"Исаак Бабель. Одесские рассказы" - читать интересную книгу автора

молодости раввином. Кто подделал завещание, не будем об этом говорить
громко?.. И зять у вас будет Король, не сопляк, а Король, Эйхбаум...
И он добился своего, Беня Крик, потому что он был страстен, а страсть
владычествует над мирами. Новобрачные прожили три месяца в тучной
Бессарабии, среди винограда, обильной пищи и любовного пота. Потом Беня
вернулся в Одессу для того, чтобы выдать замуж сорокалетнюю сестру свою
Двойру, страдающую базедовой болезнью. И вот теперь, рассказав историю
Сендера Эйхбаума, мы можем вернуться на свадьбу Двойры Крик, сестры Короля.
На этой свадьбе к ужину подали индюков, жареных куриц, гусей,
фаршированную рыбу и уху, в которой перламутром отсвечивали лимонные озера.
Над мертвыми гусиными головками покачивались цветы, как пышные плюмажи. Но
разве жареных куриц выносит на берег пенистый прибой одесского моря?
Все благороднейшее из нашей контрабанды, все, чем славна земля из края
в край, делало в ту звездную, в ту синюю ночь свое разрушительное, свое
обольстительное дело. Нездешнее вино разогревало желудки, сладко
переламывало ноги, дурманило мозги и вызывало отрыжку, звучную, как призыв
боевой трубы. Черный кок с "Плутарха", прибывшего третьего дня из
Порт-Саида, вынес за таможенную черту пузатые бутылки ямайского рома,
маслянистую мадеру, сигары с плантаций Пирпонта Моргана и апельсины из
окрестностей Иерусалима. Вот что выносит на берег пенистый прибой одесского
моря, вот что достается иногда одесским нищим на еврейских свадьбах. Им
достался ямайский ром на свадьбе Двойры Крик, и поэтому, насосавшись, как
трефные свиньи, еврейские нищие оглушительно стали стучать костылями.
Эйхбаум, распустив жилет, сощуренным глазом оглядывал бушующее собрание и
любовно икал. Оркестр играл туш. Это было как дивизионный смотр. Туш -
ничего кроме туша. Налетчики, сидевшие сомкнутыми рядами, вначале смущались
присутствием посторонних, но потом они разошлись. Лева Кацап разбил на
голове своей возлюбленной бутылку водки. Моня Артиллерист выстрелил в
воздух. Но пределов своих восторг достиг тогда, когда, по обычаю старины,
гости начали одарять новобрачных. Синагогальные шамесы, вскочив на столы,
выпевали под звуки бурлящего туша количество подаренных рублей и серебряных
ложек. И тут друзья Короля показали, чего стоит голубая кровь и неугасшее
еще молдаванское рыцарство. Небрежным движением руки кидали они на
серебряные подносы золотые монеты, перстни, коралловые нити.
Аристократы Молдаванки, они были затянуты в малиновые жилеты, их плечи
охватывали рыжие пиджаки, а на мясистых ногах лопалась кожа цвета небесной
лазури. Выпрямившись во весь рост и выпячивая животы, бандиты хлопали в такт
музыки, кричали "горько" и бросали невесте цветы, а она, сорокалетняя
Двойра, сестра Бени Крика, сестра Короля, изуродованная болезнью, с
разросшимся зобом и вылезающими из орбит глазами, сидела на горе подушек
рядом с щуплым мальчиком, купленным на деньги Эйхбаума и онемевшим от тоски.
Обряд дарения подходил к концу, шамесы осипли и контрабас не ладил со
скрипкой. Над двориком протянулся внезапно легкий запах гари.
- Беня, - сказал папаша Крик, старый биндюжник, слывший между
биндюжниками грубияном, - Беня, ты знаешь, что мине сдается? Мине сдается,
что у нас горит сажа...
- Папаша, - ответил Король пьяному отцу, - пожалуйста, выпивайте и
закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей...
И папаша Крик последовал совету сына. Он закусил и выпил. Но облачко
дыма становилось все ядовитее. Где-то розовели уже края неба. И уже