"Виталий Бабенко. Земля" - читать интересную книгу автора

наметило первую жертву. Невинная Помпея-Иоланта ничего не подозревала и
лениво наблюдала за Фантом, готовящимся стать Везувием. "С его
словоохотливыми обожателями! С его обожательными невеждами! С его
невежественными любителями! С его самовлюбленными попустителями! Подумать
только, ведь я чуть не утонул, а этот тип, этот фанат невесомости, и палец о
палец не ударил!"
В клокочущих недрах Фантового мозга произошел некоторый тектонический
сдвиг. Наш герой забыл уже, что сам, по доброй воле, пошел на опасный
эксперимент. Что опыт был поставлен не для того, чтобы проверить курортника
с голокамерой на бдительность, а чтобы явить этому балбесу его, Фанта,
справедливую реакцию на вопиющую фамильярность и несуразную болтовню. Что
ревнитель безгравитационной медицины обращался не к конкретному лицу, а,
скорее, к безликой аудитории, куда помимо Фанта входили и бассейн, и пляж, и
светосвод, и даже его собственный неустанный голоаппарат, ибо идея
нуль-тяжесть-терапии не требовала дискуссий, она попросту не терпела
возражений и подлежала категорическому разлитию в пространстве... Словом,
все это Фант хотя и провидел ранее, но забыл, растерял в единоборстве с
подводной стихией, а магматический гнев его все рос и рос и, полностью
расплавив, растворив в себе невольного обидчика, нащупывал неожиданные
каналы для выхода на поверхность.
"Курортный Сектор! Скажут тоже! - бурлил Фант, оступаясь на мокрой
пластиковой гальке. - Ни лечь, ни повернуться - хочешь в воду без
промедленья лезь, если, конечно, осмелишься это водой назвать. Водой, а не
супом из человечины..."
Чтобы пояснить вулканическую мозговую деятельность Фанта и упорядочить
его раздражение, отвлечемся на минуту и заглянем в письмо, написанное Фантом
своему другу на Земле - Клугеру Даниловичу Михайлову - накануне вечером.
Поскольку профессия Фанта имеет к литературе самое прямое отношение - наш
герой, чтобы не забыть, писатель на пансионе, - то зафиксированные в памяти
компьютера образы помогут нам во многом разобраться.
"Найду ли краски, слова, метафоры, чтобы живописать прелести здешнего
пляжа? - выпендривался Фант, танцуя пальцами по клавиатуре компа. - Не
знаю... Сравнивать этот космический Майями-Бич с муравейником или искать
сходство с сельдями в банке столь же банально, сколь и тускло, и
неизбирательно, и поверхностно, и непростительно для меня, живущего на
пансионном иждивении. Впрочем, Майями в данном контексте лучше не упоминать
всуе, учитывая Флоридскую озоновую дыру, висящую над несчастным полуостровом
вот уже третий год.
Представь себе, дорогой друг Клугер, что пластиковая галька, из коей,
между прочим, и состоят тутошние лежбища, чудодейственным образом и без
заметного остатка превратилась в людей, увеличившись, конечно же, до
размеров последних. И вот на глазах твоего покорного слуги, философически
облокотившегося на теплый трубопровод клубниколы - теплый, заметь, а не
прохладный трубопровод, каким он, по идее, должен быть, - эта розовотелая
галька ворочается, поглощает дорогущие мутафрукты, доставленные с Земли
(вкушать продукцию местных оранжерей считается здесь - о, конечно, не на
всем Орпосе, а только в Курортном Секторе! - несовместимым с престижем...
Почему? Черт его знает, какой-то небожи-тельский снобизм)... Да, так вот,
эта галька поглощает баснословные мутафрукты, покрывается от них
аллергической сыпью и волдырями - от злоупотребления активным