чтобы никто не пришел к ним, не убил, не ограбил и не увез в
следственный изолятор в Чернокозово. Ночь - время смерти.
На горизонте тяжелой темной массой угадываются горы. Мы совсем недавно
оттуда. Там погиб Игорь.
Я засыпаю.
Нас пополняют людьми. Человек сто пятьдесят помятых мужиков привозят в
батальон из Гудермеса.
Они стоят гурьбой на площади перед проходной, приставив к ногам тощие
сидоры. Все, что у них было с собой, пропито по дороге. Солдаты из них
никчемные, нет ни одного дерзкого, задиристого или хотя бы просто физически
крепкого. С каждым разом пополнение приходит все хуже, видимо, в России
осталась только шваль подзаборная, которой, кроме как в армию или тюрьму, и
деваться некуда.
У этих, что стоят на плацу, потерянные бегающие глаза, оплывшие лица,
поросшие щетиной скулы. Все они какие-то серые, однотонные. От них воняет.
Мы стоим около палаток, не скрываясь, разглядываем новобранцев. Зрелище
удручающее.
- И где таких только находят, - говорит Аркаша. - Они ж только водку
жрать да в штаны мочиться умеют. Надо поговорить со взводным, чтобы не брал
людей, не надо нам таких вояк.
- А что ты хотел, чтобы к нам филологов и юристов присылали? - отвечает
ему Олег. - Такие сюда не очень-то и стремятся. Все умные и красивые сумели