"Алексей Бабий. Скучно в городе Пекине (курортный роман)" - читать интересную книгу автора

Увы, я не пишу роман, а кручу его. Или, если уж быть совсем точным, он
меня крутит. И крутит, и крутит, но ничего нового под луной нету. Вот плохо
помню Лермонтова, но у Печорина тоже был курортный роман: не то с Бэлой, не
то с княжной Мэри, не то с обеими сразу. Не помню. Как изучили в каком-то
там классе, так и не дошли руки перечитать. А ведь явно про меня. Лишний
человек, и всякое такое. Чем дело кончилось? Помню, что лошадей загнал.
Значит, скорее всего, нагадил, а потом раскаивался. Ну, это - по нашему.
Это - мы могём.
А если подробнее, то пойду сейчас в библиотеку и посмотрю, чем у нас с
Люсей дело кончится. А чего это вы ухмыляетесь? Ну да, у нас с Люсей. Увы.
Сегодня мы были на Церковке, и отдыхали, сидя на камушке. Тут-то я и пал,
когда она собрала волосы в узел и открыла шею. Я тут же понял, что хочу, и
хочу немедленно. Для меня самое притягательное место в женщине - шея сзади,
эти ложбинки и завитки, уж такой я извращенец. Я почувствовал себя молодым
козлом, я взмемекнул бы и набросился, но с нами была тыдра Люба. Она, может
быть, мое поведение и одобрила бы, но вот что-то я застеснялся...
Но решение принято, и теперь надо дело доводить до конца.
Петро переселился к очередной пассии, комната пуста.
Сегодня вечером танцы, тыдра Люба их ни за что не пропустит. А Люся танцы
не выносит. Как и я. Значит, сегодня вечером мы идем к Круглой новым
маршрутом.
Диспозиция, кажется, ясна...
(К северо-востоку от рэсторана находится туалэт типа сортир, обозначенный
на схэме буквами "мэ" и "жо". В десяти метрах от туалэта - пыхта. Под
пыхтой буду я. Ха-га-га-га-га!)
Эх, были мы когда-то рысаками! И я подтянулся, я ощутил себя охотником,
моя рука не знает промаха, мое копье длинное и твердое, но все же
подкрепите меня вином и освежите яблоками, ибо от любви я уже совсем
изнемог.
...И все было сделано чисто, и я был разговорчив и она мила. Я обошелся
без этих пошлых штук типа ухватывания за талию и похлопывания по заду.
Как-то я этого не переношу. Я пару раз подал ей руку на спуске, и все. Но
было сделано главное: у нас был общий язык, общие тайны, и понимали мы друг
друга с полуслова. ("Не приспособлены вы, кролики, для лазания!"- говорил
я, помогая ей на "катушке". - "Болтать-то вы умеете, Джим. А летать?" -
отвечала она).
Я очень натурально заблудился и пошел не той тропой. А надо сказать, что
в монастыре ровно в одиннадцать запирают все двери. Но в нашем корпусе есть
потайной ход, мне его Петро показал.
Все было сделано чисто: к отбою мы не успели. Что же делать, сказала она,
выход есть, сказал я и, пока она не очухалась, повел, и провел, и оставил
ее устраиваться, а сам пошел до ветру, ибо перед этим делом я привык
сходить до ветру, ну и вообще привести себя в порядок.
Когда я вернулся, она лежала в постели, натянув одеяло до самых глаз. А
вы-то где устроитесь, спросила она. Ну, сказал я улыбнувшись, думаю, что
там же. Что, спросила она изумленно, а потом сообразила. Так для того все и
было затеяно, сказала она, и все было специально, сказала она, а я-то
думала, сказала она, ну и дура же я, сказала она. И заплакала.
Вот это да. Вот это номер. Ни за понюшку табаку покончил с собой
покоритель сердец: помер со смеху.