"Виталий Бабенко. Игры на Красной площади" - читать интересную книгу автора

деревянной ложке. Ешь, мол, землю, падаль! Покуда всю землю не слопали,
арендаторов не выпустили. Но - отдадим торгашам должное. Никто не стал
гордыню ломать, никто не отказался.
("А если бы отказались?" - с интересом просипел крестьянин с
калоприемником.)
Если бы отказались? Нет, убивать не стали бы. Там наготове был короб с
песком. Чернозем еще трескать можно, если притерпишься, а вот поди попробуй
песок жрать. Причем под пулями! Тут не только чернозем - тут назем будешь
хватать, давясь и причмокивая от счастья.
Эх, ребятки, ваше здоровье! Чтоб мы так жили! Ммммммммм, вкусненько...
Долго ли, коротко ли, а любой праздник рано или поздно заканчивается.
Даже самый радостный. День уже к вечеру клонился, программа почти иссякла,
остались всего два раунда. Каждый понимал - надо поторапливаться: в темноте,
пусть даже при свете костров и факелов, - какое удовольствие?
Хоть и обессилел Народ от веселья, но сейчас граждане приободрились.
Устроители что-то очень интересное под конец приберегли.
Предпоследними вывели националов. И тут на Красную площадь, на
старинную нашу Редовую скверу, со всех сторон обрушился рев. На храмах, на
зубчатых стенах, на крыше Торжища, на мачте, что возвышалась над Мясоедом, -
всюду были установлены звукоизлучатели направленного действия. Хлесткие
плети звука ударили по националам.
"Черножопые! Жиды! Косоглазые! Кацо! Москали! Солены уши! Чурки!
Педрилы! Говноеды! Хохляндия! Татарва! Ляхи! Кацапы! Мордовские морды!
Русские свиньи! Пердуны! Чухня! Обезьяны! Тунгусы! Пеплы! Кугуты! Срань
сибирская!" - чего только не кричали репродукторы хорошо поставленными
дикторскими голосами.
Националы падали без сознания, затыкали уши, натягивали на головы мешки
и пакеты, задыхались, а эхо разносило по всем окрестностям:
"Жиды-ды-ды-ды-ды-ды..."
"Свиньи-иньи-иньи-иньи-иньи..."
"Говноеды-еды-еды-еды..."
("Не говноеды, а говнодавы! - заорал, вскинув лохматую голову,
стрелец-расстрига с могучей кондиломой в уголке рта. - Говнодавы...
Златоглавы..." И вдруг запел, с подвываниями, густым баритоном:

Там были церкви златогла-а-авы
И ду-уши хрупотней стекла.
Там жизнь моя в расцвете сла-а-авы,
В расцве-ете славы жизнь текла.

Вспененная и золота-ая!
Он го-орек, мутный твой отстой.
И сам себя себе чита-а-а-а-ая,
Версту-у глотаю за верстой!..)

Дубина ты, стрелец, а все равно тебя люблю. Только песня у тебя плохая.
Дерьмо! И не говори, что народная, ни за что не поверю. Не па-а-а-зволю
Народ оскорблять всяким дерьмом! Там в конце не про версты петь надо, а про
бузу. Вот так: бузу-у-у-у глотаю за бу-узо-о-о-ой! Наливай! Всем наливай!
Всем новокаин накапаю. Гулять так гулять! Близится к концу моя веселая