"Александр Бачило. Пятно " - читать интересную книгу автора

нетерпения и страха.
Ему казалось, что невесомый лист вдруг вспорхнет с ладони и улетит,
втянутый в ненасытную ноздрю унитаза. Левая рука прокралась во внутренний
карман серебристого концертного блейзера и вытянула зеркальце. Некоторое
время Альберт Витальевич бессильно смотрел на трепещущий лист целлофана и
зеркальце, в котором мелькали огненные зигзаги. Лампочка никак не хотела
замереть под потолком и отразиться в зеркальце как следует.
- Нет, не могу, - простонал Щедринский, - просыплю!
Он медленно, боясь вздохнуть, повернулся и с тоской посмотрел на
шпингалет. В одной руке зеркальце, в другой - драгоценный лепесток
целлофана. А чем же дверь открывать? Альберт Витальевич попытался сдвинуть
шпингалет углом зеркальца.
Дверь кабинки неожиданно распахнулась, едва не смахнув порывом ветра
весь порошок. Зеркальце грянулось о кафельный пол и отразило вместо одной
лампочки целый десяток. Щедринский сунул порезанный палец в рот.
- Руки! Руки беречь! - неразборчиво крикнул он неизвестно кому.
Туалет был пуст.
- Наверняка ведь какая-нибудь сволочь припрется... - слабо простонал
Альберт Витальевич.
Но другого выхода у него не было. Другого зеркальца - тоже. Мелкими
инвалидными шажками, с дрожащим клочком целлофана в протянутой руке он
двинулся к стоявшему в углу столику. Столик был не очень чистый, но
лакированный, чем и привлек Щедринского. Выбрав местечко почище, он ссыпал
порошок на столешницу, вынул из кармашка визитную карточку и принялся
формировать дорожку.
- И визитка-то ломаная, - бормотал он раздраженно, но, закончив работу,
снова сунул карточку в кармашек.
Визитка была последняя.
Альберт Витальевич придирчиво осмотрел две ровненьких параллельных
полоски порошка абсолютно одинаковой длины и достал кошелек. Нюхать кокаин
положено через свернутую в трубочку стодолларовую купюру. Это любой
ребенок знает, во всех книгах про это пишут и по телевизору каждый день
показывают. Но стодолларовых купюр у Щедринского давно уже не было.
Пришлось сворачивать отечественный, довольно засаленный червонец,
напоминающий доллары только цветом, да и то отдаленно.
В коридоре простучали шаги.
- Да где ведущий-то?! - в серебряном девичьем голосе слышались нотки
истерики.
Альберт Витальевич торопливо вставил свернутый червонец в нос и
склонился над столиком...

В полутемной и чрезвычайно захламленной студии, больше похожей на склад
такелажного оборудования, был, однако, один уголок, ярко сияющий свежими
красками. Здесь, у фанерной перегородки, оклеенной обоями под кафель,
расположился нарядный кухонный гарнитур, плита без единого пятнышка, полки
с чистой посудой, сверкающие кастрюли и прочие декорации телевизионной
программы "Кушать подано". Съемочная группа, держась в тени,
сосредоточенно смотрела на большой, тщательно освещенный стол, где в
обрамлении листьев салата, петрушки и базилика возлежали свеженарезанные
колбасы. На границе света и тьмы взбешённой львицей металась высокая, но