"Алексей Бабий. Скучно в городе Пекине (курортный роман)" - читать интересную книгу автора

- о том, что если рис отварить в четырех водах, сливая сразу, как
закипит, в нем сохраняются всякие полезные свойства;
- о том, что... ну, и так далее.
А я тоже по-честному рассказываю им:
- о том, что зарплата у нас не очень плохая;
- о том, что с продуктами у нас неважно;
- о том, что с одеждой у нас получше;
- о том, что... ну, и так далее.
И более того. Я обнаружил, что у Марьи Ивановны неплохой формы рот,
который ее красит, и красил бы еще больше, если б она его не красила. И что
глаза у Надежды Петровны тревожные и синие. И более того. Я даже запомнил,
как зовут нашу многофронтовую подругу. Ее зовут Эмилия. Дурацкое имя. Но
красивое.


10

Я коллекционирую Люсю. Мы проводим вместе все время, свободное от
процедур. Вообще-то мы предпочитаем шататься по лесу. Но, отдавая дань
традиции, пьем чай из трав в "Марале", под дикие крики Ротару: "Только
этого мало!!!!!" И едим мороженое в "Шоколадке", и шашлыки неизвестного
происхождения на улице, а однажды нас даже занесло в видюшник, где
несравненный Чарльз Бронсон выкосил из кольта и пулемета целую армию ихних
американских урок.
И я коллекционирую Люсю. Коллекционирую ее словечки и привычки ("Да
почему?" "Да разве?"). Она курносая, что, по-моему, для рыжих нетипично.
Глаза у нее большие, настолько большие, что кажется, что она постоянно
чем-то удивлена (иногда я склоняюсь к мысли, что мне это не кажется). Ее
губы постоянно норовят растянуться в улыбке, но удерживаются в
полувопросительном изгибе.
Мы так и не переспали, и уже явно не переспим. Как-то вот все идет в
таком стиле, что секс туда не вписывается. Мы хохмим, и язвим друг над
другом, и играем в флирт, но это никак не флирт. Люсю я близко не
подпускаю. Хотя, может быть, я ее даже и люблю (но очень странною любовью).
А точнее, как раз поэтому. Тем, кто меня любил - трудно позавидовать. Но
стократ хуже пришлось тем, кому я ответил взаимностью.
А разговор без хохмочек у нас был всего один. Мы шли по ореховой аллее, и
рядом гремели разудалые танцы, и я взял Люсю под руку и прибавил шагу.
- А почему ты не любишь танцы? - спросила она.
И так все это сработало - и аллея, и шум танцевальный, и лицо ее, вполне
серьезное - что я сказал чистую правду. Я сказал, что от танцев пахнет
ложью, что эта та же водка, та же работа; и то, и другое, и третье - чтобы
забыться, чтобы не думать. Но водка - это хоть честно, работа - это хоть
полезно. А танцы... Я нечасто чувствую себя одиноким, но на танцах -
всегда. Я ухожу куда-нибудь в поле, мордой в небо - и у-у-у-у-!
- Вот! - сказала Люся. -Точно!
- Э! - сказал я. - Да мы с тобой одной крови - ты и я!
- Похоже на то, что так.- сказала она.
- Ну представь - во время пикника на обочине подпивший таукитянин на спор
принимает облик чьего-нибудь папаши или там голубя. И вводит в заблуждение