"Исаак Эммануилович Бабель. Конармия " - читать интересную книгу автора

Труновым на колени, но Трунов отвел его саблей.
- Офицера ваши гады, - сказал эскадронный, - офицера ваши побросали
здесь одежду... На кого придется - тому крышка, я пробу сделаю...
И тут же эскадронный выбрал из кучи тряпья фуражку с кантом и надвинул
ее на старого.
- Впору, - пробормотал Трунов, придвигаясь и пришептывая, - впору... -
и всунул пленному саблю в глотку. Старик упал, повел ногами, из горла его
вылился пенистый коралловый ручей. Тогда к нему подобрался, блестя серьгой и
круглой деревенской шеей, Андрюшка Восьмилетов. Андрюшка расстегнул у поляка
пуговицы, встряхнул его легонько и стал стаскивать с умирающего штаны. Он
перебросил их к себе на седло, взял еще два мундира из кучи, потом отъехал
от нас и заиграл плетью. Солнце в это мгновение вышло из туч. Оно
стремительно окружило Андрюшкину лошадь, веселый ее бег, беспечные качанья
ее куцего хвоста. Андрюшка ехал по тропинке к лесу, в лесу стоял наш обоз,
кучера из обоза бесновались, свистели и делали Восьмилетову знаки, как
немому.
Казак доехал уже до середины пути, но тут Трунов, упавший вдруг на
колени, прохрипел ему вслед:
- Андрей, - сказал эскадронный, глядя в землю, - Андрей, - повторил он,
не поднимая глаз от земли, - республика наша советская живая еще, рано
дележку ей делать, скидай барахло, Андрей.
Но Восьмилетов не обернулся даже. Он ехал казацкой удивительной своей
рысью, лошаденка его бойко выкидывала из-под себя хвост, точно отмахивалась
от нас.
- Измена! - пробормотал тогда Трунов и удивился. - Измена! - сказал он,
торопливо вскинул карабин на плечо, выстрелил и промахнулся второпях. Но
Андрей остановился на этот раз. Он повернул к нам коня, запрыгал в седле
по-бабьи, лицо его стало красно и сердито, он задрыгал ногами.
- Слышь, земляк, - закричал он, подъезжая, и тут же успокоился от звука
глубокого и сильного своего голоса, - как бы я не стукнул тебя, земляк, к
такой-то свет матери... Тебе десяток шляхты прибрать - ты вона каку панику
делаешь, мы по сотне прибирали - тебя не звали... Рабочий ты если - так
сполняй свое дело...
И, выбросив из седла штаны и два мундира, Андрюшка засопел носом и,
отворачиваясь от эскадронного, взялся помогать мне составлять список на
оставшихся пленных. Он терся возле меня, сопел необыкновенно шумно. Пленные
выли и бежали от Андрюшки, он гнался за ними и брал в охапку, как охотник
берет в охапку камыши для того, чтобы рассмотреть стаю, тянущую к речке на
заре.
Возясь с пленными, я истощил все проклятия и кое-как записал восемь
человек, номера их частей, род оружия и перешел к девятому. Девятый этот был
юноша, похожий на немецкого гимнаста из хорошего цирка, юноша с белой
немецкой грудью и с бачками, в триковой фуфайке и в егеревских кальсонах. Он
повернул ко мне два соска на высокой груди, откинул вспотевшие белые волосы
и назвал свою часть. Тогда Андрюшка схватил его за кальсоны и спросил
строго:
- Откуда сподники достал?
- Матка вязала, - ответил пленный и покачнулся.
- Фабричная у тебя матка, - сказал Андрюшка, все приглядываясь, и
подушечками пальцев потрогал у поляка холеные ногти, - фабричная у тебя